Колонка автора: Евгения Риц
Иногда разность мнений оборачивается суммой. Так, ответственный секретарь премии «Дебют» Виталий Пуханов, сообщающий об изменении регламента премии, и Станислав Львовский, относящийся к изменению верхней границы «дебютного» возраста с 25-ти лет на 35 не без скептицизма, оказываются отнюдь не совсем уж непримиримыми оппонентами. Станислав Львовский считает, что если для номинации «Проза» это решение можно счесть осмысленным, то в отношении поэзии многое оказывается странным, непонятным, сулящим замешательства и неожиданности. Виталий Пуханов говорит, что новый регламент обратит внимание заграничных издателей на наших молодых авторов. То есть и здесь, кажется (не исключено, впрочем, что кажется только мне), неявно, но всё же делается акцент на прозу – понятно, что в любой стране в качестве переводной, как картинка, литературы в первую очередь оказываются востребованы отнюдь не стихи (и в качестве, заметим в очередных скобках, непереводной, как лубок, намертво приклеенный к сундучку простушки-горничной, как заплатка, нашитая на живую, как сам разверстый алый зев под этой заплаткой – тоже).
Но нам-то важны именно стихи.
«Нам» — то бишь моей уже упоминавшейся здесь френдленте, лирнейски-многоголосой, состоящей большей частью из поэтов, меньшей же – из сочувствующих. Половина знакомых бесхитростно радуется, что азартная погоня за птичкой кончится ещё не скоро, половина сетует – молодых обошли, ничего-то им («нам») теперь не достанется, тридцатилетние старички затопчут, а самим-то вечно двадцать будет, ещё одна половина просто констатирует факт неожиданно пролонгированной молодости.
За первых просто радуешься, за вторых – тоже радуешься: через 10 лет они так думать не будут. А на реплику, что эдак и Пушкину могли «Дебют» дать, только и заметишь – отчего бы и не дать, трагедия-то как раз в том, что Пушкин умер – молодым. И Данте – вполне себе дебютант срединного пути.
Третья половина, как всегда, оказывается, самой интересной. Потому что здесь кончается премиальный сюжет, и начинается внелитературный. Нет, как раз литературный сюжет и начинается.
Как-то давно с друзьями говорили, что на самом деле у человека нет возраста. Пол – есть, а возраста – нет. И я про себя подумала, что всё совсем наоборот: это пола нет, местоимение первого лица единственного числа по родам не меняется. А возраст, циферка, напротив, постоянно меняется и оттого не даёт себя забыть. Но от того, что все мы, собравшиеся, кружили, точно дервиши, безумные мевляны, вдоль болезненного рубежа третьего десятка, предпочла своё открытие держать при себе.
Всякая история взросления – лишь напоминание о быстротечности времени и неотвратимо приближающейся смерти. Роман воспитания оборачивается очередным экклезиастом. И оттого, увы, не глянец и не романтизм тому виной, что молодость для нас – ценность, и нам её – жалко. Все контрагументы – наркоз, самогипноз, позолота, которая сотрётся. Свиная кожа – останется.
Так, красивой женщине не обязательно быть молодой,
А достаточно просто ехать домой с работы
И, не слыша колёс сравнительно скользкие обороты,
Изредка ногтем поскрёбывать о ладонь.
Да, у неё не такая уж искренняя походка,
Но ведь сейчас она, собственно, никуда не идёт;
В транспорте душно, у неё растеклась подводка,
И это как-то по-новому ей идёт.
Шесть часов, но лето, и пока ещё не темнеет,
И так жарко, что впору открыть окно,
Люди входят, и всё становится безотчётливее и теснее,
Так, как будто бы стало совсем темно.
В горле сухо, суетно и неловко,
Чьи-то спины в потоках потного серебра,
Так безудержно хочется кашлять, но это её остановка –
И она останавливает себя.
В моей жизни и в жизни большинства моих знакомых верхняя граница «Дебюта» стала метафорической отметкой – «отсюда кончается молодость». Не может участвовать в «Дебюте», следовательно, уже не молод. Теперь нам эту молодость возвратили. Кому, как мне, на год, после того, как 9 лет в старушках проходила, а кто-то и лет 7 этой второй – вторичной – молодости – успел ухватить.
И мне вот невыносимо грустно. Как повторяющийся сон – любимый, родной человек, который уже умер, возвращается и живёт. И вместо радости чувствуешь пустоту и новый страх потери и думаешь, что лучше бы не возвращался, чем дважды хоронить. И тут – то же самое.
И вернули – не всю молодость, а только этот последний год. Прощание без радости обретения. И завидуешь тем, кто успел проскочить этот подарок. Вот человек шутливо сетует на свою двойную неудачливость, а я ему – почти всерьёз завидую. И за Димку рада – по той же причине.
Стареем на глазах. Уже на полдень старше.
На половину вечера, на семь страниц из книги,
Которая вот тут же на диване –
Лишь взялись за неё, но стали старше.
Стареем на глазах предметов быта.
Они – что взять с них – медленней стареют.
Или стараются не попадаться на глаза –
Лишь только из-за нас они стареют.
Как хочется, однако, быть предметом быта,
Который год уже пылится за диваном,
Или какой-нибудь неинтересной книгой
Под гладким типографским целлофаном.
А я в самом первом «Дебюте», когда мне было 23 года, участвовать не стала в основном по причине, опять же, престарелости. Подумала – пусть возраст подходит, но на излёте, неудобно уже, институт закончила, взрослая. Это для юных, которые ещё учатся. Так в 6-7-8 лет отказывалась в парке с горки кататься. Неприлично такой большой девочке. Через год думала: «Вот дура, в прошлом году могла кататься. А в этом – никак нельзя». В 9 лет отказывалась по той же самой причине, но уже и правда не хотелось. Такая, блин, вечная молодость.
Душа моя очнулась и болит
И, как ребенок, в грудь мою уткнулась.
А что болит — она не говорит,
Мы никогда не поминаем юность!
Всю ночь ее качаю, чуть дыша.
Забудь меня, усни, моя душа.
Евгения Риц
|
|
