Колонка автора: Фёдор Сваровский

ВСТРЕЧИ С НЕПОДГОТОВЛЕННЫМИ ЧИТАТЕЛЯМИ: СЛОВА-МАРКЁРЫ

Любой более-менее востребованный поэт периодически где-то выступает. И в этом опыте публичной деятельности автора всегда большое место занимают его впечатления от общения с неподготовленными читателями. Это, конечно, самое интересное, но и самое угрожающее. Ключевое понятие здесь – слова-маркёры. Именно они определяют отношение неподготовленного читателя к неизвестному автору.

Обычно это случается  в рамках провинциальных литературных мероприятий. На практике это может выглядеть так:  по решению оргкомитета литературного фестиваля города N три московских поэта неожиданно для себя выступают перед ударницами библиотечного труда небольшого города-спутника. Конечно, библиотекарши стихи читали. Но остановились где-то на Пастернаке,  а до Бродского дело вообще не дошло. Может, немного перелистывали Евтушенко, но он не понравился.

Понятное дело, любознательные пожилые женщины не готовы не только к текущим формам современной поэзии,  но и к её содержанию. Ведь раньше все стихи, как им кажется, писались о соловьях, розах, любви и античных богах. А теперь всё больше о печени, пьяницах, об экзотических животных, и, вообще, о конце света. ­­­­

Кроме того, многие авторы пишут сегодня раёшником или верлибром, что никак не облегчает восприятие поэзии. Раньше такого вроде как не было. (Именно «вроде как», потому как, конечно, было, но не отложилось в сознании массового читателя).

Итак, то, что предлагается, непривычно и непонятно. И тогда из этой расплавленной массы слов любительницы поэзии пытаются выловить хоть что-то минимально знакомое. И это знакомое – роковые для автора слова-маркёры.

По своему принципу подобное восприятие похоже на прослушивание английских песен  человеком,  практически  не знающим английского. Love, fire, desire, never, forever, You, Me. Улавливая лишь десяток знакомых слов, слушатель все равно пытается составить представление о целой песне. И составляет. То же самое ожидает современного автора перед аудиторией неподготовленных читателей. Они улавливают отдельные слова и образы, но по ним судят о творчестве автора и его произведениях в целом.

Как-то мы выступали в г. Норильске. Выступавших было четверо. Совершенно разные авторы. Разный возраст. Разная эстетика. Как ни странно больше всего части публики не понравился поэт, отличающийся использованием довольно-таки традиционной лексики и стиля, и вполне, на мой взгляд, не шокирующий среднестатистические вкусы.  Причем поэт этот писал о близким всем вещах, в том числе часто упоминал различных животных, особенно кошек. Как такое может не понравиться? Но нет. После чтений на следующий день были обсуждения. Местная интеллигенция, представленная по большей части учительницами литературы, возмутилась. Почему в стихах этого автора звучит слово таракан?  Автор был обескуражен. Я тоже. Учительницы объяснились: таракан является мерзким насекомым, неприятным во всех отношениях, и в стихах упоминаться не должен. Это и было то самое слово-маркёр, которое выловили неподготовленные читатели. Именно это слово сформировало отношение к поэту значительной части данной аудитории. Поэт — тараканщик. Всё. Вопрос решённый. Могу предположить, что поэзию этого автора они не расслышали, и большую часть прочитанного не поняли, но таракан точно задел какие-то нервные окончания. При этом я, например, читал стихи про роботов и мертвецов. Достаточно обескураживающая  тематика, но тараканов там не было. Не прозвучало слово-маркёр. И нормально, оказывается.

Как я выяснил впоследствии, всегда именно так и выходит.

В небольшом городке на берегу Балтийского моря выступало четыре московских поэта.

Большая часть аудитории состояла из пожилых женщин-бухгалтеров. Ни один из авторов не был похож на другого. Двоим за пятьдесят и стихи —  традиционная силлаботоника. Двоим около сорока – верлибр и раёшник. Поэтика у всех разная.  Читали около получаса. Все внимательно слушали. После чтений встала женщина: «То, что я услышала, напоминает  холодный голос незнакомого человека». И это при том, что как минимум двое — нежнейшие авторы, и никто не использует никакой негативной лексики. Потом встала другая : «В этих стихах я увидела невероятное количество мрака».

Сидевший в заднем ряду женский товарищ, а точнее жена, мне потом пояснил: «Это всё потому что в последнем стихотворении ты вещал про смерть, самоубийство. Тётеньки услышали и огорчились».

В этом стихотворении были такие слова —

«к счастью, посол

туда не пошел

и теперь всё ещё живой

как хорошо

потому что, это был новый посол

добрый, весёлый

прежний был депрессивным

при нем семь сотрудников

покончили за год с собой»

Ага – понятие маркёр — самоубийство.  Я всем испортил удовольствие.

Хотя не всем. Когда мы выходили из зала, ко мне подошла женщина, пожала руку и сказала: «У Вас в стихотворении упоминался посёлок Насосный (известный старый нефтяной центр рядом с Баку – Ф.С.). Я оттуда родом. Спасибо за Насосный». Та же история.

Из всех авторов бухгалтерам понравился лишь один. Под конец своего выступления  он прочел стихотворение о сборе грибов, о том, как герой выискивает грибы и сомневается – то ли лист, то ли гриб. После выступления он сорвал овацию. Сбор грибов, все-таки, никому не чужд. Хорошее, милое всякому сердцу дело.

Итак, друзья поэты, выступая перед неподготовленной публикой, будьте осторожны – выбирайте слова-маркёры. Никаких тараканов, убийств и самоубийств, никаких физиологических отправлений. Иначе станете поэтами – самоубийцами-тараканщиками.

К слову сказать, моя первая книжка называлась «Все хотят быть роботами». Вот теперь  все и говорят: «Сваровский, который пишет о роботах». Хотя о роботах я писал совсем немного, и было это шесть лет назад.

Федор Сваровский