Герман Садулаев. Шалинский рейд. Ad marginem, 2010
В 2006 году в издательстве «Ультра. Культура», возглавляемом Ильей Кормильцевым, вышла книга, от которой до этого уже отказались многие. Кормильцев придумал ей название — «Я — чеченец». Это был сборник рассказов Германа Садулаева, чеченца, собственно говоря, наполовину (его мать — терская казачка). С тех пор писательский рейтинг Садулаева только рос: романы (самый известный – «Таблетка»), премии, интервью, перепалка с Рамзаном Кадыровым и его окружением… «Шалинский рейд» писался года три: с паузами, вместившими в себя два других романа. Получилась история, написанная от первого лица. Про чеченские войну и мир.
Автобиография? Конечно, не в буквальном смысле: «Я собирал материал. Опрашивал очевидцев, брал интервью у значительных персон того периода, изучал прессу, мемуары, документы — всё, что было доступно. Это очень сложно — воссоздать даже один день в истории, который был, казалось бы, не очень давно! Практически все источники противоречат друг другу! Представляете? Всего несколько лет прошло, а все рассказывают об одном и том же событии как о совершенно разных! Все перепуталось, где правда? Потом я оставил безнадежные попытки быть абсолютно достоверным и историчным. Позволил себе писать так, как я сам всё это видел».
Главный герой «Шалинского рейда» — скорее повести, не романа — Тамерлан Магомадов, полукровка, получивший юридическое образование в Питере, возвращается на родину предков в период между двумя чеченскими войнами. Далее – жизнь, какой её увидел Тамерлан – alter ego реального автора текста (Садулаев: «Это, конечно, тоже я, но не такой, каким я стал, а такой, каким я мог бы стать»). И вся эта жизнь состоит из множества болевых точек. А болевые точки преобразуются рассказчиком то в горечь фатализма, то в памфлеты, то в ностальгическую лирику.
Достаётся здесь на орехи: оружию («Оружие делает человека господином над другими людьми и оружие делает человека своим рабом»), армии («Сама суть армии отрицает человечность»), войне («Когда мир встанет с головы на ноги, мы перестанем гордиться, нам станет стыдно… что мы были на войне»), политике новообразованной страны («Никакой Ичкерии не было»), самой истории («У этой войны не было истории. У неё было телевидение»). Рядом — печаль по ушедшему миру: от детских воспоминаний до «ещё раз про любовь». Резюме, пожалуй, таково: «Преступления против человечности не имеют срока давности». Сказано про всех преступников – с любыми опознавательными знаками.
Садулаев — публицист не из последних. Страстный и недурно формулирующий. Только вот этот публицист быстро кладёт на лопатки Тамерлана Магомадова, который всё непонятно к кому обращается: то к доктору, то к гражданину следователю, то к господину адвокату. Зато его «внешний голос» адресатом числит весь мир и напоминает проповедника, выступающего на одной из FM-радиостанций. Многословно, с пафосом и зачастую банально. Впрочем, можно счесть это намеренным художественным приёмом: война с высоты птичьего полёта вообще банальна, поскольку идёт она – испокон веков и с веком наравне. И для «вскрытия» её иногда годится не скальпель, а консервный нож. Автор и сам всё понимает: «Прошло ещё слишком мало времени для отстранения. Хотя я писал «Шалинский рейд» долго и не по горячим следам. Всё равно в книге получилось много публицистики. Может, будущему Толстому или Шолохову русской литературы пригодятся мои тексты хотя бы как исходный исторический материал — тогда я буду считать, что трудился не зря».
Однако и среди этого «исходного исторического материала» встречаются по-настоящему сильные образы. Например, весь фрагмент с когда-то союзной, а теперь брошенной психбольницей на территории Чечни: финансирование прекратилось, персонал сбежал, а беспомощные больные остались одни… Вообще бессмыслица, безумство происходящего – болезненная сердцевина «Шалинского рейда».
Такая вот книга. Взгляд на не слишком известную войну, да ещё с «другой стороны». Способствует, знаете, расширению кругозора. Можно считать «Шалинский рейд» полуфабрикатом, можно открытой раной, можно, по авторскому определению, — просто работой: «Помнить. И жить».
Павел Тимошинов
|