Сейчас не время писать большую прозу: Дмитрий Быков

Дмитрий Быков — один из самых ярких современных российских авторов: прозаик, поэт, биограф, публицист… В эти дни он, в рядах российской делегации, представляет отечественную словесность на Лондонской книжной ярмарке. Несмотря на такой плотный график, Дмитрий Львович ответил на вопросы «Новостей литературы»: о литературной критике, премиях, «толстых» журналах, школьной программе по литературе и многом другом.

— Как можно, если можно в принципе, охарактеризовать современный литературный процесс: упадок, стагнация, рассвет или как-то иначе?

— Хорошо помню, как начало семидесятых называли на редкость бесплодным временем – только что отобрали у Твардовского «Новый мир», застой царил, самиздат процветал (и тексты там были не лучшие, они казались «подпольными», одноцветными) – и вот вам, пожалуйста, премия «Нос» этого года, присуждаемая за прозу-1973, и перед нами небывалый расцвет: «Сандро из Чегема», «Пикник на обочине», «Нетерпение»… Лет через 20-30 будет понятно, что тут у нас. По-моему, сейчас идет бурный поиск новых тем и мировоззрений, но пока подспудный. В соответствии с типологией российской истории, мы переживаем сейчас закат николаевской вялой реакции, что-то вроде кануна Крымской войны: значит, на очереди, после долгого безрыбья, «Физиология Петербурга». Не очень, правда, понятно, кто сейчас Гоголь: вероятно, Пелевин. Но он здраво рассудил, что писать второй том «Мертвых душ» в России бесперспективно.

— Кто, на Ваш взгляд, недооценен читателями или критикой в современной литературе, а чьи репутации сильно «раздуты»?

— Оценены все, поскольку Интернет предоставил слово даже слишком многим. Иное дело, что есть фигуры «перепиаренные», но тут у каждого свой список. Что до авторов, к которым следовало бы привлечь более пристальное внимание, — назову Александра Кузьменкова из Братска, Оксану Бутузову из Петербурга, Дмитрия Новоселова из Уфы.

— Какие книги, прочитанные за последний год, произвели на Вас наибольшее впечатление?

— Мне понравился роман Алексея Евдокимова «Слава Богу, не убили», жесткий и точный. «Хемингуэй» Максима Чертанова и «Джойс» Алана Кубатиева в ЖЗЛ. Почти гениальный, по-моему, «Плавун» Александра Житинского – любимого моего прозаика, встретившего семидесятилетие изумительной прозой. Дивлюсь интуиции этого человека, снова нащупавшего главный тренд эпохи. И с опозданием прочитанный американский роман Марка Даниэлевского «Дом из листьев» — отличный триллер, до сих пор, увы, не переведенный. Принципиально новый способ строить повествование, сильно повлиявший на многих, в том числе на кинематографистов (думаю, на Вербински, снимавшего американский ремейк «Звонка», Даниэлевский подействовал даже сильней, чем постановщик японского оригинала Хидео Наката). Печально, что второй роман Даниэлевского, «Только революции», оказался уже совершенно нечитабельным – то ли автор заигрался, то ли рехнулся. Подождем третьего, уже анонсированного на осень.

— Как бы Вы могли оценить современное состояние института литературной критики в сегодняшней России? Есть ли критики, чьему мнению Вы доверяете?

— Лев Аннинский. Из молодых – Валерия Жарова, Валерия Пустовая (примерно через раз), из классиков жанра – Алла Латынина. А состояние института – примерно как в сороковые годы XIX века, с Данилкиным в функции Белинского. Не равняю себя с Пушкиным, но могу повторить в его адрес: выдающийся критик, ему бы чуть более обдуманности…

— На Ваш взгляд, какой будет дальнейшая судьба некогда столь авторитетных «толстых» журналов?

— Будут существовать в Интернете, ничего страшного.

— Каково Ваше отношение к результатам последней российской Букеровской премии?

— Она стопроцентно предсказуема. Награждать самый слабый роман в шестерке – давний тренд, это бывало забавно, бывало глупо, но к литературе никакого отношения не имело. Что называется, спасибо за наглядность.

— Насколько серьезно, или же, напротив, скептически, Вы относитесь к отечественным литературным премиям в целом? Интересно знать позицию их неоднократного лауреата.

— Получать премию приятно, но к литературному процессу она, в общем, не имеет отношения. Для меня наиболее престижна премия АБС – приз Стругацких за фантастику. Вообще же ни одна победа в литературном конкурсе не влияет капитальным образом на продажи – тут все зависит только от того, интересен автор читателю или нет. А степень его интересности зависит от его способности попадать в нерв: у Пелевина сравнительно мало литературных премий, но каждой его книги ждут как ответа на все вопросы. И уж точно не зависит от премий мое личное литературное самочувствие: я сам всегда знаю, когда получилось.

— Вы одно время преподавали в Институте журналистики и литературного творчества, не понаслышке знакомы с молодыми авторами. В связи с этим вопрос: на Ваш взгляд, как сегодня начинающему поэту, прозаику «пробиться»? Как сделать литературную карьеру? И что такое литературная карьера сегодня, в Вашем понимании?

-В словосочетании «литературная карьера» нет ничего дурного или оскорбительного. Но пробиваться, на мой взгляд, не надо – тут чем меньше прикладываешь усилий, тем лучше результат. Сегодня, в условиях относительного безрыбья, достаточно одной-двух публикаций, чтобы на тебя обратили внимание (захваливают или бешено ругают – не принципиально; по мне, ругань почетнее – значит, ты кого-то действительно задел). Поэту, думаю, предпочтительнее начинать с устных чтений, со слэма, с коллективных вечеров. Сегодня актуальная поэзия ушла в устную традицию.

— Как Вы относитесь к открытым конкурсам поэзии (таким, как «Золотая строфа», Международный литературный Волошинский конкурс и т.д.)? Имеет ли смысл поэтам участвовать в таких конкурсах?

— Если поэту интересно в них поучаствовать – почему нет? Иное дело, что чаще побеждает тот, кто громче кричит, — но в принципе молодому человеку должна нравиться соревновательность, это дело азартное и увлекательное. Вообще же любые поэтические фестивали ценны как среда – результаты конкурсов, как правило, забываются.

— Какова, всё же, будет судьба проекта «Поэт и гражданин»? Миновала ли угроза закрытия в связи с тем, что готовность принять его у себя выразило «Эхо Москвы»?

— «Эхо», насколько я знаю, не будет основной площадкой проекта, который называется теперь несколько иначе. В принципе мы планируем выкладывать еженедельные выпуски – не знаю, на сколько хватит тем, — с понедельника, 18 апреля.

— Ваша биография Пастернака, вышедшая в серии ЖЗЛ, имела большой успех. Продолжаете ли Вы писать для этого проекта, если да, то кто Ваш новый герой?

— После Пастернака уже был Окуджава, а после него будет Маяковский, но точной даты, как всегда, назвать не могу. Либо осень этого, либо весна будущего года.

— Получит ли продолжение «датский проект», в лице недавно вышедшего «Календаря»?

— А как же. Если АСТ не передумает.

— Как Вы относитесь к школьной программе по литературе? Что бы Вы в нее добавили, что бы убрали? Например, не так давно в школьную программу была введена книга Солженицына Архипелаг ГУЛАГ. На Ваш взгляд, нужно ли в школе изучать подобные произведения?

— Слава Богу, учитель сегодня свободен в выборе текстов. Я могу рекомендовать школьникам что угодно – лишь бы они были готовы к ЕГЭ. Надеюсь, отмена ЕГЭ по гуманитарным дисциплинам – дело ближайшего будущего, а в остальном я даю детям то, что нравится мне самому. Солженицына надо изучать обязательно – он крупнейший прозаик, основатель нескольких школ, да и биографию его детям знать небесполезно.

— Когда и как Вы успеваете делать столько самых разных дел? Где он – неиссякаемый (судя по результатам) источник сил?

— Я очень мало успеваю. Надо бы в разы больше. Придуманы два новых романа, а времени писать их нет – хотя если бы захотелось, время бы нашлось. Проблема в том, что сейчас не время писать большую прозу – страна явно проходит через довольно сильную бифуркацию, а осмысление событий – дело будущего. Так что я сейчас трачу время главным образом на лирику, и вроде бы в ней наконец найден какой-то новый тон: в последний раз такое чувство было в начале нулевых.

Беседовала Вероника Шарова