Бернхард Шлинк. Чтец. Азбука, 2009

Бывает и так: седина в бороду, муза – в голову. Бернхард Шлинк – обладатель докторской диссертации, университетский профессор, эксперт по государственному праву – в конце 1980-х, будучи солидным мужчиной «к пятидесяти», подался в авторы детективных книг. Впрочем, славу новоявленному писателю принесли не они, а роман «Чтец», который появился ровно через 50 лет после окончания Второй мировой войны, и стал чуть ли не самой успешной немецкой книгой последних десятилетий. Роман переведён на тридцать девять языков мира, побывал в списках бестселлеров даже в США, количество его чтецов исчисляется миллионами, а полученные им литературные премии — десятками. «Чтец» быстро ворвался в учебную программу немецких гимназий и стал популярной отправной точкой для экзаменационных сочинений.

Начинается роман, можно сказать, с запретного плода – короткой истории любви 15-летнего Михаэля и 36-летней Ханны. Затем годы спустя Михаэль, студент юридического факультета университета, оказывается в зале суда, где слушается дело нацистских преступников, среди которых он обнаруживает Ханну – бывшую надзирательницу в одном из концлагерей. Наконец, преодолев ещё больший временной отрезок, роман подходит к определённому подведению итогов – срок заключения Ханны заканчивается, жизнь Михаэля переваливает за половину… И на протяжении всего повествования Михаэль читает Ханне книги, сначала на их тайных свиданиях, потом, наговаривая текст на магнитофонную кассету, посылкой переправляемую в тюремную камеру.

Конечно, несмотря на мелодраматический потенциал, суть этого произведения, написанного, кстати, без особых внешних эффектов, составляют не срифмованные «любовь — кровь». А, пожалуй, любовь и кровь – без всяких романтических кавычек, – вступившие в острые конфликтные отношения в жизни представителей немецкого «второго поколения» (родившиеся в конце войны или в первые послевоенные годы). Тогда все эти мучительные формулировки «где же вы были, когда…», приводили к не менее мучительным поискам решений: осудить, простить, понять? Тогда «споры о национал-социализме были не столько причиной, сколько выражением конфликта поколений».

Шлинк проделал внешне очень простую художественную операцию – соединил в единый образ Родину и любимую женщину («Мои страдания от любви к Ханне в определённой мере повторили судьбу моего поколения, были немецкой судьбой, которой я не мог избежать и которой мне не удалось перехитрить, как это сделали другие»). Указал на преступление, задумался о наказании, но книгу написал о ещё более тонких материях. В ней — тоска по утерянному и невозможному, печаль и поиски ответов на очень непростые вопросы.

«Почему самые прекрасные события теряют задним числом свою прелесть, когда обнаруживается их подноготная?» Почему «счастье состоит не только из некоего события, но и из обещаний, которые так и остались неисполненными?» Можно ли судить людей на основании закона, которого не было на тот момент, когда те совершали свой поступок? Или нравственность выше закона? «Может, разрыв с родителями был лишь своего рода риторикой, шумом, криком, который должен заглушить догадку, что любовь к родителям необратимо связана с причастностью к их вине?» Верно ли суждение: «Ничем нельзя оправдать, когда кто-то решает за других, что для них хорошо или плохо»? И если «человек сознательно губит себя, а ты можешь его спасти, — стал бы ты его спасать?» Наконец, вопрос Ханны к судье, вопрос человека, оказавшегося перед выбором, который никак не увенчать безболезненным решением: «А что бы вы сделали на моём месте?»

Вопросы без четко прописанных где-либо ответов. Вопросы для каждого.

 «Чтец» выходил в переводе на русский язык задолго до конца 2000-х, но остался практически незамеченным. Словно у нас и не было ничего похожего на немецкое «второе поколение», на проблемы объединения Германии после падения Стены или маккартизма в Штатах. И только после премьеры одноименного фильма британского режиссёра Стивена Долдри с Кейт Уинслет и Рэйфом Файнсом в главных ролях, Бернхард Шлинк проснулся в России знаменитым! Чем не повод для нас сформулировать ещё один то ли вечный, то ли злободневный вопрос?!

Павел Тимошинов