«Покойный был честным гражданином»: 6 сербских писателей для взрослых
Елена Соковенина
По просьбам читателей “Новостей литературы” мы продолжаем обзор интересных авторов. Сегодня — Сербия. Есть теория, согласно которой ничто и никогда не происходит случайно и зря. И впрямь: стоило нам раскрыть первую попавшуюся книгу — это был “Ящик для письменных принадлежностей” Милорада Павича, — как обнаружилась цитата:
Короче говоря, если вы что-то ищете и не находите, не теряйте надежды. Может быть, это «что-то» найдет вас.
(Пер.Л. Савельевой)
Ну что же, пусть наше “что-то” нас найдет. Тем более, что в такой компании, как Горан Петрович и Милорад Павич, могут произойти самые неожиданные вещи.
***
Горан Петрович (1961)
“Уже около года ему иногда начинало казаться, что во время чтения он встречает других читателей. Раз за разом во время таких нечастых встреч перед ним все более и более ясно проступали черты этих других, в большинстве своем незнакомых ему людей, которые одновременно с ним читали одну и ту же книгу”.
(“Книга с местом для свиданий”. Пер. Л. Савельевой)
После романа “Атлас, составленный небом”, критики писали, что Горан Петрович — беженец из абсурда; что его роман — манифест усталости от обыденности. Это значит, и от политики, и от череды нескончаемых дней, похожих один на другой, и вообще от всего скучного. Главный герой здесь — дом, волшебное пространство детства, населенное вечными юношами. Снаружи — чудовище: бесплодная, всепоглощающая пустота. Если вы сейчас подумали: “это неспроста, такой дом”, то так и есть: этот человек, победитель чудовища, бывший рабочий вагоностроительного завода — библиотекарь. Это самое важное и здесь мы остановимся. Фокус в том, что для человека читающего дом с книгами — это мир. Огромный, яркий, насыщенный самыми разными поворотами событий. Здесь возможно все, что угодно: даже в пределах самой скучной реальности. Любая реальность может меняться, и человек читающий об этом знает. А мир людей не читающих, как правило, считает такие вещи фанабериями, да еще и настаивает: это, мол, мы взрослые, мы умные, мы здравомыслящие! Мы не держим в голове всяких глупых фантазий, мы отказались от своей мечты! И вы откажитесь — так надо!
Пожалуй, книги Горана Петровича — именно об этом.
Кроме того, есть еще одна черта: в его сюжетах всегда играет важную роль либо книга, либо карта, либо рукопись. И всегда присутствуют чердаки с… кто сказал “рухлядью”? С сокровищами. Ключами от тайных миров, войти в которые возможно членам секретного общества, тайного братства — людям, любящим книги.
Некоторые книги на русском:
Атлас, составленный небом (1993)
Остров и окрестные рассказы (1996)
Осада церкви Святого Спаса (1997)
Книга с местом для свиданий (2000)
Различия (сб. рассказов, 2006)
***
Милорад Павич (1929-2009)
“Я выучила наизусть жизнь своей матери и каждое утро в течение часа разыгрываю ее перед зеркалом как театральную роль. Это продолжается изо дня в день много лет… Если кто-нибудь сейчас спросит меня, к чему столько игры, отвечу: я пытаюсь родиться заново, но только так, чтобы получилось лучше…”
(“Хазарский словарь. Мужская версия”. Пер. Л. Савельевой)
“Современный автор этой книги заверяет читателя, что тот не обязательно умрет, если прочитает ее, как это произошло с его предшественником, пользовавшимся изданием «Хазарского словаря» от 1691 года, когда эта книга была впервые составлена”
(“Хазарский словарь. Женская версия”. Пер. Л. Савельевой)
Главное имя, которое следует знать в сербской литературе. Номинировался на Нобелевскую премию. Поэт, прозаик, переводчик и историк. Можно сказать так: мистический реалист. А можно точнее: литературный иллюзионист.
Реальность, которая меняется на ваших глазах от прикосновения рассказчика, превращаясь то в странное прошлое, похожее на будущее, то наоборот; то делаясь историей неизвестных правителей, то вашей собственной — подобно тому, как вы отражаетесь в зеркале и держите в руках зеркало, в котором отражаетесь вы в зеркале — и вперед без конца. Лабиринты метафор бесконечны: неизвестные рукописи, гадания и сны, в которых, где-то по пути, вы обнаруживаете, что нашли сердцевину, поняли, что все просто — о вас. Но тут появляется новый герой с новой историей, и нужно выяснить, как она связана с предыдущей, со всем, что предшествовало и последует, а главное — какое все это имеет отношение к вам. А оно его имеет, и вся ваша жизнь — часть этой странной цепочки, которая называется историей. Недаром же один из его романов называется “Письмо в журнал, публикующий сны”. Или: “Бумажный театр”.
Но еще — так выглядит главная вещь писателя — “Хазарский словарь”. Эта вещь стала тем мостом, который соединил книги старые, бумажные, новые, электронные и вообще стал новым путем передачи информации: некоторые критики даже называют роман предшественником Интернета. Ветвящиеся истории, убегающие по ссылкам цитаты, приходящие и уходящие персонажи и их окружение образуют единое целое, связанное, впрочем, с другими книгами и персонажами. Но это еще не была электронная книга. Это была сущность любой книги, поскольку любая книга — история. А истории, попадая в руки читателя, порождают новые истории. Эта связь и есть наша жизнь — история, которую каждый раз рассказывает кто-то другой: предшественник или последователь, или гость, или чей-нибудь неизвестный родственник, или писатель — кто угодно. Любопытно, что “Словарь” написан в двух версиях — мужской и женской. И это, конечно, тоже мистификация, суть которой станет понятна, если перечесть цитаты.
Некоторые книги на русском:
Хазарский словарь (1984)
Письмо в журнал, публикующий сны
Страшные любовные истории (2001)
Семь смертных грехов (2002)
Свадьба в купальне (2005)
Другое тело (2006)
Бумажный театр (2007)
Ящик для письменных принадлежностей (1999)
***
Ясмина Михайлович (1960)
“- Я тут присмотрела один стол, — сообщила я мужу.
— Но когда?! — изумленно спросил он.
— Вчера, вернее, сегодня ночью, — ответила я смущенно. — Собственно, я не знаю, один ли это стол или три”
(“Три стола”)
Вдова Милорада Павича, литературовед, школьный учитель литературы и критик. Пожалуй, с достаточной долей уверенности можно сказать только одно: тяжело быть женой такого мужа. Нужно соответствовать, мочь, смиряться — ведь все, что делаешь сама, сравнивают с тем, что сделал он. К примеру, мнения читателей, оставляющих отзывы на ее книги, четко, без раздумчивого мычания и компромиссов (которые обыкновенно не имеют ни вкуса, ни запаха и почти ничего не говорят) разделились на два лагеря. Одни в восторге. Вторых пугает нагромождение не связанных, или, по крайней мере, запутанных вещей и явлений, приправленных сугубо женской любовью делать покупки. Эротизм — точнее, желание эротизма: запах духов, покупка сапог, Париж — пожалуй, слишком картинный. Или даже похожий на рекламный проспект. Слишком много ритуалов. Все на грани, все странно и все отмечено снами, которые видит жена своего мужа. Цитата выше скажет вам больше нашего.
Некоторые книги на русском:
Три стола (1998)
Парижский поцелуй (рус. пер 2008)
***
Гроздана Олуич (1934)
“На семнадцатом этаже нью-йоркского отеля, когда перед ним стремительно сменялись кадры, как это бывает перед наступлением глубокого сна или перед пробуждением, доктор Данило Арацки почувствовал, что в комнате он не один”
(“Голоса на ветру”)
Говорят, последний классик сербской литературы. Это спорное утверждение: прежде всего, потому, что классика — не всегда и не обязательно то, что уже произошло в прошлом. Иногда она творится на наших глазах. Но поскольку речь не о классике как таковой, а о фигуре первой величины сербской литературы (книги Грозданы Олуич переведены на 28 мировых языков – больше, чем книги Павича), то оставим этот факт. Тем более, что если понимать слово “классика” как принадлежность реалистической традиции — то все верно.
Ее книги сравнивают то со “Сто дней одиночества” Маркеса, то с рассказами ранней Франсуазы Саган, и стеснительно характеризуют: “разноплановое творчество”. Полумрак в пустоте, разноцветные отблески рекламы, чьи-то голоса и прикосновения — воспоминания и реальность. Дороги, что, петляя от парижских салонов и карпатских лесов приводят в детские приюты, концлагеря и психиатрические клиники. Семейные связи, тайны, поиск пропавших родственников.
Но, кроме того, еще повести и романы для детей и подростков, сказки. Сегодняшние 30-40-летние читатели наверняка помнят сборник “Волшебная метла” и страшную, но захватывающую сказку о Человеке, который надевал одну маску за другой в поисках: где же его собственное лицо.
Некоторые книги на русском:
Не буди спящую собаку (1964)
Волшебная метла (сб. сказок,1983)
Голоса на ветру (2009)
Милош Црнянский (1893-1977)
“Прекрасное лицо, надменное и утомленное. Лицо человека, много повидавшего на своем веку и много пережившего.
Fulke Greville, lord Brooke — гласила надпись под портретом.
Его убил лакей в 1628 году.”
(“Роман о Лондоне”. Пер. Т. Вирта, Т. Поповой)
Писатель, поэт и драматург, журналист и переводчик, бывший югославский атташе в Берлине, автор антологий китайской и японской поэзии (Япония и Китай были в большой моде сто с лишним лет назад). И “Романа о Лондоне”, куда автор уехал в начале Второй мировой войны и где провел больше двадцати лет. Отсюда начнется одна из главных тем: эмиграция. Лондон как воплощение западного образа жизни, противостоящего славянскому обществу с его патриархальными традициями.
Князь Репнин, бывший белогвардеец, с тоской будет вспоминать Россию, которая отсюда, из Англии, кажется ему потерянным миром человечности.
Все написанное — ерунда, потому что “Роман о Лондоне” — не унылый плач человека, предпочитающего “любить Россию с безопасного расстояния”, а звуки подземки, театры, русские в потертых шинелях, разбросанные по всему миру, потертые же чемоданы, хранящие запахи множества гостиниц — испанских, японских, бирманских, в общем, та особая атмосфера, которая была жизнью эмигрантов в начале двадцатого столетия.
Исчезновения Репнина этот мир не заметит.
Что касается автора, то он изучал философию, а его стихи считали одним из антивоенных манифестов те сердитые и давно уже не молодые люди, которые называли себя потерянным поколением.
Интересно, что бы они сказали о нас…
Некоторые книги на русском:
Суматра (1920)
Записки о Чарноевиче (1921)
Переселение (1929, рус. пер. 1962)
Роман о Лондоне (1947, рус. пер. 1991)
***
Бранислав Нушич (1864-1938)
“Если бы учителю, господину Добру (не пропускавшему ни одного покойника, чтоб не сказать речь над его могилой и, как говорили, тренировавшемуся на покойниках в ораторском искусстве, чтобы пройти в депутаты Скупщины), пришлось держать речь над могилой Теофило Дунича, то он бы закончил ее такими словами: “Покойный был честным гражданином, хорошим чиновником и примерным супругом…”
(“Бешеный Теофило”. Пер. В. Токарев)
Что правит жизнью порядочного человека? Шеф в канцелярии и теща дома. Ни на работу из дома, ни из дома на работу такой человек никогда не опоздает, и, можно ручаться, ничего лишнего или безрассудного не сделает.
Кому там весело? Напомнило некоторые благонамеренные проекты лучшей жизни, о которых мы читаем в новостях последнее время? Да, правда.
Словом, перед нами сатирик. Нельзя говорить о литературе какой угодно страны без сатирика.
За первые же тексты — а это были комедии “Народный депутат” и “Два раба” — Бранислав Нушич угодил в тюрьму. Но человек, который вдохновился гоголевским “Ревизором”, безнадежен. Нушич вышел. Опять сел — на этот раз за письменный стол. И продолжил писать сатирические фельетоны, рассказы и пьесы. И руководил народными театрами.
“Кончайте нам тут комедию ломать!” — злились чиновники, свирепея тем больше, чем нужнее было сделать серьезное лицо. Если когда-нибудь выяснится, что они при этом сидели на журналах с рассказами Нушича (чтобы никто не увидел) — ничего удивительного. Тем более, что писатель умудрился прослужить еще в качестве дипломата — невероятный маневр для сатирика. Впрочем, импровизация была его коньком. “Обыкновенный человек”, “Подозрительная личность”, “Протекция” — ничего нового, но есть вещи, которые не стареют.
Некоторые книги на русском:
Дитя общины (1975)
Сатира и юмор (1987)
Автобиография (1933, рус. пер. 2009)
Пьесы:
«Госпожа министерша» (1929), «Мистер Доллар» (1932), «Опечаленная семья» (1935), «Д-р» (1936), «Покойник» (1937)
|