Саша Канес «Мои мужчины» Москва. ЭКСМО. 2012

Мама и не только…

Катька скрылась в неизвестном направлении, оставив мне только истерическую записку: «Прости, дорогая! Но у меня это — единственный шанс выжить!» Подруга сняла со счета все, что там лежало, включая немыслимую для меня тогда сумму, оставленную в качестве нашей прибыли по киргизской сделке. За полдня она ухитрилась каким-то неведомым образом продать свою квартиру.

Двое наших сотрудников крайне нервно объяснили, что Катька, а следовательно, фирма, а следовательно, я должны им кучу денег. Признаться, моя подруга всегда сама рассчитывалась с ребятами. Я знала размер их ежемесячной заработной платы, но премиальные, зачастую в разы превышавшие месячный заработок, она определяла сама, и я никогда не вмешивалась в этот процесс. К моему потрясению, Леха сообщил мне, что Катька не только не выплатила им оговоренные премии за полгода, но и последние три месяца задерживала зарплату, ссылаясь на огромные накладные расходы по контракту. По напряжению в Лехином голосе и нервному состоянию обоих я поняла, что, скорее всего, они говорят правду. Ребята, разумеется, осознавали, что я тоже обманута и что мое положение нисколько не легче, чем их. И это при том что об истинном моем положении они даже не догадывались! Я была младше и слабее их. Я никогда не обманула их и никогда не нарушала данных лично мной обещаний — ни письменных, ни даже устных. Но по всем понятиям, регламентирующим всю жизнь в нашей расчудесной стране, по всем этим гребаным понятиям, я была им должна!

Объяснять, что платить мне нечем, было бессмысленно. У меня была квартира и был «Жигуль»-«восьмерка», которых как раз хватало на полный расчет. Но мне все же удалось их   уговорить подождать пару недель. За это время я очень надеялась хоть что-нибудь придумать.

Ребята ушли, и я рухнула на кровать в полном отчаянии. Я не только лишилась денег, но потеряла единственную подругу, бизнес и, похоже, крышу над головой. Единственное, что наверняка оставалось со мной, — это мой будущий ребенок, безотцовщина моя…

Телефонный звонок показался мне таким внезапным и резким, будто все остальные телефонные звонки, слышанные мной в этой жизни, были нежными и деликатными. Голос звонившей девушки я поначалу даже не узнала, и только после того, как она представилась, вспомнила Иру, нашу израильскую подругу, Витину жену. Ира ошеломила меня информацией, что ей нужна моя помощь в деле поставки какую-то там отдаленную область тех самых тестиков, с помощью которых мы с Катькой определили свою беременность. Она сказала, что у них есть там конечный покупатель, но он сам по каким-то причинам не готов платить напрямую израильской фирме, но нуждается в посреднике, который возьмет на себя весь труд по регистрации их продукции в российском Минздраве и по таможенному оформлению товара. Не имея никакого представления о предстоящей работе, я, тем не менее, дала добро на то, чтобы столь озабоченный областной демографией бизнесмен вышел со мной на связь.

Позвонивший мне уже через пятнадцать минут человек представился Семеном и попросил о немедленной встрече. Недолго думая, я согласилась, и еще через полчаса раздался звонок в дверь. Я открыла. В коридор шагнул невысокий и очень плотный человек лет сорока. Одет он был более чем небрежно — в джинсы и невообразимый серо-зеленый джемпер. Рубашка под ним также свидетельствовала, что мой визитер, мягко скажем, пренебрегает первой частью русской пословицы «Встречают по одежке — провожают по уму». Зато на его круглом семитском лице был написан  неимоверный восторг от встречи со мной.

Семен сообщил, что в предстоящей сделке он выступает от имени поволжского Фонда материнства и детства, порожденного заботливым региональным руководством. Региональное начальство, по словам Семена, больше всех посевных и уборочных интересовал один вопрос: кто в области уже беременный, а кто еще нет? Для этой цели банк «Кнуровский» уже выделил под гарантии администрации города кредит, и сейчас оставалось только приобрести заветные израильские тестики. Семен выложил передо мной все коммерческие детали планируемого проекта. Фонд собирался закупить четверть миллиона тестиков. Ирина компания хотела получить девяносто центов за каждый из них, с учетом стоимости доставки в Россию. На меня ложилась задача растаможить груз, предварительно зарегистрировав новый фармацевтический продукт в Министерстве здравоохранения.

Я тут же позвонила Жене, знакомому таможеннику — в их фирму мы тоже поставили как-то несколько компьютеров. Он ответил, что в Минздраве у него есть «концы», а таможня мне обойдется совсем недорого. Ввозной пошлины на подобный товар тогда не существовало, и нужно было только заплатить тысяч пять долларов «премиальных» таможенникам, чтобы они сделали все, как надо.

Я спросила про Минздрав. Женя предположил, что расходы там составят примерно такую же сумму, исходя из того, что тестики на определение беременности лекарством не являются. Исходя из полученной информации, я добавила еще доставку по стране и всяческие непредвиденные расходы, для перестраховки умножила все на два и получила, что себестоимость тестика на складе клиента будет порядка одного доллара за штуку. Я спросила Семена, сможет ли он предоплатить поставку, и, получив утвердительный ответ, сказала, что взять с него больше, чем доллар двадцать центов за единицу продукции, будет просто наглостью. Семен покачал головой:

— Не годится, не смогу…

— Ну, давайте тогда доллар пятнадцать… или даже десять…

Не та была ситуация, чтобы упираться и идти на принцип. Мне было грустно, что я не решу при такой цене всех своих проблем, хотя при всех обстоятельствах подобный контракт был для меня большой удачей. Во всяком случае, с Колей и Лехой я могла рассчитаться, не теряя своего жилья.

— Я могу у вас их купить только по девять долларов за штуку! — виновато улыбнулся Семен.

— Почем-почем?! — Передо мной явно был ненормальный.

— Нет, дорогая моя, я не сошел с ума. Не беспокойтесь! Просто администрации области нужно немного денег на избирательную компанию и прочие различные нужды. Вот и все! Вы возьмете себе два доллара за каждый тест, а остальное выплатите израильской фирме за товар. А с ними у меня есть договоренность о возврате разницы в цене на указанный мной банковский счет.

Я без труда умножила четверть миллиона тестиков на один доллар прибыли с каждого из них. Полученная цифра не укладывалась в моей голове. Неужели все мои проблемы будут теперь решены?!

На самом деле, все оказалось, разумеется, не так уж и просто. Мне с росшим день ото дня пузом пришлось немало побегать по Минздраву, чтобы сертифицировать импортируемый продукт. Немало усилий и денег ушло на то, чтобы получить рекомендации Института матери и ребенка и парочки других медицинских центров. Правда, завязанные там знакомства немало помогли потом в деле организации собственных родов и, главное, придали мне уверенности в том, что у меня все будет хорошо.

Когда все проверки для сертификации, как мне казалось, были уже пройдены, один из чиновников, занимающихся моим делом, сообщил, что необходимо пройти проверку на нетоксичность наших тестов.

— Зачем это нужно, уважаемый Егор Савельевич? — обратилась я к анемичному и заторможенному заведующему отделом анализа и диагностики. — Ведь тестик этот не глотают — на него писают!

— Я понимаю, — вздохнул чиновник. — Но вы же, голубушка, знаете, в стране нашей такая дикость творится, такое повсеместно бескультурие имеет место быть, что женщина, как бы вам сказать… Женщина может проглотить тестик…

Я поняла, что надо мной просто издеваются:

— А гвоздь, Егор Савельевич, гвоздь женщина может проглотить?!

Егор Савельевич тяжко задумался и, не обращая на меня внимания, принялся ковырять в угреватом носу, потом вынул палец, брезгливо посмотрел на него и обтер о брюки.

— Да, — кивнул он мне. — Наша женщина может проглотить гвоздь.

— Так почему же тогда гвоздь не проходит исследование на нетоксичность? — ехидно спросила я.

Егор Савельевич словно ждал именно этого вопроса. Он подбоченился и с какой-то прямо-таки ленинской хитринкой произнес:

— А гвоздь, моя дорогая, не проходит по Минздраву! Поэтому никто и не исследует его на нетоксичность. Если бы гвоздь проходил по Минздраву, то вот тогда было бы совсем другое дело, потому что женщина, разумеется, может проглотить гвоздь.

Признаться, тогда я посчитала Егора Савельевича обыкновенным идиотом. Но как я оказалась не права! Дело в том, что при получении партии тестов мы должны были тысячу штук отправить в учреждения Министерства здравоохранения, то есть, попросту говоря, в женские консультации. Каждая коробочка с тестом была снабжена инструкцией на русском языке, в которой, в частности, указывалось, что маленький пакетик с силикагелем, предназначенным для поддержания низкого уровня влажности, надлежит просто выбросить. Для женщин, не склонных к чтению, была даже нарисована соответствующая картинка — рука, бросающая этот маленький пакетик в мусорное ведро. Но не тут-то было! Так как на каждой коробке было указано имя импортера, наш юридический (слава Богу!) адрес и телефон, нас начали немедленно изводить те самые женщины, о которых столь проникновенно вещал мне Егор Савельевич. Дежурил на телефоне Леха, не меньше моего заинтересованный в нашем скорейшем и успешном выходе из финансового кризиса, вызванного исчезновением «Энергочипа» и Катькиным побегом. Чего только он, бедный, не наслушался! Каких только претензий нам не предъявляли! Одна дама жаловалась на то, что битый час размешивает силикагель в стакане с мочой, но тот никак не хочет в ее моче растворяться. Другая интересовалась, за какое время перед проведением теста силикагель требуется проглотить. Самой скандальной оказалась немолодая уже женщина, кандидат технических наук, засыпавшая содержимое пакетика себе во влагалище перед половым актом с любовником — аспирантом-заочником из города Абакана. Травмировались, разумеется, оба. Но молодой хакас даже после излечения от чудовищного гнойного абсцесса, поразившего в итоге а его несчастный детородный орган, отказался от всяких половых сношений со своим научным руководителем. Он открыто заявил, что после пережитых страданий отныне ограничивается лишь консультациями по вопросам сопротивления материалов. Разгневанная доцентша грозила всеми мысленными карами нам, виновным, по ее мнению, в очередном крахе ее личной жизни.

На всю операцию с тестиками ушло два с половиной месяца. Семен сдержал слово, и я получила все мне причитавшееся. Рассчитавшись с Лехой и Колей, я, к немалому их удивлению, сообщила, что они вычеркиваются и из моего бизнеса, и из моей жизни. Я не простила того, как они меня «поддержали» в день Катькиного бегства. Не без помощи моего «тестикового» компаньона Семена я нашла «белые» компьютеры для наших киргизов, проплатила их из полученных за тестики денег и отправила долгожданный груз в Бишкек. Ынакбек Султанбекович стал триумфатором в университете и в местной Академии наук. Он так никогда и не узнал о произошедшем и на торжественном банкете, говорят, произнес помпезный тост за славную компанию «Энергочип», которая так замечательно выполнила все взятые на себя обязательства.

Но меня это все тогда мало волновало. Мне оставалось дохаживать последние недели, и я, скрепя сердце, поехала к маме, чтобы наконец сообщить ей, что у нее будет внучка. Пол ребенка мне, разумеется, давно уже был известен.

Несмотря на выпиравший огромный живот, машину я водила по-прежнему сама. Всю дорогу до Серпухова я содрогалась при мысли о том, какой может оказаться реакция мамы на мое положение при полном отсутствии не только мужа, но и вообще какого бы то ни было спутника. Я боялась, что, учитывая ее теперешние наклонности, встреча эта может оказаться последней и меня ждет судьба круглой сироты при обоих живых родителях. От страха перед перспективой такого исхода меня буквально трясло всю дорогу. Ребенок, словно чувствуя мое настроение, так толкался и вертелся, что живот мой ходил ходуном, временами подскакивая чуть ли не до рулевого колеса.

С усилием переставляя отекшие за последние несколько дней ноги, я поплелась на пятый этаж по захарканной, закиданной раздавленными окурками лестнице. При этом мне все время казалось, что за мной беспрестанно следят из ржавых замочных скважин и заляпанных глазков злые, ненавидящие меня люди. И вот передо мной обитая коричневым дерматином мамина дверь. Пару минут я собиралась с духом и наконец нажала на кнопку звонка.

Слава Богу, мама была дома одна. Мой живот она, разумеется, увидела сразу и замерла. Прошло несколько мгновений, наверное, самых длинных в моей жизни. Я понимала, что теперь или моя родная любимая мама вернется ко мне, или я потеряю ее навсегда. Мама шагнула мне навстречу, обняла меня и тихонько заплакала. Я даже сразу не поняла, что такое закапало на мою шею. Мама ни о чем не спрашивала меня, только бережно прижимала к себе. Это снова была моя родная и любимая мамочка!

Незапертая входная дверь резко распахнулась, и перед нами возникла одна из многочисленных маминых товарок, мелкая, жилистая старуха в темном платке на маленькой птичьей голове. Платок, словно знаменитый ленинский галстук, был разукрашен грязно-серыми горохами. Она, как мне кажется, жила в соседнем подъезде и, наверное, углядела меня еще с улицы.

— Догулялась, потаскуха?! — зашипела она с порога. — Стыдоба-то какая! Матери-то, матери какой позор!

Мама вздрогнула, отстранилась от меня и направилась к входной двери. Злобная бабка тем временем брала дыхание, чтобы выпалить новую гневную тираду в мой адрес. Входная дверь открывалась внутрь, и мама, ухватившись за край двери чуть выше ручки, изо всех сил захлопнула ее прямо в лицо наполовину вошедшей уже незваной гостье. Та, видимо, отшатнулась, и, оступившись, опрокинулась на ступеньки. Трухлявая входная дверь не очень-то заглушала звуки, исходящие с лестничной клетки. Вначале до нас донесся шум от падения самой старухи и ее покупок. Затем мы услышали проклятия, в которых бесчисленно упоминался как Всевышний, так и враг рода человеческого.

Мама некоторое время постояла, сжимая ручку двери, словно опасаясь возвращения незваной гостьи.

— Ну что… готовься стать бабушкой… — только и смогла я произнести.

Мама опустилась на стул и попыталась улыбнуться. Судьба навернувшейся со ступенек соседки ее, слава Богу, уже не интересовала.