Мария Очаковская «ЭКСПОНАТ РУКАМИ НЕ ТРОГАТЬ». Москва. ЭКСМО. 2012

Читать анонс книги Марии Очаковской «Экспонат руками не трогать»

Cуета сует

Москва, 20… г.

 Бетонный пол был холодным, как лед, но Мэй больше не чувствовала холода. Обхватив колени руками, она сидела на голом полу и шептала слова молитвы:

– Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли…

Какая-то строчка вылетела из памяти, поэтому она все время сбивалась и никак не могла дойти до конца. Она мучительно пыталась вспомнить недостающие слова, и лицо ее то и дело искажала гримаса страдания. Мэй казалось, что как только забытая строка всплывет в памяти, весь этот кошмар, который происходит с ней, закончится. Исчезнет подвал, тусклая мигающая лампочка под потолком, зарешеченное грязное окно, черные вонючие деревянные ящики… ничего этого больше не будет, а она снова окажется у себя дома.

– Хлеб наш насущный даждь нам днесь и, и… не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого. Аминь, – хрипло шептала Мэй. Из-за того, что она долго кричала, плакала, звала на помощь, голос у нее совсем охрип, а из горла вырывались лишь сиплые всхлипы.

– …ежи еси на небесех! Да святится имя Твое… – девушка замолчала, прислонилась спиной к стене. Больше ничто не нарушало тишины. Исчезли звуки, шорохи… как будто ничего и не было, кроме этого сырого темного подвала со спертым воздухом, мир перестал существовать. Мэй устала – слабость, беспомощность, захватив ее сознание, мешали думать, она прикрыла глаза и провалилась в тяжелый тревожный сон, в котором почти сразу увидела отца… Он сидел у себя в кабинете, откинувшись на спинку кресла, и говорил по телефону. Рядом с ним была тетя Грэйс и, как всегда, что-то быстро строчила в записную книжку. Сквозь оконные жалюзи в комнату уютно пробивалось солнце, в лучах его кружились золотистые пылинки, оседавшие на книжных полках, креслах, отцовском письменном столе. Под потолком работал вентилятор. Сквозь толщу сна Мэй никак не удавалось услышать голос отца, и ее он тоже не слышал.

– Папа, разве ты не знаешь, что меня уже давно нет в гостинице, что мой телефон молчит. Почему же ты меня не ищешь? Почему ничего не предпринимаешь? Посмотри, как мне плохо. Неужели ты про меня забыл? Или тебе все равно? Если бы ты только знал, как мне страшно… – кричала она отцу.

Но он, не прерывая телефонный разговор, продолжал спокойно сидеть в своем кресле. Скрипнула и распахнулась дверь – в комнату, виляя хвостом, вбежала Дана. Солнечные лучи заиграли на ее белоснежной шерсти. Собака подошла к хозяину и положила лапы ему на колени…

Но дверь почему-то продолжала скрипеть, звук не прекратился, наоборот, стал громче, отчетливей, пока не раздался звонкий металлический щелчок. Мэй открыла глаза, и в тот же момент тяжелая дверь подвала с шумом распахнулась. В светлом четырехугольнике дверного проема гладким силуэтом вырисовывалась фигура ее мучителя. Нагнув лысую голову, он шагнул в помещение. Дверной замок снова щелкнул. Движения мужчины были уверенны и неторопливы. Мэй заметалась в своем углу. Лысый молча наблюдал за ней. Он по-прежнему ничего не говорил, не спрашивал и не отвечал на ее вопросы. Лицо его оставалось совершенно безучастным.

– Отпустите меня, пожалуйста. Мой отец богатый человек, он заплатит вам много денег, очень много. Пожалуйста. Все, что вы хотите, – хрипло шептала она, напрягая связки. – Прошу вас, умоляю. Ну, позвоните ему. Вы станете богатым, у вас будет сколько угодно женщин. Вы интересный мужчина, вас все будут любить. Зачем вам я? Зачем? Какой смысл держать меня здесь? Отпустите меня, я ничего никому не расскажу ни про вас, ни про этот подвал…

Мэй продолжала говорить и говорить, тем временем рука ее нащупала наконец острый обломок доски, который еще вчера ей удалось отломать от ящика. На какое-то мгновение ее внимание переключилось на предмет, крепко зажатый в руке. Поэтому она не заметила, как лысый что-то проворно достал из кармана куртки, и тут же, со свистом разрезая воздух, над ее головой взметнулась петля из струны и опустилась на шею. Пытаясь увернуться, Мэй дернулась и тотчас выронила палку, а удавка лишь плотнее обхватила ее горло. Руки девушки отчаянно схватились за петлю, стараясь ее разомкнуть…

Последнее, что запечатлелось в ее ускользающем сознании, – было чудовищное в своей бесстрастности лицо незнакомца с блестящими каплями пота над верхней губой.

Борьба длилась недолго. Секунд через 40 все было кончено, и тело Мэй безжизненно опустилось на пол. Тонкая струйка крови скользнула изо рта по щеке, шее и, прочертив алую дорожку на белой кофточке, расползлась в кляксу у блестящей, в мелких стразах надписи «Don’ t worry».

Мужчина присел на корточки, по-птичьи наклонил лысую, без единого намека на растительность голову и принялся внимательно осматривать свою жертву. Большие красные руки медленно двигались вдоль лежащего на полу тела, прикасаясь и трогая то щиколотку, то колено, то запястье, пока наконец не добрались до застежки на джинсах… Только теперь лицо его, казалось, утратило свою зловещую безучастность, и тонкие губы растянулись в некоем подобии улыбки.

Заглянув в последний раз в текст, Катя устало опустилась на стул, налила себе минералки и, порывшись в сумке, достала упаковку глицина.

На мониторе продолжали мелькать цифры тайм-кода, отмеряя финальные минуты экранного времени. В наушниках зазвучала музыка. Пошел эпизод в саду.

Пожилой мужчина не торопясь бредет по дорожке, усыпанной желто-красными листьями. Камера наезжает на пушистую белую собаку, бегущую впереди него. Через мгновение собака исчезает в зарослях кустарника.

Хозяин нетерпеливо окликает ее, подходит к зарослям. Крупный план – собачья морда обнюхивает что-то на земле. Камера отъезжает. Лапы проворно разгребают сухую листву, в кадре появляется хозяин, он наклоняется и, схватив ее за ошейник, старается увести собаку, но та упрямится. И вот она уже схватила и тащит из кучи листьев какую-то грязную белую тряпку. Неожиданно перед глазами мелькают блестящие, в мелких стразах буквы «Don’ t worry». Камера замирает.

«Интересно, почему титры пишут только мужики, – вдруг подумалось Кате, перед ее глазами на экране медленно поползли колонки фамилий и имен, – а женщины никогда? «Paramaunt Pictures представляет»… Это какая-то дискриминация. В самом деле, почему? Откуда это взялось, что должен быть мужской голос? Хотя какая, в сущности, мне разница, ну и пусть себе пишут. Главное, дадут сегодня деньги или нет. Хорошо бы дали…»

– Ну, ты чего там заснула, – прорезался в наушниках бодрый голос звукорежиссера, – я тебя уже давно закрыла, а ты все сидишь.

– Прости, Любочка, я что-то торможу, – спохватилась Катерина, сняла наушники и начала собираться. «Так-такушки, главное ничего не забыть – мобильник, часы, термос, пиджак, сумка…», – двигалась она при этом абсолютно бесшумно. Это было что-то вроде профессионального навыка, не только у Катерины, все работающие за кадром артисты умеют есть, пить, одеваться, не издавая ни единого звука. Закон тон-студии – полный штиль, мертвая тишина. Никому из них даже в голову не придет надеть на работу шуршащую одежду, звонкие браслеты или взять целлофановый пакет. Хотя в последнее время, с переходом на цифру, к посторонним шумам на записи стали относиться проще. И вообще с тех пор как умер пленочный БЕТАКАМ, все стало проще, быстрее и легче. Да здравствует всемогущая цифра! Взять хотя бы озвучку, дубляжа это, конечно, не касается, раньше полуторачасовой фильм писали часа два с половиной, а то и все три уходило. Теперь же – в режиме реального времени плюс минут пятнадцать-двадцать на всякоразное. И не было никаких прокруток, никаких «дайте я вперед пропишусь, у меня в финале всего пять реплик…». Все сидели и ждали, как миленькие, сколько положено. Эх, что тут говорить, с цифрой работать стало много легче.

Выйдя из студии, Катька направилась в курилку. Там уже дымила своей вонючей «Примой» Любочка, их звукорежиссер. Рядом с ней стоял долговязый Стас, он писал маньяка во вторую смену. Была еще новенькая ассистентка, с аспидным цветом волос, но как ее зовут, Катя не запомнила, и напрасно, потому что именно она выдавала ей в прошлый раз деньги.

– Кофе хочу, подыхаю, а в буфет лень, – произнесла Катерина, экономя на словах, и прикурила сигарету.

– Там дальше по коридору автомат поставили, неплохой кофе наливает, эспрессо, каппучино, латте… всего двадцать рублей – откликнулась новенькая и стала рассказывать, какие виды кофе ей особенно понравились.

Катька слушала ее и молча кивала. Вступать в разговор не то чтобы не хотелось, просто не было сил открывать рот, после нескольких часов говорильни. Недаром среди них ходила шутка, как одна актриса после записи приходит домой, готовит ужин, накрывает на стол, ест и все молча, молча, не произнося ни слова. Муж не выдерживает:

– Я так больше не могу, ты что, в рот воды набрала? Все молчишь, молчишь. Хоть бы слово сказала.

А актриса ему хмуро так:

– Дай текст – скажу.

– Красавица моя, мы с тобой, как всегда, с опережением идем, – перебила ассистентку Любочка и подошла к Кате.

– Не хрипанула я там в конце, когда он меня душил?

– Ни Боже мой. А если даже да, неужели ты думаешь, что я бы промолчала?

– Нет, не промолчала бы, – послушно согласилась Катька, а про себя подумала: «Чего я в самом деле? Любочка – есть Любочка, никаких ляпов не пропустит… патриарх тон-студии».

– Ну и не бери в голову. Пока, красавица, отдыхай, а я возвращаюсь к своей гравицапе. Тебя, Стас, жду минут через двадцать. Всем салют, – улыбнулась она на прощание и вышла.

Катя уселась на банкетку, порылась в сумке и достала мобильный. На дисплее высветились семь пропущенных вызовов. Мама, Сева, опять мама и последние четыре от подруги Маши.

– Кать, так ты хочешь кофе или как? А то я могу принести, – раздался над ухом басовитый голос.

– Стас, ты ангел, конечно, хочу, – не отрываясь от мобильного, ответила Катя.

Через минуту он вернулся, держа в руках два небольших бумажных стаканчика. По курилке распространился чудесный запах кофе.

– Спасибо, ангел. За это я тебе выдам один секретный номер телефона. На днях мне звонила девушка Света, то ли редактор, то ли ассистент, им нужен мужской голос, побрутальней, – с наслаждением сделав глоток, произнесла Катя.

– И чего у этой Светы?

– Ты когда-нибудь игрушки писал?

– Не-а. А что это?

– Ну вот позвонишь и узнаешь. Там все просто: ты, звукорежиссер и текст с какой-нибудь ахинеей, типа «я тебе отомщу», «умоешься кровавыми слезами». Но платят сносно.

– А-а-а, понял, компьютерные игры, что ли? Слушай, расскажи поподробней.

– Нет, дорогой. Поподробней тебе расскажет девушка Света, пиши телефон, – Катерина продиктовала номер, – а мне надо идти.

– Спасибо тебе, Кать, большое, ты не представляешь, как это кстати, – улыбаясь во все лицо, сказал Стас.

В ту же минуту из Катиной сумки раздался звонок мобильного.

– Насонова, ты что, эсэмэски мои не читаешь? Я уже пятнадцать минут, как дура, стою у вашей проходной, тебя жду. Давай, не тяни резину, а то очень есть хочется, – быстро заговорила в трубку Машка, – и пить, кстати, тоже.