«Коровинен жаловался»: авторская рецензия на книгу Арто Пассилинна “Воющий мельник”
Елена Соковенина
Коровинен жаловался…
Смиритесь, мы сделаем из вас человека!
Недавно в издательстве Ольги Морозовой вышла книга Арто Пассилинна “Воющий мельник”.
Не люблю оценивать книги по принципу: “читать можно”. Если что-нибудь оценивается на “читать можно”, это обыкновенно означает: “можно и не читать”. А еще лучше вовсе не тратить времени на то, что все равно быстро выветрится из памяти. Мне, как всякому читателю, хочется, чтобы захватывало мгновенно. Поэтому начало “Воющего мельника”, не скучное, но, как бы точнее выразиться, по-фински уравновешенное, вызвало именно такие мысли: читать можно. А можно и не читать.
Учитывая аннотацию с полинявшими от постоянного использования словами об обществе, которое не приемлет иных, непохожих и проч. в этом духе — тем более.
Но воющий мельник? Гм. С чего это ему вздумалось выть?
Тем временем автор, не меняя интонации, представляет главного героя — мельника-великана Хуттунена, приехавшего откуда-то с юга и обладающего непривычным для жителей финской деревни темпераментом. Мельник неумеренно артистичен: больше всего ему нравится изображать перед соседями разных животных. Непохоже, чтобы его смущало то обстоятельство, что его считают психом. Вернее, не так: мельник неправильно к этому относится. Разве можно получать удовольствие от того, что на тебя бегают смотреть все окрестные дети, и все соседи бросают свои огороды, чтобы посмотреть, как Хуттунен рычит медведем, разгуливая на четвереньках? Посмешище, да и только!
Если бы еще мельник был при этом безобиден. Ничего подобного.
“Сипонен, стоя на крыльце, кричал ему вслед:
— Если моя баба не оправится, будешь мне платить за утерю кормильца! Судиться с тобой буду!”
А эту фразу произнесосит сосед мельника по фамилии Гнусинен:
“— Ты оскорбляешь людей, паясничаешь, издеваешься. Вот и учитель Коровинен жаловался...”.
“Говорящие” фамилии у многих: чего стоит один фермер Кряхтинен и прелестная Роза Яблонен — председатель огородного кружка. Нуждаются ли они в портретах, чтобы читатель мог увидеть, с кем имеет дело?
“— Ужасно, когда человек воет от одиночества”, — говорит милая госпожа Яблонен.
Первая мгновенная мысль — похоже на знаменитый некогда “Пролетая над гнездом кукушки” Кена Кизи. Вторая мгновенная мысль: Что, и этот — Брут? (Даже, вероятно так: “и этот — брут?”) История повторяется? Нет, погодите. Нет, как же так? Вы издеваетесь, что ли? Пожалуй, именно это ожидание развязки подогревает любопытство, так и норовящее остыть, пока погруженный в созерцание жизни послевоенной лапландской деревни читатель бродит вместе с автором по мельнице.
“— Вот так ты всю округу на уши ставишь, — говорят мельнику соседи. — Совсем с ума сошел! А эта твоя «пантомима»? То ты медведь, то ты лось, то какая-нибудь чертова змея, то журавль… Посмотри ты хорошенько, подумай, по-людски это?”
Описание событий, пожалуй, страдает схематичностью. Там, где читатель кожей ощущает: сейчас герои заговорят, просто ставится запятая, после которой нам флегматично сообщается: он подумал то-то и то-то. Произошло то и это. “Он пришел. Она сказала”.
Дело оживляется любовной линией: прекрасная овощная пропагандистка госпожа Яблонен так трогательно наивна, что, право же, стоит еще пары страниц:
“В конце письма Роза признавалась ему в горячей любви, наказывала прилежно изучать основы экономики, а корнеплоды резать кусочками в салат”.
Тот же флегматичный тон у автора, когда мельник буйствует, учиняя серьезным людям всяческие разрушения. Смешно? Пожалуй, не очень.
“Вот же хороший человек, — думаете вы, — а все-таки с приветом. Он что, не понимает, не чувствует правил игры?” Нет, он их не чувствует. Мельник о правилах знает, да только плевать на них хотел: собственная особа ему важнее. Эта особа не желает следовать никаким правилам, когда ей кажется, что ее обидели. Эта крупногабаритная и очень темпераментная особа, так что можете себе представить…
Затем, каждый раз, производя очередные разрушения, мельник оценивает ситуацию с другой стороны: как исправить. Всегда. Так, швырнув в колодец весы лавочника, он говорит приставу: весы можно достать, только ручку покрутить. Сначала вы говорите: “фу, какое безобразие!”. Потом проникаетесь невольной симпатией. А когда рабочий на церковной колокольне получает от мельника по лбу и падает без чувств, чтобы очнуться с тряпкой во рту, вы уже тихо хихикаете в кулак.
“Хуттунен извернулся и укусил пастора за зад, но тот даже не почувствовал”.
Мельник буен. Конечно, при этих обстоятельствах отправят в сумасшедший дом. Тон автора уравновешен по-прежнему, но тут вы уже ждете, что в палате мельник выкинет что-нибудь неожиданное, и в то же время очень знакомое. Скажем, произнесет: “Здравствуйте, господин Гашек”. И он почти делает это. Он произносит, имея в виду соседей по палате:
“— Пердите, что с вас взять…”
Здесь произойдет знакомство с Хаппоненом — предпринимателем-симулянтом.
Но тень бравого солдата Швейка отступает в сторону, а для читателя начинается напряженное действие, сходное с переживаниями фанатичного футбольного болельщика. Такими же громкими и неуравновешенными, как выходки воющего мельника.
Беглый мельник, которого преследователи загоняют все дальше и дальше, не просто буйный финский маугли, который не может сдержаться, чтобы от избытка чувств не завыть. Он, в отличие от своих “нормальных” соседей, цепляется за любую возможность лучшей жизни. Он читает прессу, стараясь быть в курсе всех новостей. Он хочет стать богатыми предпринимателем и для этого записывается на один из многочисленных рекламируемых курсов вроде “Как быстро разбогатеть и изменить свою жизнь”. Получает книги. Изучает психиатрию, экономику, грамматику. “Чего?” — радостно хохочет читатель.
В этом комическом описании неожиданно выясняется, что мельник, оказывается, всегда обладал тем, что называется активной гражданской позицией. Он далек от любой мысли, которые так часто останавливают “нормальных” людей, хорошо знающих правила и понимающих, что к чему. Он хотел участвовать в Олимпиаде — в свое время. И никакие: “Да ты что? Куда ты лезешь?” даже не навещают его буйную голову.
И самое удивительное, что, следуя за этими воспоминаниями, отчетливо понимаешь: у него бы, скорее всего, получилось.
Наконец, персонажи переходят к вопросам политическим.
“Пришлось Хапполе раскошелиться за все больничные удовольствия.
…
— Вот так нашего брата в госучреждениях разувают, — жаловался Хаппола. — Хорошо, что Корея еще воюет. Я вон уже продал шестнадцать гектаров Кийминского леса. Этими деньгами с больницей и расплатился, а на то, что осталось, тебя выручу с мельницей”.
Дальше — больше. Хуттунен общается сначала с Христом, а потом — с нарядом погранвойск, посланных, чтобы скрутить, наконец, воющего мельника.
Да, очень похоже на “Пролетая над гнездом кукушки”.
Так что, история повторяется? Ведь мы все знаем: такие истории всегда заканчиваются одинаково. Нет, погодите. Нет, как же так? Вы издеваетесь, что ли?
Пожалуй, эта книга из тех, которые нельзя не читать.
|