Евгения Вежлян: Критик может быть свободным, но неангажированным. Обзор прессы за неделю

На минувшей неделе газеты присматривались к «летнему чтению», беседовали с критиком и поэтом Евгенией Вежлян и выпустившим книгу «Избранное» певцом Александром Градским; рецензировали новые книги: биографию известного рокера «Том Йорк в Radiohead и соло», сборник современной отечественной прозы «Десятка»; вспоминали о рождении Теккерея и смерти Лермонтова; как обычно, выбирали заметные новинки недели.

«Коммерсантъ Weekend» в номере от 22 июля сезонным образом размышляет над «летним чтением». «Милые слова «летнее чтение» — это вежливый эвфемизм чтения легкого, иногда даже бездумного. Почему-то считается, что летом читаешь исключительно на пляже и в самолете, хотя на пляже читать почти невозможно, а в самолете почти все уже смотрят, упершись в ноутбук, кино. На даче же и даже лежа в гамаке прочесть можно книгу любого уровня серьезности, не говоря уж о том, что совсем немногим счастливчикам удается перелечь в этот гамак надолго. Так что это, скорее, такая подмена действительного желательным. Потому что и вправду хочется, чтобы летом было в меру жарко и увеселительно — пусть тоже в меру. И какие-то лишние мысли в голове, или наоборот — некоторое вообще мыслей отсутствие. Такому прекрасному состоянию души наш список, признаем, соответствует не полностью. Там есть экономические и филологические исследования, публицистика почти столетней давности и военные воспоминания. Но все же все эти тексты объединяет некоторая легкомысленность. Не писательская, конечно, а читательская. Не обязательная, конечно, а возможная», пишет газета. В списке, по версии «Ъ» — «Вильнюс» Томаса Венцловы (Изд. Ивана Лимбаха ), «Триптих» Саши Соколова (ОГИ), «Записные книжки» Вагрича Бахчаняна (НЛО), «Миры и антимиры Владимира Набокова»  Дональда Бартона Джонсона («Симпозиум»), «Уборка в доме Набокова» Лесли Дэниелс («Азбука»), «Три чашки чая» Грега Мортенсона и Дэвида Оливера Релина и другие новинки.

Приложение к «Независимой газете» «НГ-Exlibris» в выпуске от 21 июля публикует интервью с литературным критиком, поэтом Евгений Вежлян. «Поэзия и критика – честная и талантливая, а именно таковой, по моему мнению, должна быть поэзия и критика – возможно ли такое? Или это означает – создать камень, который поднять не в силах?», задает вопросы газета. «Сегодняшняя литературная общественность глубоко ангажированна. Любое мнение, направленное на критику «хозяев», просто играет против тебя. Мои друзья – молодые критики, только вступающие в литературу, – ощущают это в полной мере, зрелые – уже научились действовать с учетом этих фактов. Так как же критику ориентироваться в имеющейся литературной ситуации и насколько эта ситуация должна быть им учтена?». «Я считаю, что в определенной степени эта групповая ангажированность, безусловно, имеет место быть, подчеркиваю: в определенной степени. Но она все-таки не является для человека, который умеет думать, основополагающей. Не она задает критерии оценки и набор тех объектов, которые я анализирую. То есть мне кажется, что критик может быть свободным и суждение его может быть – нельзя сказать объективным или беспристрастным, но неангажированным. Но только в том случае, если он хорошо осознает свою собственную позицию, умеет ее обосновывать, теоретически подкован, великолепно знает существующий контекст, ориентируется в нем и не позволяет себе высказываний «от репутаций» ни в одном из смыслов, которые можно придать этому выражению. То есть не позволяет себе ни «геростратовых» высказываний вроде: ах, это, значит, авторитетный автор, дам-ка я ему по морде, как делают некоторые известные нам критики с очень плохой репутацией – в силу своей глупости, а не в силу беспристрастности. И в то же время критик не позволяет себе исходить из готового и сложившегося понимания творчества данного автора, из всеобщего к нему почтения, у него должна быть своя голова на плечах – при том что он это понимание обязательно должен учитывать в своем высказывании и сориентироваться относительно него. Сориентироваться – не в плане его полного отрицания или полного приятия, а в плане того, что он, критик, думает об этом тексте. Суждение критика прежде всего должно облегчать понимание; критик должен понимать те основания, из которых исходит данный автор, и сравнить их с собственными. А уже потом – выносить суждение, если это необходимо (что нужно, подчеркиваю, не всегда)», цитирует газета слова литературного критика. «В последнее время часто приходится слышать, что институт критики сейчас нивелирован, а ниша фактически не занята. Однако критики, по моим наблюдениям, довольно много, и профессиональной – в том числе. Как вы думаете, с чем связаны подобные мнения?», спрашивает «НГ-Exlibris». «Обычно такие суждения высказывают те, кто как следует не разобрался в предмете. Когда говорят, что у нас нет современной поэзии, значит, человек как минимум не посмотрел «Журнальный Зал». Надо понимать, какую модель критики данный человек подразумевает – может «не быть» критики в каком-то определенном понимании – например, в том смысле, в каком она имела место в середине XIX века, – а другая ее модификация у нас имеется. На мой взгляд, нельзя говорить о несуществовании чего-то только по причине личной антипатии к предмету… У критиков моего поколения – два основных модуса критического высказывания: некое короткое высказывание в периодической печати о книге и собственно критика, но скорее аналитическая, приближенная к литературоведению: многие считают, что такой критики вовсе не должно быть, я этой точки зрения не разделяю. К старой модели критики возвращается некоторая часть критиков двадцатилетних. Как это оценивать? Я думаю, просто принять как факт, связанный с общей картиной литературного поля, где в 2000-е годы наблюдалось возвращение консервативных тенденций и традиционных форм», говорит Евгения Вежлян.

Знаменитый певец Александр Градский выпустил свою первую книгу «Избранное», и по этому поводу интервью с автором публикует «Российская газета» в номере от 21 июля. «Причина того, что я решил выпустить книгу, была проста. В Интернет, куда стекается вся информация, люди, интересующиеся мной, выкладывали мои стихи так, как они их услышали по радио, с пластинок или по ТВ. Например, определенное словосочетание им показалось правильным, и они выкладывали его в Сеть. С помощью своих знакомых, время от времени, я узнавал, как были услышаны те или иные строчки. По Сети стало гулять слишком много разных моих текстов, не всегда верно «услышанных». Кроме того, за много лет я что-то менял в своих песнях — что-то чистил, выбрасывал, к определенным вещам у меня менялось со временем отношение. Поэтому возникла мысль — зафиксировать на бумаге и издать то, что было написано на самом деле. Инвесторов, спонсоров и меценатов у меня никогда не было, и я сам часто от этого уходил — не хотел никому быть обязанным. Издание пластинок, а тем более книги стихов — сегодня не способ заработка. Это понятно — «скачивание» на очень высоком уровне, так что издательски заработать невозможно. Оставалось сделать книгу в тех правилах, в которых я делал до этого пластинки и компакт-диски, то есть красивой и дорогой… Но чтобы цена себя оправдывала, была придумка побороться с пиратством. Пираты обычно делают выборку: например, 25-30 лучших песен исполнителя. Я много раз видел подобные мои наборы, где «стырены» и «выдернуты» мои песни из разных пластинок. И я подумал, что и сам могу это сделать и собрать те песни, которые в разных пластинках людям больше нравятся (по моему мнению)», приводит газета слова Градского. «У вас не было идеи написать мемуары? Потому что когда я узнала, что вы выпускаете книгу, в которой будет проза, подумала, что это будут рассказы в жанре воспоминаний?», задает вопрос «РГ». «Если вдруг со мной что-нибудь случится и я не смогу быть певцом или музыкантом, тогда, видимо, сделаюсь литератором. Потому что совмещать эти занятия невозможно. И что еще важно — многие композиторские вещи я придумываю в соответствии с тем, как я это буду петь. Если я не буду петь — у меня по каким-то причинам исчезнет голос, тогда вряд ли я стану писать и инструментальную музыку, хотя кто знает… Но если бы я начал писать, то писал бы совершенно не свои воспоминания. Просто прозу. И уже тем более не про себя… Писать художественную прозу — это занятие было бы самым легким для человека, который не может петь и не имеет желания сочинять музыку».

Продолжая тему литературы в связи с музыкой: в издательстве «Амфора» вышла книга британского журналиста Томаса Бейкера о лидере Radiohead, о чем сообщают «Известия» в номере от 12 июля. «Первая переводная биография Тома Йорка, одного из самых ярких представителей современной рок-музыки, производит странное впечатление. Опус британского журналиста Томаса Бейкера «Том Йорк в Radiohead и соло» — это нечто среднее между психологическим этюдом и занудным музыковедческим описанием. Он вполне уместен в качестве учебного пособия, но вряд ли способен претендовать на роль занимательного рок-чтива. Cо времени выхода в свет альбома Pablo Honey и по сей день Radiohead остается одним из самых непредсказуемых коллективов в мире. Только можно ли объяснить это одной лишь социофобией лидера, частыми сменами продюсеров и желанием уйти от навязанных стандартов? Очевидно, что автором книги двигало желание разобраться, как «ребенок, воспитанный жизнью за шкафом», превратился в одну из самых харизматичных звезд современной рок-музыки. Вот только трудности  перевода на русский или подход автора к теме свели сей труд к долгому перечислению фактов из жизни Radiohead.  Продраться сквозь эти дебри cмогут только истовые фаны Йорка, которых в десятки раз больше, чем экземпляров данной книги. И для которых даже такое сухое повествование, вероятно, подобно манне небесной. Другое дело, что значительная часть любителей группы — продвинутые пользователи интернета, и все интересующие факты получили задолго до того, как Radiohead выдвинули свою новаторскую интерактивную идею распространения музыки через сеть по схеме «плати, если хочешь»… Впрочем, писать биографию действующей творческой единицы — занятие неблагодарное. На момент выхода книги последний альбом Radiohead — The King Of Limbs — еще не увидел свет. Реакция на него могла бы добавить еще с десяток страниц познавательного и дотошного анализа, объясняющего все, кроме одного — кто же такой этот парень, вставший во главе одного из самых ярких проектов рок-музыки на стыке веков», пишет газета.

Рецензию на сборник «Десятка», недавно вышедший в Ad Marginem, публикуют «Ведомости» в номере от 14 июля. «Сборник «Десятка» подан Захаром Прилепиным как «повод для ревизии достижений отечественной литературы за последние десять лет… Достижение это или нет, но сборник удивляет какой-то поразительной однородностью. Вроде бы до «Десятки» были довольно разные авторы, а все вместе оказались — выстроились, словно доски в заборе, без зазоров и щелей. Никакого эстетического разноголосья. Даже трудно вспомнить, когда еще в нашей литературе встречалась подобная сплоченность рядов. Пожалуй, последним схожим примером были популярные сочинительницы детективных романов, которые с удовольствием вместе фотографировались, сами назначали себя «королевами» жанра и действительно в том же составе фигурировали в рейтингах продаж. Был еще, как раз лет десять назад, сборник «лауреатов литературных премий», форматом и оформлением очень напоминавший коробку шоколадных конфет, — но там, под «крышкой», все же слышалось какое-то движение, каждый из «лауреатов» тянул оберточное одеяло на себя. Из «Десятки» поначалу выделяется Сергей Самсонов. Его повесть самая длинная и самая трудночитаемая. Писатель безошибочно выбирает сюжет, «матч смерти» в Киеве 1942 года, украинские футболисты играют с фашистами. Вроде бы сходится все верно: и героическая попытка сопротивления, и футбол как универсальный символ понятного во все времена зрелища. Самсонов пишет очень избыточно, он накручивает эпитеты и сравнения, словно пытается оживить те же чувства, которые вызывала военная проза в читателях прошлых поколений. Он честно шаманит словами, но, увы, никак не может достичь желаемого эффекта. Вскоре, однако, выясняется, что и футбольная команда — не совсем подходящий образ для «Десятки», хотя авторы сборника всячески и обыгрывают мотив физической силы как творческой состоятельности. «Дачный», как всегда автобиографичный, рассказ Сергея Шаргунова еще культивирует ощущение неопределенности, когда непонятно, что из твоего окружения таит благо и радость, а что — опасность и смерть. Но дальше уже идет гораздо более конкретный разговор «за жизнь». Захар Прилепин вновь, как и в сборнике «Грех», романтизирует деревенские «пацанские разборки», продолжая тщательно выписывать начатое там сочинение «Мое босоногое детство». Герман Садулаев рассказывает о правилах поведения на войне, Михаил Елизаров в трэш-фантазии «Госпиталь» призывает бросить все и любоваться бессмысленной жестокостью дедовщины. Андрей Рубанов воображает себя Хантером Томпсоном, объясняя молодому поколению, как научиться «кайфовать» в следственной тюрьме, «где бьют сапогами за любую попытку впасть в неофициальное состояние». Дмитрий Данилов учит тому же, правда на свободе, где с«неофициальным состоянием» тоже не все так просто. Несколько в стороне от всей этой литературной «распальцовки» оказываются два рассказа Романа Сенчина. Писатель лаконичен как никогда, он ведет читателя от слез к нервному смеху, от страшной трагедии, гибели маленькой семьи, — к городской зарисовке о напуганных кризисом рекламщиках. Его роль в этом сборнике напоминает старое интервью группы Spice Girls, когда на просьбу спеть все дружно указали на одну: мол, «спеть — это к ней»».

«Двести лет назад родился Уильям Мейкпис Теккерей», сообщает литературный критик Андрей Немзер в «Московских новостях» от 18 июля. «Как и подобает профессионалу, Теккерей писал много. Читали его увлеченно не только в англоязычном мире — русские версии появлялись с завидной оперативностью. Публика приязненно встречала новые сочинения, но ни одно из них не встало вровень со смешной и безнадежной историей, что была разыграна на ярмарке тщеславия великолепными куклами, почти не отличимыми от зрителей, радующихся переменам декораций, световым и шумовым эффектам, изгибам сюжета, колючим (и в самых слезных пунктах) комментариям рассказчика и изобильному ассортименту всевозможных «чувствований»… Предлагается важный вопрос: какой русский роман вырос на последовательном переосмыслении основных мотивов «Ярмарки тщеславия» при явной ориентации на композиционные принципы Теккерея? Ключевые слова: величие, история, Наполеон, неожиданная неверность, пение, семья, случай, смерть «героя», тайная любовь, фатализм… Догадались? Ага, тот самый, что мог быть назван «Все хорошо, что хорошо кончается»».

А в номере от 22 июля статья Немзера также приурочена к дате, но печальной: к 170-летию гибели Лермонтова. «Князь Вяземский мрачно шутил — через несколько лет Герцен выстроит мартиролог русских поэтов с истовой и заразительной страстью. Общество хорошо усвоило: российская власть всегда враждебна поэзии. Разве не об этом говорил Лермонтов, оплакивая Пушкина? Разве не за эту раскаленную инвективу автор «Смерти поэта» был сослан на Кавказ? (Где пробыл полгода — отнюдь не под пулями горцев. Но деталями, противоречащими идее, лучше пренебречь.) Разве не отправили его в «жаркую Сибирь» снова? (После двух лет столичной жизни, полнящейся светскими и литературными победами. За поступок, подразумевающий куда более суровое наказание, чем перевод из гвардии в армейский полк тем же чином. Дуэль была только предлогом? Как можно вообще карать поэта? Почему, если уж так о законности власть пеклась, не сунули его в тихий гарнизон, квартирующий во глубине России? Дуэль была дуэлью, Лермонтов — офицером, а Николай I — русским царем, уважавшим законы своей империи, и военным человеком, справедливо полагавшим, что перевод в какой-нибудь Тамбов был бы воспринят осужденным как чудовищное унижение.) Разве не выпихивала власть Лермонтова из Петербурга весной 1841 года? (Ну, просрочил отпуск. Всего-то на полтора месяца!) Разве не требовал император, чтобы Лермонтов находился при своем полку? (Конечно, это цинизм и кровожадность, а не установка на соблюдение воинской дисциплины.) Что не помешало поэту, прибыв на Кавказ, тут же получить дозволение лечиться минеральными водами. Разрешили, знамо дело, по указке Петербурга (прямо противоречащей директиве государя о местопребывании поручика Тенгинского полка!) — дабы сплести заговор, натравить на поэта его однокашника, спровоцировать противозаконную дуэль — в твердой уверенности, что поэт непременно даст промах, а Мартынов не оплошает. (Издевательские шуточки Лермонтов, конечно, отпускал постоянно. И правильно делал! Ведь Мартынов был комическим закомплексованным персонажем! И, похоже, настолько тупым, что без подсказок таинственных агентов Петербурга сам бы обидеться не смекнул.) Вот и погиб поэт… Гений не имеет права так обращаться со своей жизнью и своим даром? Да он так и не хотел. Было ему двадцать шесть лет. Пушкин в этом возрасте не только дописывал «Бориса Годунова», но и готовился к не сулящему и намека на благой исход поединку с Толстым-Американцем. Там обошлось. Здесь — нет. Вечно печальная дуэль».

 «Актриса Ингеборга Дапкунайте посетила столицу, чтобы принять участие в перформансе на арт-чаепитии 5PM. Tea of Art, которое прошло в Государственной галерее на Солянке. Перформанс представлял собой чтение отрывков из произведений английской классической литературы, посвященных чаепитию, под умиротворяющую лютневую музыку в исполнении Аси Гречищевой», сообщает «НГ-Exlibris» в выпуске от 21 июля. «Надо отдать должное английским классикам – у них отличное чувство юмора! И легкий прибалтийский акцент Ингеборги придавал текстам особую изысканность и очарование. Всех желающих угощали чаем, и первый же отрывок из «Посмертных записок Пиквикского клуба» Чарлза Диккенса оказался очень в тему: « – Сэмми! – прошептал мистер Уэллер. – Если кое-кого из этих людей не придется лечить завтра от водянки, я не отец тебе, помяни мое слово. Вот эта старая леди рядом со мной хочет утопиться в чае». В ходе беседы Ингеборга призналась, что отрывки отобрал для чтения Федор Павлов-Андреевич, директор галереи. «Это все его», – добавила Ингеборга. «Жаль, что ты не прочла отрывок из моего произведения под названием «Улисс», – парировал Федор… На вопрос: «Что бы хотелось самой прочитать зрителям из литературы?» – Ингеборга призналась, что она хотела бы прочесть некоторые отрывки из книги, которую купила случайно, – «Речи, которые потрясли мир». Эта книга удивила актрису, и она не сомневается, что и зрителям пришлись бы по душе речи Мартина Лютера Кинга, Джона Кеннеди и других выдающихся личностей».

Пять книг недели, по версии «НГ-Exlibris», на сей раз следующие: Юрий Арабов, «Орлеан» (М.: АСТ, Астрель, 2011); «Обретенный голос: Сборник стихотворений» (М.: Юность, 2011); Ольга Брагина, «Аппликации: Поэзия» (Днепропетровск: Лира, 2011); Антон Сорокин. Тридцать три скандала Колчаку (с приложением Манифеста Антона Сорокина) (СПб.: Красный матрос, 2011); Сёрен Кьеркегор, «Или – или. Фрагмент из жизни: в 2 ч./ Пер. с дат. Н.Исаевой и С.Исаева» (СПб.: Русская христианская гуманитарная академия, 2011).

Вероника Шарова