Интервью с Анастасией Казанцевой: «Дистанция между автором и героем необходима»

Беседу вели Алекс Громов и Ольга Шатохина

Анастасия Казанцева

Анастасия Казанцева — филолог, преподаватель одного из московских вузов, автор монографии «Анна Ахматова и Николай Гумилев. Диалог двух поэтов» и сборников художественной прозы.

— Некоторые ваши произведения неуловимо напоминают XIX век, когда литература была совсем другой. В то время выражали свои мысли и чувства не в блогах и твиттере, а в письмах. Как вы относитесь к письмам, и тем более к – архаичным, бумажным? Храните ли семейный архив?

— Думаю, что письма – это жанр вечный. Конечно, я храню письма моих родителей ко мне. Особенно дороги мне письма моего папы, который был большим мастером слова и которого много лет уже нет рядом. В моем архиве есть письма и моей прапрабабушки (60-е годы XIX века) к своим подругам, к ее жениху (впоследствии моему прапрадеду) строгим почерком с вензелями подробно описаны будни тех лет, переживания, чаяния и надежды. Я люблю их перечитывать, держать в руках, от них идет особая энергетика, трепет, отсутствие сиюминутности, не свойственные нынешней эпохи клипового мышления.

В моей жизни есть люди, связь с которыми держится только на письмах,  и потребности в другого рода контактах нет. Имею в виду близкие, добротные отношения.

Сама я письма пишу с удовольствием (исключение, разумеется, составляют деловая и официальная переписка). Если мне надо до кого-то «достучаться», быть услышанной и понятой, непременно избираю жанр эпистолярный. Так и легче справиться с эмоциями и у адресата есть возможность разглядеть поставленные акценты верно. Письма же (электронные в том числе) для меня дорогие, храню. Так бывает, что человека уже нет, а письма его можно перечитывать, и появляется иллюзия, что диалог продолжается.

— Чем для вас является библиотека? В том числе – личная…

— По статистике 37% населения России не имеют в доме книг! Только задумайтесь — это же страшные цифры!

В гостях всегда обращаюсь к книжным полкам,  литературные пристрастия людей позволяют делать некоторые весьма интересные выводы. Помещение без книг уже неживое, и хочется добавить, нежилое.

Благодаря стараниям моих родителей, бабушки у меня хорошая библиотека. В советские годы, когда люди везли из-за границы одежду, папа привозил изданных на западе Цветаеву, Солженицына, Бродского, покупал редкие книги у букинистов. Много книг дореволюционных досталось в наследство от деда, он был врач, профессор и на многих изданиях есть дарственные надписи.  Убеждена, что литературе по силе излечить от многих проблем, в том числе от психологических, душевных.

— Повлияла ли написанная вами документальная монография, посвященная Ахматовой и Гумилеву, на ваше творчество?

— Безусловно, повлияла. Общеизвестно, что научная литература призвана отвечать на вопросы, а функции художественной литературы – задавать вопросы. Говорить о Гумилеве невозможно без волнения, это личность огромного масштаба. Вклад Гумилева в формирование духовной и эстетической культуры России огромен. Об этом в первую очередь говорит судьба его поэтического наследия: гумилевские строки крылаты, хорошо известны читательской аудитории; они живут, несмотря на длительное замалчивание имени поэта в советской литературе. Философский и пророческий смысл его произведений, ореол героического, рыцарского, без сомнения, позволяют, отнести его имя к числу национальных поэтов, чьи строки близки с детства каждому русскому человеку.

Вопреки расхожему мнению книга наглядно демонстрирует глубокие и прочные узы, связывавшие двух поэтов. На мой взгляд, очевидно, это был брак по духовному расчету. Позднее в рассказе «Негумилевские чтения» прозвучат гумилевские мотивы, и до некоторой степени герои пытаются следовать советам великого поэта. Необходимо лишь помнить, что все советы великого человека применимы лишь к великому человеку. Для всех остальных они бессильны.

— Бывает ли у вас, как у филолога, впечатление, что эстетика литературного абсурда уже завладела реальной жизнью?

— Мне кажется, эстетике литературного абсурда всегда было место в жизни, но сейчас, в эпоху победившей масскультуры, а также  в силу увеличения степени всеобщей вседозволенности  и свободы нравов  на фоне отсутствия сдерживающих элементов в виде светской общественной и религиозной морали, присутствие этой эстетики просто более заметно.

— Может ли хороший фильм или книга растрогать вас до слез?

— Разбередить, завлечь, взволновать может только то, что непосредственно касается тебя самого, так или иначе задевает твои мысли, твою жизнь. Все остальное, как правило, оставляет равнодушным даже самого тонкого и внимательного зрителя/читателя.

— Какого читателя вы цените больше всего?

— Наверно такого, который после прочтения говорит: О, так ведь было у моей тети (мамы, дочери, подруги)! Типичность – знаковое качество для современной литературы, когда слышишь, что именно так происходило с вашими друзьями, близкими, знакомыми.

— Вы пишете каждый день, по принципу – ни дня без строчки?

— Пишу очень мало из-за большого дефицита времени. В настоящее время активно занимаюсь наукой, и все мои силы и время направлены на завершение монографии, написание статей, работе со студентами. Но когда-то моя научная руководительница научила меня такому принципу работы, чему  продолжаю следовать по сей день: записывать случайную мысль, слово, чью-то фразу, какие-то мимолетные ощущения или переживания на бумажку, салфетку, на что угодно, что есть под рукой, дабы успеть зафиксировать, а потом все складывать в общую папку. Впоследствии, разбирая архив, может возникнуть много свежих идей. Поэтому всегда имею под рукой карандаш и блокнотик вдруг услышу что-нибудь занимательное! Ведь, как правило, рассказ и рождается от одной какой-то фразы, которая заставляет фантазировать, раскручивать услышанное в голове  и «достраивать» сюжет. Особенно подобный метод годится для погружения в узкоспециализированную среду. Сижу на репетиции оркестра в консерватории играют первый виолончельный концерт Шостаковича и слышу, как маэстро с раздражением кричит  валторнистам: «Да, дирижерская  палочка не киксует!». Записала сразу. Потом расспросила у музыкантов, разъяснили, что это жаргон профессиональный. Может  потом пригодится.

— Есть ли сейчас, по-вашему, в литературе недооцененные гении?

— Трудно судить гении ли это. Время покажет.  Но то, что одаренной молодежи много, это бесспорно. В России не может не быть талантов, они были во все времена только в разной концентрации. Думаю нынешний период не исключение.

— Хотелось бы вам написать книгу, совершенно не похожую на предыдущие?

— Нет, не хотелось. Мне нравится жанр рассказа, когда сжато, концентрированно и всегда присутствует какая-то недосказанность. За это люблю малую прозу. После романа, когда добрался до конца, уже фантазировать не приходится, остается, правда, всегда возможность дискутировать с автором.  Но рассказы мне близки еще и оттого, что их краткость и наполненная сюжетная линия очень схожа с нашей жизнью. Каждый из нас бывает в роли ребенка, пациента, любовника, родителя, социально ответственного (или напротив) человека, соседа или начальника. И мы проживаем на этом пути свои небольшие отрезки счастья, горечи, радости, разочарования, вдохновения или отчаяния. И наши роли, не переплетаясь между собой, ткут ткань повседневности бытия.

— На ваше творчество влияет окружающая жизнь?

Содержание берется из действительности, которая вокруг. Так получилась, что я росла в кругу взрослых. Ребенком я была болезненной девочкой, сад мне был противопоказан, няня наша умерла к тому времени.  И потому довольно часто я чередовала посещение психиатрической больницы и института теоретической физики — места работы моих родителей.  Люди старшего поколения заменяли мне сверстников. Где было интереснее, сказать трудно. Но везде присутствовал свой колорит. Особая атмосфера, иные разговоры вокруг,  воздух уникальный по своей неподражаемости, народ своеобразный, яркий выразительный…

— Как у вас возникает замысел, сюжет?

— Да по-разному, никакой схемы по накатанной, конечно, нет. Сюжет, в большинстве случаев, подчинен реалиям жизни и от них зависим.  Но у книги должна быть душа. Не только текст, сюжеты, форма языка и стиль, знание описываемого предмета,  этого недостаточно для воздействия на читателя. Люблю фантазировать, представлять знакомых людей в разных нетипичных для них ситуациях. Как следствие — появляется новый взгляд на привычные понятия.

— Какие они, главные герои ваших книг?

— Это люди, для которых состояния поиска, кризиса, боя – норма. Люди с «необщим выражением лица», которые выламываются из среды и не соответствуют общепринятому критерию успешности. Они гораздо более реальные, чем те люди, которые меня окружают. С ними я могу вести мысленные разговоры, вступать в дискуссии, не соглашаться, могу их любить или напротив не очень жаловать. В принципе они живут собственной жизнью, и мне не всегда нравится то, как и что они делают, но исправить их «подогнать» под какой-то шаблон не получается. Они изначально самодостаточные и сформированные личности и мне остается лишь одно – постараться запечатлеть их в тексте максимально приблизив описание к тому, что живет в голове.

— Как сохранить дистанцию между собой и персонажем? И надо ли это делать?

— Хороший вопрос, спасибо. Думаю, что дистанция между автором и героем необходима так же, как между врачом и пациентом. Чтобы герой не поглотил автора и не заставил его работать по собственному сценарию. Исключительно на себя.

— Отождествляете ли вы себя с каким-либо персонажем из ваших книг?

— В той или иной мере да. Но тождественности, конечно, нет. Например, мне очень нравится Марина из рассказа «Модильяни», мне приятно знать, что мы с ней похожи. Ее история – это отчасти моя история. В ней я смотрю на себя со стороны, и она по-человечески симпатична мне.

— Как отличить настоящего литературного  героя от ненастоящего?

— Думаю, что литературный герой вызывающий прогнозируемые эмоции, уже по определению не может быть интересен. Если герой вызывает у читателей полемику, можно утверждать, что персонаж удался.

— Говорят, что творческому человеку переживания только на пользу, поскольку приносят вдохновение. Вы с этим согласны?

— Да я полностью с этим согласна. Вдохновение бывает от боли. Пережитое, пропущенное сквозь себя — помогает более реалистично выразиться при создании текста. Но счастливые мгновения тоже дают мощный импульс к творчеству, поэтому так важно иметь периодически источники для  творческого подъема. Как говорит на эту тему одна из моих героинь: «Я люблю только своего мужа, а все остальное… это я работаю поэтессой»

— Что вы больше всего цените в людях?

— Ответственность.

— Приближается Рождество и Новый год. Как вы выбираете подарки?

— Стараюсь следовать интересам и увлечениям близких.

— Чем, по-вашему, можно удивить современного человека?

— Если в XIX веке удивляло хамство, то сейчас удивляет вежливость.    Думаю, что современного человека сильно удивляет бескорыстие, альтруизм.

— Считает ли писатель Анастасия Казанцева, что мир справедлив?

— Полагаю, что у меня нет никакого права давать  оценку этому миру…