Пять неизвестных книг о войне

В нашей стране память о войне считается священной. Она увековечена тысячами книг, фильмов и песен, миллионами тонн бетона. Каждый русскоговорящий человек вырастает в атмосфере безусловного почитания великого народного подвига. Это почитание транслируется через каноническую военную литературу — от «Живых и мёртвых» Симонова до «Василия Тёркина» Твардовского. В этих книгах образ солдата красив, но неполон.  Авторы книг и сценариев берегут своего читателя от того кошмара и ужаса, какими на самом деле является война.

Мы представляем вам пять неизвестных книг о войне, которая раскрывает её с непривычной стороны.

***

Светлана Алексиевич «У войны не женское лицо»

У войны не женское лицо

Сборник уникальных воспоминаний женщин, служивших на войне простыми солдатами, медсёстрами, командирами санитарных бригад, даже лётчиками и врачами. Из их мемуаров светлый образ женщины-солдата изрядно мрачнеет.

Девушки служили в армии, перенося на себе все тяготы войны: вшей, грязь, отсутствие средств женской гигиены, постоянные приставания сослуживцев-мужчин. А вернувшись домой, с ужасом понимали — дома их считают «военными проститутками», или просто не ждут.

Трагедия женского подвига на войне — в правдивой и страшной книге.

Несут раненых…  Они  плачут…  Плачут  не от  боли, а  от бессилия.

Первый день, как их привезли на  фронт, некоторые ни разу  не выстрелили. Им не  успели  выдать винтовки, потому что оружие  в первые  годы  было на  вес золота. А у немцев танки, минометы,  авиация. Товарищи падали, они подбирали их винтовки. Гранаты. С голыми руками пошли в бой… Как в драку… И наскочили сразу на танки…».

     «Когда они умирали… Как они смотрели… Как они…»

     «Мой первый раненый… Пуля попала ему в горло,  он жил  еще  несколько дней, но ничего не говорил…  Отрезают руку  или  ногу, крови нет… А есть белое  чистое мясо, кровь потом. Я и сейчас не могу разделывать курицу, если белое чистое мясо. У меня солено-солено во рту делается…». 

     «В плен  военных  женщин немцы  не  брали… Сразу  расстреливали.  Или водили перед  строем своих солдат  и показывали:  вот, мол,  не  женщины,  а уроды. И мы всегда два патрона для себя держали, два — на случай осечки. У  нас  попала  в  плен медсестра… Через день,  когда  мы  отбили  ту деревню, везде валялись мертвые лошади,  мотоциклы, бронетранспортеры. Нашли ее: глаза выколоты, грудь  отрезана… Ее  посадили  на кол… Мороз, и  она белая-белая, и волосы все седые. Ей было девятнадцать лет. В рюкзаке  у нее мы нашли  письма  из дома и  резиновую зеленую птичку. Детскую игрушку…».

 «Мы  отступаем…  Нас  бомбят.  Первый  год   отступали  и  отступали. Фашистские самолеты  летали  близко-близко, гонялись за  каждым человеком. А всегда  кажется  —  за  тобой.  Я  бегу…  Я  вижу  и  слышу,  что  самолет направляется на меня… Вижу летчика, его  лицо, и он видит, что девчонки… Санитарный обоз… Строчит вдоль повозок, и  еще улыбается. Он забавлялся… Такая дерзкая, страшная улыбка… И красивое лицо… Я не выдерживаю… Я кричу… Бегу  в кукурузу — он туда, я к лесу — он меня прижимает к земле.  Уже  — кусты… Вскочила в  лес, в какие-то  старые листья. У  меня течет кровь из  носа от страха, не знаю: жива я или не жива? Да нет, жива…  С того  времени очень боялась самолетов. Он еще где-то, а я уже боюсь,  я уже ни о чем не думаю, а  одно  только, что  он летит, где мне спрятаться,  куда мне забиться, чтобы не видеть и не  слышать. И до  сих пор звука самолета не переношу. Не летаю…»

     «Эх-эх, девоньки…»

*** 

Гельмут Пабст «Дневник немецкого солдата»

Дневник немецкого солдата

Мемуары солдата Вермахта — это бесценная возможность перенестись за линию фронта и увидеть, как воевали немецкие солдаты, узнать их быт, мысли и желания.

«Дневник немецкого солдата» — это подробное описание нескольких военных лет. В нём нет отчаянного бесстрашия, свойственного советским мемуарам. Скорее они пронизаны грустью, понимание бесполезности войны, тягой к дому.

Гельмут Пабст меньше всего похож на нациста со звериным оскалом. Пацифист в душе, оказавшийся на войне против своей воли, он погиб при попытке оказания помощи тяжелораненному солдату противника. Один этот факт лучше характеризует и его жизнь, и ему дневник.

Мы нашли батарею готовой тронуться в путь. Дома были пусты со всеми этими признаками окончательного бегства, которые делают человеческое жилье столь унылым. Мы присоединились к колонне и шли маршем в сторону заходящего солнца. Наступил вечер. Путь становился труднее, дул колючий ветер. Больше он уже не был нежным и игривым, а был голубым и твердым, как сталь. Он хватал за лицо и пронизывал насквозь все тело. Мне было холодно в своей тонкой шинели, без рубашки под нею. Я просил тулуп, но он тяжким грузом лег на мои усталые плечи. Что-то было не в порядке с моим левым коленом; мы уже прошли десять километров, а предстояло пройти еще тридцать. Усталость сжимала голову отупляющим, оглушающим обручем. В конце концов путь продолжали только мои ноги, шаг за шагом, неуклюже спотыкаясь на ветру. Последние два километра дорога пролегала по глубокому снегу, в стороне от главной дороги. Я шел медленно, как очень старый человек. Из оврага позади меня, где застряли машины, в ледяной ночи раздавались проклятия водителей, подобно крикам проклятых душ. 

Было уже за полночь. Помещения для постоя переполнены, так же как и жалкие, грязные лачуги. Мы тяжело опустились на скамьи так, будто были нагружены свинцом. Отяжелевшими от усталости глазами смотрели, как подрумянивался хлеб на железной печке, и слушали, как гудит самовар. Несмотря на все это, мы пели. Мы устроились в одном помещении с несколькими украинскими истребителями партизан. Через некоторое время они оставили комнату за нами и ушли в ночь за своей добычей. 

Когда рассвело, мы увидели груду невероятно грязного тряпья, лежавшего на печке. В углах были горы вонючей грязи. Но это — Россия. И так же типично для России, что из всего этого дерьма вдруг вылезает маленькая девочка с милым, ангельски красивым личиком. У нее были большие глаза и белокурые локоны, и все же ее красоте было предназначено так быстро поблекнуть, и она станет такой же, как ее бабушка, такой же безобразной и грязной, как ведьма, что не захочешь до нее дотронуться даже в перчатке.

*** 

Роберт Капа «Скрытая перспектива»

Скрытая перспектива

Биографическая книга фотокорреспондента фронтов Второй Мировой, написанная им с непередаваемым грустным юмором и удивительной наблюдательностью. 

Роберт Каппа — это автор известных всем военных фотоснимков. Он участвовал в десятках боёв: от Монте-Кассино до высадки союзников в Нормандии (где он был единственным фотокорреспондентом). И в каждом бою он был плечом к плечу с солдатами, только вместо винтовки в его руках была фотокамера.

«Скрытая перспектива» — это летопись Западных фронтов, о которых мы так мало знаем.

Узкая улица, ведущая к отелю «Parco», где я остановился, была запружена людьми. Они безмолвно стояли в очереди, тянувшейся к зданию школы. Эти люди явно стояли не за едой, поскольку в руках у выходивших наружу не было ничего, кроме шляп. Я встал в конец очереди. В школе меня встретил сладкий, тяжелый запах цветов и смерти. В комнате стояли двадцать простых гробов. Они были небольшого размера, а цветы закрывали их недостаточно плотно, чтобы скрыть маленькие, грязные детские ножки. Эти дети были достаточно взрослыми, чтобы бороться с немцами и погибнуть, но они лишь чуть-чуть выросли из детских гробов. 

Неапольские детишки, украв винтовки и пули, две недели воевали с немцами, пока мы торчали на перевали Чиунзи. Этими ножками встречала меня моя Европа. Европа, где я когда-то родился. И такая встреча была куда честнее истеричных приветствий радостных итальянцев, многие из которых еще недавно столь же неистово орали «Дуче!».

Я снял шляпу, достал камеру и навёл объектив на измождённые лица женщин, державших в руках маленькие детские фотографии своих детей. Они стояли, не шевелясь, пока гробы не унесли. На похоронах в обычной школе я сделал свои самые правдивые снимки победы.

*** 

Виктор Залгаллер «Быт войны»

Виктор Загаллер

Еще одни военные мемуары, на этот раз сконцентрированные на солдатском быте. Их автор прошёл всю войну солдатом: от страшного разгрома и почти гарантированной смерти в самом начале до победного Берлина и улыбающегося негра-союзника, продающего свои часы с джипа.

«Быт войны» трудно назвать цельной книгой, скорее это отрывочные воспоминания.

Мы меняем позиции. Налетели штурмовики. Мы выпрыгнули из машины. Легли в тень от плетня, пней. Это было удачно. Отходившие по дороге саперы легли в канаву у обочины, были хорошо видны и понесли потери. 

Машина начала гореть, дым идет за кабиной из-под снарядных ящиков. Копелев лезет в кузов и подает нам ящики. Последние, уже горящие, кидает в канаву. Несколько гильз тут же лопается. Но взрыва нет. Все погасили. Машина с орудием отъезжает на простреленных скатах. 

Копелева наградили поездкой в Ленинград. Потом попал в артмастерские, где на харчах второго эшелона умер от голода. 

В батарее дельный командир Цирлин. С ним бои были удачнее. Помню одну из позиций. За спускающимся вниз лесом видна на бугре деревня, поля. Немцы атакуют ее слева. Видны цепи, перебегающие по команде, как в кино. Бьем по ним. Разбиваем еще появившийся вслед за ними автофургон. 

Снова противотанковая позиция. Совсем маленькая поляна, дорога справа. Две пушки. Один грузовик. Слева лесом отошла наша пехота. И опять из леса бьют автоматы, а слева — даже кинули пару гранат с длинными ручками. 

Но мы уже не те, что в селе Среднем. Опустив стволы, веером прочесываем лес картечью. Когда стреляешь из пушки, рот открыт, челюсть выставлена вперед. Так легче ушам. Разрыв ручной гранаты швырнул мне в рот камешек. Я выплюнул его с куском отбитого его ударом зуба. (Во время одного из выстрелов, когда я уже дернул шнур, выбежал из леса наш боец… и разлетелся в клочья. Но и немцев не стало). В наступившей тишине цепляем оба орудия к одной машине, наваливаются раненые. Машина уходит. 

На лесной дороге впереди едет танк. Наш шофер гудит. Танк принимает вправо. Обгоняем. Танк оказывается немецким. Пока он заряжался и сделал выстрел, мы ушли за поворот. 

Через наши позиции отходят из Эстонии части 8-й армии. В их рядах эстонские коммунисты, с оружием, но в штатском. Запомнился разговор эстонца у костра: «Коммунизм еще будет. Только без коммунальных квартир. В этом вы ошибаетесь».

***

Николай Никулин «Воспоминания о войне»

Н.Никулин. Воспоминания о войне

Самая тяжелая и страшная книга воспоминаний, написанная профессором и почётным сотрудником Эрмитажа, прошедшим войну в звании рядового.

Книга наполнена ужасом, болью и смертью. Её автор не стесняется описывать страшные события такими, какими они происходили на самом деле. И глупо думать, что солдаты шли на смерть с приятными мыслями о долге. На войне все стараются выжить любыми средствами.

Трудно подходить с обычными мерками к событиям, которые тогда происходили. Если в мирное время вас сшибет автомобиль или изобьет хулиган, или вы тяжело заболеете — это запоминается на всю жизнь. И сколько разговоров будет по этому поводу! На войне же случаи чудовищные становились обыденностью. Чего стоил, например, переход через железнодорожное полотно под Погостьем в январе 1942 года! Этот участок простреливался и получил название «долина смерти» (их много было, таких долин, и в других местах).

Ползем туда вдесятером, а обратно — вдвоем, и хорошо, если не раненые. Перебегаем по трупам, прячемся за трупы — будто так и надо. А завтра опять посылают туда же… А когда рядом рвет в клочья человека, окатывает тебя его кровью, развешивает на тебе его внутренности и мозг — этого достаточно в мирных условиях, чтобы спятить. 

Каждый день, каждый час случается что-то новое. То вдруг немецкий снайпер уложил меня в воронку и не давал шевелиться до ночи, стреляя после каждого моего движения. Три часа на лютом морозе — и ногти слезли с обмороженных пальцев. Правда, потом выросли — кривые, как у черта… То немец забросил в мое укрытие гранату, но, слава Богу, у меня уже выработалась четкая реакция и я успел молниеносно выкинуть ее за бруствер, где она тотчас же грохнула… То во время обеда немецкий снаряд пробил потолок в нашей землянке, но не разорвался и только шипел на полу. «Ну что, ребята, вынесите его и давайте обедать», — сказал лейтенант. Из-за таких пустяков уже никто в это время не клал в штаны. Ко всему привыкаешь. Однажды тяжелая мина угодила в нашу землянку, разметала бревенчатый накат, но, к счастью, не пробила его. Я даже не проснулся от страшного грохота, содрогания почвы и от земли, посыпавшейся сверху. Обо всем поведал мне утром связист Полукаров, который проводил ночи, стоя на четвереньках, «в позе зенитной пушки», так как приступы язвы желудка не давали ему уснуть.

Сергей Король.