Колонка автора: Олег Зоберн
Каждую пятницу «Новости литературы» предоставляют слово писателям и поэтам в рубрике «Колонка автора». Сегодня с читателями НЛ — прозаик, лауреат независимой премии «Дебют», редактор книжной серии «Уроки русского» издательства «КоЛибри» — Олег Зоберн.
*
Недаром нищие на центральном базаре в городе Казани уже целую неделю болтают, что в прозаической серии «Уроки русского» вышла книга Дениса Осокина «Овсянки».
Это я, будучи недавно в сердце Татарстана, пустил слух, а нищие его подхватили, создав скромный, но честный пиар на общественных началах.
Затем к ним подключились блоггеры рунета.
Значит, скоро этот информационный повод попадет на страницы бумажной прессы.
Что я могу рассказать об этом еще – как составитель «Уроков русского»? Наверно, надо дать немного сухой информации:
– толщина книги – 624 страницы.
– в серии книга идет под номером 9.
– в этой книге 27 произведений.
Один текст – «Овсянки – раскручен через фильм. Это маленькая повесть, объемом чуть больше авторского листа.
Но остальные 26 вещей не хуже, а некоторые даже интереснее.
Правда, казанские нищие приврали: книга еще не продается.
Хотя тираж отпечатан и едет из тульской типографии в Москву.
В товарном вагоне, в темноте, при температуре +3/+7 и умеренной влажности.
Настоящие фанатики чтения должны возрадоваться.
Видимо, высокая литература по-прежнему остается в какой-то степени «инкубатором» искусства; или, по словам Дениса Осокина, «сферой, где можно вырастить кристалл».
Впрочем, если искусство в чистом виде сегодня – это корректировка потока информации, то интересно было бы взглянуть на Осокина-художника не как на казанского шамана-затворника-буквоеда, а как, допустим, на ведущего цикла телепередач (по федеральному TV в прайм-тайм) про – как сказал один писатель – «чувство сладостного гниения».
Быть/называться писателем здесь и сейчас – так же нелепо, как стреляться с помощью девайсов системы Лепажа. Осокин в этом смысле свободен, ему всё до лампочки: и синтаксис (будь он неладен), и пунктуация (едят ее мухи), и земная (поддающаяся периодизации) мораль.
Осокин пишет свои тексты нановилами на речной воде, по которой проплывают удивительной красоты трупы его врагов.
Осокин не ведает, что творит, но это – эффективно в данных обстоятельствах, это – позволяет отвлечься от анализа информации, это – сложнейшее генерирование интимного полубреда очень высокого уровня.
В издательстве с книгой было много работы, особенно с версткой.
Аннотацию на обложку я попросил написать Дмитрия Кузьмина, и он согласился. В его аннотации ровно 666 знаков (если включить в текст имя и фамилию автора).
Кузьмин публиковал Осокина в своем журнале «Воздух».
Вообще, надо учредить новую жанровую премию – за аннотацию к книге. За высокохудожественную, ёмкую, научно ориентированную аннотацию к непостыдной книге. Премию первого сезона дать Кузьмину, второго – эссеисту/критику Даниле Давыдову.
По сути, все хорошие книги – аннотации к тому, что за гранью.
Презентация книги «Овсянки» должна состояться 26 апреля в московском кафе Билингва, в 7 вечера.
Сегодня нечасто бывает, чтобы книгу ждали. Эту – ждали, спрашивали. Я всю зиму отвечал, что еще вот-вот, едва-едва…
Адекватно прочесть эту книгу – дано не всем. Настолько «густое» письмо, что не прошедший специальную подготовку чувак может не вкуриться в ритм, в архитектонику, в дикие брезжащие пейзажи (равнинные), в сказочные галлюцинации, может не осознать прелесть тайной жизни огородных пугал с ноября по март. Может просто не осилить мифо- и филологический контекст, в котором фольклорист Осокин большой корифей.
К тому же, за плечами этого писателя факультет психологии Варшавского университета.
Осокин не так-то прост.
Мертвая Танюша ездит у него на черном джипе лишь для привлечения публики.
Тексты в книге «сжаты» даже больше, чем в современных русскоязычных рассказах.
По градусу передачи смысла – на одном уровне с поэзией. Но слово «поэзия» звучит применительно к данной книге пошло и неадекватно моменту времени.
Лучше сказать, что эти тексты (если разделить все 27 произведений на группы из одной-трех строк) – тысячи коротких сообщений «оттуда», с той стороны крика апрельской вороны.
Кажется, что печатные знаки у Осокина (и даже непечатные, вплоть до мельчайшей фактуры бумаги) – ноты какой-то упоительно-гибельной макабрической симфонии.
Однако то, что истлело или скоро должно разрушиться – в его текстах – надежно замещается неуязвимой метафизической тканью.
Олег Зоберн
|