Аркадий Недель. Оскар Рабин. «Нарисованная жизнь» Москва. НЛО. 2012
Игра стоила нервов и сил. Выставка в ДК имела колоссальный успех, принеся своим участникам славу и уверенность в том, что их путь единственно верный. Куда идти дальше? Этот вопрос повис над всеми. Почти уже солдатская готовность к бою, которую они приобрели за эти годы, сражаясь за свое искусство, мешала успокоиться. В какой-то момент всем показалось, что предел достигнут. Надеяться на большее, на равноправие с официальным стилем, если о таковом вообще можно говорить, было бессмысленно. Это политическая цель, которую никто из нонконформистов не ставил. Ощущение границы амбивалентно. Оно дает возможность успокоиться и эмигрировать в себя, оно же угнетает самой мыслью об успокоении. Успокоиться — значит признать, что пришло время жатвы. Ведь больше им никто и ничего не обещал. Да и нужна ли повторная битва за тот же самый результат? Их выставили в ВДНХ, их посмотрели десятки тысяч, о них узнали во всем мире, власти приняли почти все их условия. Почти.
Картины стали возвращаться по квартирам, откуда, казалось, они вышли к зрителям. Нельзя сказать, что художники-нонконформисты никогда не шли на компромиссы. Они вполне на них шли, когда видели в этом выгоду для себя и когда компромисс с властью не задевал сути их творчества. Рабин не исключение. В свое время, в конце шестидесятых, после той самой скандальной выставки на шоссе Энтузиастов, он благодаря дружеской протекции людей, рискнувших своей репутацией, устроился иллюстратором в издательство «Советский писатель». Художественный редактор относится к нему с симпатией, он поручает Оскару оформление поэтических книг. Новое ремесло хорошо оплачивается, у книжного графика всегда много работы, редактор помогает советами (к слову, этим же способом зарабатывали на жизнь Эрик Булатов, Олег Васильев и многие другие). Оформив несколько книг, Рабин подает заявление в московский Горком художников-графиков, существовавший в разные годы под разными именами. Его история начинается в профессиональных союзах художников, графиков, монументалистов, скульпторов, возникших незадолго перед революцией и преобразованных в 1919 году в РАБИС или ВСЕРАБИС — профсоюз работников искусств. В 1929 году возникает Московский городской комитет художников, тот самый, при котором в 1975 году будет образована знаменитая живописная секция. В момент вступления Рабина в Горком секции живописи еще нет даже в проекте, но уже есть председатель этой организации — Владимир Ащеулов, функционер и партиец, который покинет свой пост в марте 1979-го, уже после отъезда Рабина за границу. По некоторым воспоминаниям, Ащеулов был человеком неглупым, авантюрным, имел хорошие связи во властных структурах и, как ни странно, искренне интересовался живописью.
Когда Рабин решил стать горкомовцем, он встретился с Ащеуловым.
— Вы участвовали в несанкционированных выставках, не так ли? — спросил председатель. — В дальнейшем вам следует их избегать. А уж если надумаете, предупредите нас об этом. Наше мнение не должно быть для вас безразлично. Мы несем друг за друга ответственность. Надеюсь, вы понимаете.
Рабин понял и условие принял, не давая при этом никаких обещаний хорошего поведения. Он останется в Горкоме шесть лет. Шесть лет он будет исправно платить взносы в размере от полутора рублей до двух с полтиной, что составит один процент от его зарплаты. У него появится членский билет с наклеенными марками и официальный статус, а у властей — инструмент давления, которым они не раз воспользуются — в частности, во время подготовки выставки в ДК ВДНХ, которая по обыкновению проходила в форме квартирных показов. Площадь нашли не сразу, ибо даже среди друзей далеко не все были готовы предоставить свое жилье, зная о полной осведомленности пятого отдела КГБ65. Нашли семь квартир, разбросанных по разным концам Москвы. Общее число участников было около сотни, включая членов Союза художников. Михаил Одноралов, человек не из близкого круга, но разделявший похожие взгляды, предоставил свою мастерскую. Ученик Фалька, он вчувствовал в себя Мондриана и Моранди, занявшись поисками своего стиля, который он потом назовет аналитическим. Суть его состояла в создании эклектического пространства, где изображаемые вещи пребывают в максимальной свободе. В мире нет ничего стабильного, как и стабилизирующего; Алиса в своей Стране чудес (у художника есть серия работ на эту тему) меняется в зависимости от того, где находится в данный момент. Одноралов создавал «квантовую» живопись, где нет подлинной реальности, кроме моментных состояний.
Выставка семи квартир длилась две недели с небольшим перерывом. Чтобы никого не отвлекать от будней, время показов было выбрано максимально удобное для всех — от шести до восьми вечера плюс выходные. Организация потребовала больших усилий. Многие квартиры были неподготовлены для размещения полотен, их приводили в порядок в кратчайшие сроки. Нужно было также придумать маршрут, по которому посетители смогли бы смотреть картины, двигаясь от одной точки к другой. Были напечатаны все адреса со списком работ, которые висели в том или ином доме.
Комитет тоже работал. К хозяевам квартир начала приходить милиция, узнавать, кто живет, кто прописан, нет ли неоплаченных счетов за газ и телефон. Внезапно возникали жалобы соседей, ЖЭКа, уборщиц… Кому%то сообщалось, что дом срочно нуждается в капитальном ремонте и, если можно, пусть хозяева уедут на дачу. И т.п. Когда это все не подействовало, милиция стала уговаривать жильцов прийти на выставку и своими глазами убедиться, что за кошмар устраивают их соседи. «Они хотят превратить дом в проходной двор, — убеждали из отделения. — Нельзя же так все оставить!» Начальники ЖЭКов были подняты на ноги, им вменили в обязанность приходить к устроителям выставки, требуя от них соблюдать нормы гигиены.
Нажимы милиции на соседей принесли скромные результаты. Никто из жильцов не стал делать заявлений о порнографах, растлевающих здоровую коммунальную атмосферу. Ограничились составлением жалобы на неприятный запах красок, который мешает ужинать. Дальше ЖЭКа, впрочем, этот документ не пошел. Чтобы не создавать толчеи, организаторы выставки просили народ не приходить толпами. Покупки картин во время просмотра были запрещены, чтобы не давать милиции повод обвинить художников в спекуляции. Не обходилось и без провокаций. На одной из квартир к Рабину подошла дама лет сорока пяти и попросила выйти с ней на кухню. Представившись работником отдела культуры райкома, дама сказала:
— Послушайте, тут половина картин антисоветские. Вы получили разрешение на выставку?
— Товарищ, — ответил Рабин, — здесь частная жилплощадь. Никакого разрешения мы получать не собираемся. Если наши картины, как вы говорите, антисоветские, то пусть на сей счет будет официальное судебное заключение. Если таковое будет, мы понесем ответственность по всей строгости закона. Ваше личное мнение нас не интересует.
— Вы ответите! — пригрозила дама, — Немедленно прекратите это безобразие.
— Если вам здесь не нравится, вы можете уйти.
Что она и сделала, выпустив изо рта напоследок какую-то ругань.