Марта Кетро «Как правильно ошибаться. Большая книга мануалов». АСТ. 2012
Читать анонс книги Марты Кетро «Большая книга мануалов»
Как быть молоденькой
Как слишком много клубники
Мне было шестнадцать, и я
влюбилась, как… нет, не как кошка,
как кошка – это сейчас случается, а
тогда я влюбилась, как цветок –
круглощёкий пион,
поворачивающийся за солнцем,
который не умеет ничего,
только слегка розоветь, пахнуть и
раскрываться, раскрываться, раскрываться – так, что начинают опадать
лепестки.
Солнце моё было старше, а значит, заведомо умней и опытней.
Это, знаете ли, отдельная комиссия – быть умней и опытней шест-
надцатилетнего цветка. Недавно был ты просто парень, имел право на
дурость и выходки, а тут вдруг у тебя на руках оказывается востор-
женное дитя, и надо соответствовать. Он и соответствовал, как мог, а
я ловила каждое слово и отчаянно верила. Скажет он «мне плохо» –
и мне черно, скажет «я счастлив» – и я расцветала. Ещё больше, да,
до потери лепестков. И старалась всегда делать так, чтобы ему было
хорошо, хорошо, хорошо.
Особо подчеркну, что девственность моя оставалась при мне, физичес-
кая неискушенность не поддавалась описанию, и всё это «хорошо» поме-
щалось в пределах эмоционального комфорта. Быть милой. Быть
сладкой. Быть душистой. И честное слово, это не стоило мне ни
малейшего насилия над собой, я и вправду была мила, сладка и душиста
– по природе своей.
И сидели мы как-то, обнимались, ничто не предвещало, но я на всякий случай
с тревогой сверила часы:
– Тебе хорошо?
И он ответил:
– Да. Хорошо… как слишком много клубники…
Я, понятно, затаила дыхание, и он пояснил:
– Очень люблю клубнику. До безумия. Ел бы и ел, килограммами. Но
вот приносят с рынка ведро. И она такая лежит, пахнет, ты её ешь, ешь…
А потом больше не надо.
– Больше не можешь?
– Нет, почему же, могу. Просто дальше будет не так вкусно. И жи-
вот потом заболит. Надо передохнуть.
Я была умненькая и всё поняла. И тем горше стало, потому что клуб-
ника не может перестать быть клубникой. Точнее, может, но тогда уж
насовсем. А вот так, чтобы временно перестать быть сладкой и
душистой, дать горечи, а потом снова, – нет.
И я не перестала, и случилось у нас всякое, ещё много такого, о чём
я рассказать не могу, потому что это история не только моя, но и того
человека, которому я до сих пор благодарна за многое и за науку тоже.
До сих пор думаю, какой тут может быть выход. Наверное, не следу-
ет становиться очень подвижной клубникой, бегать за жертвой и
закармливать её собой: попробуй меня! ещё! ещё! я же вкусная! будет
хорошо! и ещё лучше! Этого не надо.
Нужно помалкивать, дозировать, быть аккуратной, даже если внутри
причитает вечная девичья заплачка: «А почему-у-у? Почему нельзя
просто любить, быть искренней, сладкой, душистой, если я и правда
такая, и любви у меня столько – ведро!»
Но любовь – занятие для пары; если представить, что у вас не обед из
шести блюд, и не игра, и не война, а, например, танго, станет проще. Нельзя же на нём, на мужчине, виснуть, – чтобы получился танец,
придётся дать ему хоть немножечко свободы.
Ах, как говорил мне другой: «Она в постели обнимала меня слишком
крепко и слишком прижималась – и я не мог с ней ничего толком сде-
лать».
Ах, как говорил мне третий: «Я хочу почувствовать её тяжесть, а она
переворачивается, как только прикоснусь».
И другие ещё что-то говорили про ветер, про воздух, который должен
оставаться между мужчиной и женщиной. Ведь ветер – не пустота, это
ещё одна возможность ощутить наполненность пространства.
И всех их я очень внимательно слушала. Но на всякий случай предпо-
чла человека, который не боится, когда клубники слишком много, – при
условии, что она на него не бросается.
Женственность (Анализируй это!)
Часть первая
Попробуйте неожиданно спросить человека о внешних признаках
женственности, и он скорее всего назовет юбочку и сиськи. Мне кажет-
ся, что, «если дать Пятачку время подумать», признаков окажется
несколько больше.
Сразу надо сказать, что в данной теме я разбираюсь неплохо. Женст-
венность моя вполне приличного качества, но мало кто догадывается,
что она не столько врожденная, сколько воспитанная. Нет, это не
значит, что я на самом деле трансвестит, но папа всегда хотел мальчика,
и до определенного возраста меня в семье звали исключительно Генкой.
Кроме этого, папа мне страшно нравился, и я во всем хотела быть
похожей на него, поэтому ходила большими шагами и только в брюках.
В двенадцать лет я выглядела, как мальчик с небольшим бюстом.
От полного превращения в юношу спас только вечный советский де-
фицит. Приличных девчачьих штанов на меня не продавали, и пришлось
ходить в платьях. Один раз, правда, мне сшили брючки в ателье, но я их
сразу же испортила. У подружки заболел папа, и мы поехали к нему в
больницу. Я везла на коленях банку с капустным салатом, заправленным
маслом, и оно вытекло и непоправимо изгваздало мои единственные
брюки. Подружкин папа потом умер, и мне было очень обидно – штаны
пропали зря (конечно, если бы он поправился, я бы на такое дело брюк
не пожалела).
В какой-то момент я отчетливо осознала, что мальчиком мне не быть.
Не знаю, до первых месячных или позже, но стало понятно, что в
лучшем случае всегда буду каким-то плохим мальчиком, хуже любого
другого.
И тогда я решила стать хорошей девочкой – качественной в смысле.
Помню, что тогда уже подошла к делу серьезно, решив обратиться к
истокам. Истоки женственности заключаются, как известно, не в
наличии вагины, а в том, как и когда девочка впервые осознает себя
женщиной.
У меня это случилось примерно в пять лет. Тетя Вера сшила мне
штапельный сарафанчик с открытой спиной и юбкой-восьмиклинкой.
Прекрасно помню, как я в нем выступала – лебедью. Видимо, это было
настолько убедительно, что некий мужчина назвал меня на «вы» и
«барышня». Так и сказал: «Позвольте, барышня, я вам помогу».
(Благородная девица не могла допрыгнуть до звонка в дверь собственной
квартиры.) «Спасибо», – ответила я с достоинством.
В то же лето и в том же сарафане я пережила второе важнейшее со-
бытие: у меня появился поклонник. Его звали Дима, мы гуляли с ним во
круг дома и говорили об экологии. Я сказала, что высохшие ветки
деревьев стоило бы срезать, дабы они не тянули соки напрасно, и Дима
тут же кинулся ломать несчастную яблоню, а какая-то старая дура на
него заругалась.
Он хотел быть пожарным, когда вырастет, поэтому я до сих пор пред-
ставляю его в золотой каске, блистающей на солнце, как в книжке
Цыферова «Жил на свете слоненок».
Потом мы сидели на лужайке в одуванчиках, да, именно так: на зеле-
ной июньской траве, среди огромных желтых цветов – каждый с мою ла-
донь (тогдашнюю), – мы сидели, и он плел мне веночек. Тут пришла его
мама и, увидев нас, изменила цвет лица: «Ты! Плетешь! ДЕВОЧКЕ! Вено-
чек?!» Я тогда не знала, что так выглядят все будущие свекрови. Дима с
достоинством закончил веночек и ушел; больше я его не видела.
Возможно, его отдали в монастырь.
Это все довольно забавно, но именно тогда мне впервые стало понят-
но, что я – девочка, и осознание этого факта доставило огромное удо-
вольствие.
Изредка, когда чувствую себя усталой лошадью, вспоминаю и сарафан-
чик, и лужайку, и мальчика в каске, и мне чуть-чуть спокойнее становит-
ся оттого, что все-таки я точно девочка.
Из уроков детства осталась привычка ездить на заднем сиденье авто-
мобиля. Когда мы купили машину, в семье было три противных девчон-
ки – мама и мы с сестрой, – и каждая хотела сидеть только на козыр-
ном месте рядом с водителем. Уж не знаю, как уломали сестру, а мне,
доверчивой, папа шепнул, что «сзади всегда садится начальство», и мне
этого хватило до сих пор, тем более это соответствует правилам хорошего тона.
А мама так на переднем и ездит, как дурочка…
Еще папа ходил со мной на демонстрацию и всегда покупал мне мо-
роженое, шарики. И цветы. Кажется, мелочь такая – на тюльпаны потра-
титься, но мало кому из отцов приходит в голову, а я чувствовала себя
дамой. Хотя помню, что ладошка от цветов потела (или это от
мороженого была липкая?) и стебли иногда ломались, видимо, слишком
крепко сжимала. Я и сейчас люблю весенние цветы более других.
Вспоминая все эти глупости, я возвращаю себе себя прежнюю.
Женские журналы в сложных случаях советуют шопинг. «Купи пла-
тье и почувствуй себя…» К сожалению, это дешевая и неэффективная
мера. По сути, как плачущему ребенку предложить игрушку: оно,
конечно, сработает, но если дитя – сиротка, то скоро опять заплачет.
Говорят, брошенные дети развиваются медленнее, чем домашние, даже
если бытовой комфорт полностью обеспечен, исключительно потому,
что им не хватает любви. Поэтому чтобы успокоить свое внутреннее
дитя, придется его сначала полюбить. Только не надо перекладывать
эту задачу на мужчин. Собственно, отличие инфантильной личности от
зрелой, по-моему, можно определить двумя фразами: «Ах любите меня,
любите» или все-таки «Я себя люблю и уважаю». Лишь во втором случае
человек способен любить и уважать других людей, а иначе он всегда
будет искать в них папочку или мамочку.
Извините, это все вам хорошо известно, но я вроде как решила по-
дойти к вопросу серьезно, а для этого приходится начинать с азов.
В принципе я верю в телесно ориентированную психотерапию, когда,
желая изменить душевное состояние, человеку сначала помогают изме-
нить физическое (вплоть до осанки и походки), а от этого и в голове у не-
го что-то проясняется*. Например, «выпрями спину, девочка». То же
можно сказать и о советах в журналах: платье (или шубка), шоколадка,
красивое белье – глядишь, и на душе стало легче. Но это, к сожалению,
прямой путь в шопоголики. Правильнее найти отправную точку в детст-
ве, отряхнуть от пыли белого кролика своего сердца и строить образ,
ориентируясь на него.
Итак, у вас внутри белый кролик…