Колонка Ники Налёты: Чёрная обезьяна с астролябией

черная обезьяна

Почти год прошел с тех пор, как был обнародован шорт-лист «Русского Букера десятилетия». В него тогда вошло пятеро авторов с пятью – соответственно – романами. Почему не десять – вопрос к букеровскому комитету, и мы его за давностью срока подымать не станем. Потому что разговор этот не о шорт-листе престижной премии.

На «Русский Букер десятилетия» номинировались  лауреат 2002-го года Олег Павлов с «Карагандинскими девятинами», Роман Сенчин с «Елтышевыми», Людмила Улицкая с «Даниэлем Штайном, переводчиком», Александр Чудаков с «Ложится мгла на старые ступени…» и Захар Прилепин с романом «Санькя».

И ни одну из номинированных книг я не читала. По привычке хочется написать «к стыду своему», но мне не стыдно. Потому что я, во-первых, работала, а во-вторых, читала другие книги. Но тут стало откровенно любопытно – что за тексты такие выдвигают, как лучшие за десять лет? И мною было принято решение весь этот букеровский список прочитать.

Сразу скажу – параллельно за этот год мне пришлось прочитать очень много, хотя бы с учетом большого числа интересных новинок. Но в одном конкретном случае, когда ничто и не предвещало, нагрузка возникла, что называется, на ровном месте.

Я говорю о творчестве Захара Прилепина.

Приступив к чтению романа «Санькя», я уже знала, что эту книгу хвалил Эдуард Вениаминович Савенко, заявивший, что Прилепин его опередил, и писатель жалеет, что данный текст создал не он. Знала, что «Санькя» получил в 2006-м году «Русского Букера», что по книге был поставлен спектакль «Отморозки» и прочая, прочая, прочая, что так легко найти в сети, было бы желание.

Желание у меня было. Оно начало расцветать и крепнуть сразу, как только я углубилась в текст. Правда, ни одна «ходка» в эти ваши интернеты так и не помогла мне ответить на основной вопрос: зачем данное произведение написано?

Довольно глупо пересказывать сюжет всем, как оказалось, известного текста, но стоит сделать это хотя бы в двух словах, чтобы было понятно, что именно мне непонятно. Итак, Санькя – это аутентичная местная форма имени героя книги, Саши Тишина. Так его называют олицетворяющие отмирающие совесть и правду бабушка и дед. Налицо говорящая фамилия героя и аллитерация с именем. Хороший мальчик из деревни превращается в городского волчонка, потому что… Почему?

Нет, правда, почему мальчик Саша Тишин стал молодым экстремистом, подписывающимся на самые радикальные акции организации, в которой он состоит, и в которой легко угадывается Национал-большивистская партия, где с 1996-гог г. состоит сам Прилепин? Книга вроде бы дает нам ответ: потому что папа пил и умер, а дедушка с бабушкой далеко. А мама добрая и слабая.

Так, стоп. И вот это повод идти в экстремистскую полузапрещенную организацию? Не поехать в деревню поднимать дом, к старикам, потерявшим всех троих сыновей из-за водки, не помогать матери, а радостно добить родню и финишировать на танке в объятия силовых структур? Почему Санькя-Саша Тишин решает, что именно это хорошо и правильно? А он на протяжении всей книги уверен в том, что это и правильно и хорошо.

Я внимательно перечитала куски, посвященные детству героя. Его никто не бил и не унижал, наоборот, он вспоминает свою семью и места, где помнит себя маленьким, с любовью.

Некоторый свет на ситуацию проливает общение Саши с другом семьи, бывшим коллегой отца. Это так похоже на общение Холдена Колфилда с мистером Антолини, что возникает, и долго потом не отпускает догадка: да это же автор хотел написать русское «Над пропастью во ржи»! Проблема только в том, что герой здесь в финале отнюдь не ведет гулять свою сестренку. То есть опять нестыковочка.

Кстати, любопытно, что в самом тексте вот это состояние непонимания тоже находит свое отражение. Героя спрашивают, недоумевая, зачем его организация занимается такой ерундой, как забрасывание неугодных политиков тортами и прочим битьём букетами? Те же вопрос, помнится, задавали и лимоновцам, так что услышать ответ от одного из них (а Прилепин – один из них) особенно любопытно. Так вот, ответ сформулирован в том духе, что – так надо! А вам не понять.

И нам (по крайней мере – мне) действительно не понять. Как не понять и того, почему так высоко отозвался о «Саньке» сам Лимонов. Который, если уж на то пошло, давным-давно написал «эту книжку», и называется она «Подросток Савенко». Книжку куда более логичную, стройную, выверенную, и – на мой личный вкус – не в пример более талантливую. Впрочем, ясно, что Эдуарду Вениаминовичу страсть как необходим достойный преемник. И распиаренный харизматичный Захар (в оригинальном варианте Евгений, но кто уже об этом помнит) Прилепин – отличный кандидат на эту роль. Очень хорошо. Но литература-то тут причем?..

«Русского Букера десятилетия» политкорректно получило мемуарное произведение «Ложится мгла на старые ступени…» – посмертно, что особенно символично. С мертвыми не поспоришь и не покритикуешь. «Студенческого Букера десятилетия» присудили Татьяне Никитишне Толстой – на мой непритязательный взгляд, совершенно справедливо. С 2001-го года у нас вышло много-много книг, хороших и разных, всем «Букеров» не навесишь, но уж «Кысь»-то книжка и филигранно написанная, и остроумная, и трогательная, и не без идеи. И кстати, в год выхода ею зачитывались толпы студентов – гуманитариев и не очень. А «Санькя» вместе с остальными лауреатами не получил, кроме почетной номинации, ничего.

И всё бы – ничего. Но.

Как раз к зиме 2011-2012 начала набирать обороты прилепинская же «Черная обезьяна». Дай, думаю, почитаю. «Санькя» книжка довольно давняя, может, в «Обезьяне» генеральная линия автора станет понятней?..

Не стала.

Я охотно признаю, что виной тому может быть моя собственная интеллектуальная несостоятельность. Которая и помешала мне узреть смысл в вялом журналистском расследовании, посвященном «очень особенным деткам», так же вяло перемежающимся хлопотами героя в области личной и семейной жизни. Для тех, кто не читал, выдам жирный спойлер – ни то, ни другое не заканчивается ничем. Никаких разоблачений, никаких потрясений, никаких поцелуев на закате или, наоборот, задушенных дев. Автору бестселлера «Духless», как по мне, поучиться бы у Захара Прилепина – лепить бессодержательного и малоосмысленного чувака, пережевывающего обстоятельства собственного детства, и так и не врубающегося в происходящее…

Вот это обстоятельство – в итоге ничего не понятно, зачем и что потом будет – крепко меня зацепило. Помнится, в своей повести «Гуру» Михаил Веллер устами героя говорит: «… что каждая деталь должна работать, что ружье должно выстрелить – это ты уже знаешь. Слушай прием асов: ружье, которое не стреляет. Это похитрее. Почитай-ка внимательно Акутагаву Рюноскэ-сан, величайшего мастера короткой прозы всех времен и народов; один лишь мистер По не уступает ему. Почитай «Сомнение» и «В чаще». Обрати внимание на меч, который исчез неизвестно куда и почему, на отсутствующий палец, о котором так и не было спрошено. Акутагава владел — на уровне технического приема! — величайшим секретом, юноша: умением одной деталью давать неизмеримую глубину подтекста, ощущение неисчерпаемости всех факторов происходящего…».

Помня об этом, я перечитала «Черную обезьяну» еще раз. Увы – признаков гениальности «по Акутагаве» обнаружено не было. Возможно, в силу опять-таки моей интеллектуальной несостоятельности – возможно!

Своему ученику, который «с приемом «лишней детали» мучился, как обезьяна с астролябией. Безнадежно…», «гуру» Веллера в итоге говорит: «Не тушуйся. Это уже работа по мастерам. Ты еще не стар». У меня создалось впечатление, что как «Черная обезьяна» с астролябией с этим приемом в своем последнем романе мучился как раз Захар Прилепин. Он тоже еще не стар, и «путь Акутагавы» – не худший выбор для развития себя как писателя. Но это в том случае, если автор действительно имел намерение изобразить нечто эдакое. А может же быть, что ему просто пофиг… Пишется, продается, и слава Богу! Знаете, как в польской сказке про двух кузнечиков – хозяев музыкальной лавки и мамашу муху, которая отбраковывает инструменты, не звучащие в руках ее оболтусов. Замученные кузнечики говорят пани мухе: «Но ведь чтобы скрипка играла – нужно долго учиться!». На что та отвечает: «Учиииться?! Моим гениальным детям этого не надо!».

Бывает ведь и такое. И как распознать?

Впрочем, мои сомнения относительно собственной сообразительности имеют под собой почву. Дело в том, что я очень давно слежу за вручением премии «Бронзовая улитка», которая называется так в честь «Улитки на склоне» братьев Стругацких и каждый год присуждается в память о личной премии Бориса Натановича образца 1991-го года. Так вот, хотя «Бронзовая улитка» дается за лучшую фантастическую публикацию (в крупной, средней и малой форме), с 1993-го года её лауреатами, помимо аутентичных фантастов, успели побывать упомянутый выше Михаил Веллер (за рассказ «Хочу в Париж»), и Дмитрий Быков (в 2006-м году за роман «Эвакуатор»), и Виктор Пелевин (в 1993-м году – за «Омон Ра», а в 2000-м – за «Generation P»). Фантасты-фавориты – Рыбаков, Хаецкая, супруги Дяченко, Лукин, Столяров, Михаил Успенский. В общем, формат понятен.

И каково же было мое удивление, когда в 2012-м году «Бронзовую улитку» получила… «Черная обезьяна» Захара Прилепина! В номинации «Крупная форма» за лучший фантастический роман года. Фанаты хлопали в ладоши, я тихо хлопала от изумления ушами. Уж если «Бронзовая улитка» – я точно чего-то не понимаю в литературе. Во всяком случае – в её современных трендах.

У меня есть, однако, версия, что комитет «Улитки», в память о гонениях на фантастов при Совке, назначил роман Прилепина лучшим из соображений фронды. Против генеральной линии, так сказать. И здесь я не могу не вспомнить историю, которую наблюдала своими глазами на собственной дипломной защите.

Пожилая бабуля Божий одуванчик Дина Карловна Кондратьева вывела за руку свою надежду и опору, отличницу Иру. Ира под ее чутким руководством написала диплом по … впрочем, ладно, имя автора в данном случае не так важно. Важно то, что в годы Красной Империи он был строго запрещен, а его роман о сложных эзотерических взаимоотношениях героя с Отцом Народов – и подавно. На том и строилась защита – на открытии нового имени, которому суждено золотыми буквами, ну и так далее. При всей тщательно скрываемой долгие годы и, наконец, вырвавшейся на волю страсти к запрещенной литературе, Дина Карловна была продуктом своей эпохи, а Ирочка – её продуктом. И вот в финале встает председатель комиссии, свинцовый таран литературоведения и просто выдающаяся язва, Нина Михайловна Раковская. И спрашивает: «Дорогая коллега, я знаю, что вы идете в аспирантуру, это так?». «Да», говорит Ирочка. «А вы и дальше планируете развивать ту же тему?» – вопрошает Нина Михайловна. «Я думаю, да», — отвечает девушка, не чувствуя подвоха. «А вам никто не говорил, – замахивается лезвием своего языка завкафедрой русской литературы, – что «запрещенный автор» еще не значит «хороший автор»? И что некоторым опальным писателям, может быть, на полке самое место?»…

Согласна, по отношению к старушке Дине Карловне, очень за свой предмет переживавшей, это было жестоко. И вообще филфак – тот еще змеёвник. Но если по существу, мне тоже кажется, что фронда – еще не равно талант. Однако если так пойдет дальше, об этом могут и позабыть…

Я ведь, знаете ли, сперва ошиблась, заводя запрос в поисковик: вместо «Русский Букер десятилетия» написала «Русский Букер тысячелетия». А потом подумала – что ж, тыщу лет мы, может, и простоим, а цифра и кремний делают летописи гораздо более конкретным жанром, чем в предыдущих миллениумах. И будет у «Русского Букера» тысячелетняя премия. И там, учитывая опыт «десятилетия», сто вариаций на тему Захара Прилепина…

Ника Налёта