Художественное пространство и время в стихотворении В.В. Маяковского «Необычайное приключение»

Н.Г. Юрасова

Стихотворение «Необычайное приключение» (1920) принадлежит к числу самых известных стихотворений Маяковского. Однако попытки анализа этого произведения пространственно-временном аспекте, насколько нам известно, в литературоведении не предпринимались.

Условно стихотворение можно разделить на несколько частей; события каждой из них разворачиваются в особом хронотопе.

Первая часть — это события, предшествующие встрече героя с солнцем (строки 1-24). Место и время действия здесь обозначено конкретно: лето, дача в Пушкино. Главная черта этого мира — неизменность: «А за деревнею — / дыра, / и в ту дыру, наверно, / спускалось солнце каждый раз, / медленно и верно. / А завтра снова мир залить / вставало солнце ало» (2;35)¹. В окружающем героя мире ничего не меняется, каждый день похож на предыдущий. Меняется лишь состояние лирического героя: нарастает его злоба и раздражение.

Пространство здесь разделено на две сферы: а) земное пространство, деревня, в которой находится герой; б) место обитания солнца — небо и «дыра» за деревней. Эти две сферы практически изолированы друг от друга, между ними проходит резкая граница: солнце движется по своей раз и навсегда заданной траектории и к земной жизни не имеет никакого отношения. 

События второй части стихотворения (строки 25-113) — встреча и общение героя с солнцем. Происходит разрушение прежних пространственных границ: солнце, которое должно быть на небе (или хотя бы в «дыре» за деревней), оказывается на земле. Уникальность этого события не вызывает сомнений: «Гоню обратно я огни / впервые с сотворенья» (2;36). Разрушаются и временные границы — границы дня и ночи: «Болтали так до темноты — / до бывшей ночи то есть» (2;37). День и ночь становятся как бы неразличимыми.

Важно отметить также, что общение героя и солнца многое меняет не только в мире, но и в самом герое. Он понимает, что солнце — вовсе не «дармоед, занеженный в облака», а такой же труженик, как и он сам.

Наконец, последняя часть (строки 114-132) описывает сотрудничество героя и солнца. Интересно, что пространство здесь утрачивает свои конкретные приметы. Миссия поэта и солнца глобальна: они несут свет всему миру: «Пойдем, поэт, / взорим, / вспоем / у мира в сером хламе. <…> Светить всегда, светить везде» (2;38). Меняется и время: вместо привычной смены дня и ночи мы видим поочередное сияние двух «солнц». Такое состояние мира, видимо, осмысляется как идеальное.

Таковы основные хронотопы этого стихотворения. Все они оказываются очень устойчивыми в художественном мире Маяковского.

Неоднородность пространства и непродуктивность времени — черты хронотопа, который можно назвать «старым миром»; наиболее развернуто он представлен в раннем творчества Маяковского. Это мир несовершенный; он характеризуется острой конфликтностью. Борьба лирического героя с его противниками выражается в пространственных оппозициях: «земля — небо», «центр — периферия». Солнце у раннего Маяковского, как известно, является образом отрицательным. Оно часто ассоциируется с таким противником лирического героя, как буржуй («жирный»). Наиболее отчетливо это выражено в стихотворении «Я и Наполеон»: «Через секунду / встречу я / неб самодержца, — / возьму и убью солнце! <…> Вот он! Жирен и рыж! / Красным копытом грохнув о площадь, / въезжает по трупам крыш!» (1;73). Ср. также трагедию «Владимир Маяковский»: «Пухлыми пальцами в рыжих волосиках / солнце изласкало вас назойливостью овода» (1;153). В  «Необычайном приключении» солнце также первоначально воспринимается как враг — «дармоед». При этом, конечно, мир «Необычайного приключения» лишен трагизма, свойственного миру раннего Маяковского. Тем не менее можно говорить о некоей общности их пространственно-временной структуры.

Следующее событие — сошествие солнца и его беседа и героем — по своим пространственно-временным характеристикам соотносится с хронотопом революции. Революция у Маяковского — событие, которое разрушает все существующие ранее пространственные границы. Здесь можно вспомнить и «Мистерию-буфф» (потоп смывает все страны и народы с лица земли), и поэму «150 000 000», где описывается движение губерний: «Чего полезли губерний туши / из веками намеченных губернаторами зон?» (2;121). В «Необычайном приключении» сошествие солнца также разрушает границы. Разница лишь в том, что революция всегда у Маяковского всегда стихийна и не подготовлена предшествующими событиями. В «Необычайном приключении» носителем революционного начала является лирический герой; его раздражение нарастает постепенно.

Сошествие у Маяковского — карнавальный мотив. Обращение героя к солнцу — некая снижающая, развенчивающая карнавальная брань. Их общение можно назвать «вольным фамильярным контактом» (термин М.М. Бахтина):  «Чаи гони, / гони, поэт, варенье! <…> На «ты» мы / с ним, совсем освоясь. / И скоро, / дружбы не тая, / бью по плечу его я» (2;36-37). Революция у Маяковского всегда способствует усовершенствованию человека — не только физическому, но и идеологическому, то есть человек обретает способность различать друзей и врагов. Например, в стихотворении «Владимир Ильич!» это выражается в обретении «мировым телом» головы: «Когда над миром вырос / Ленин / огромной головой. / И земли сели на оси. / Каждый вопрос — прост. / И выявилось / два / в хаóсе /  мира / во весь рост. <…> Теперь / не промахнемся мимо. / Мы знаем кого / мети! / Ноги знают, / чьими / трупами / им идти» (2;33). То же происходит в «Необычайном приключении»: герой первоначально видит в солнце врага, а оказывается, что они могут стать друзьями, у них общие цели.

Мотив сошествия встречается и в раннем творчестве Маяковского. Инвариантный сюжет выглядит так: герой сходит на улицу и пытается вступить в контакт с толпой, претендуя на роль ее кумира, предводителя; но толпа его отвергает, поклоняясь иным кумирам — прежде всего, тому самому ненавистному для героя «Жирному». Наиболее полно этот сюжет представлен в стихотворении «Ко всему» и в поэме «Человек». В «Необычайном приключении» сошествие, развенчание солнца не трагично; напротив, оно продуктивно, так как оборачивается новым увенчанием: «Пойдем, поэт, взорим, вспоем…» (2;38). Ср. также стихотворения «Юбилейное» (стаскивание Пушкина с пьедестала), «Тамара и Демон» (преодоление временных границ: «К нам Лермонтов сходит, презрев времена…» (6;78)) и «После изъятий» (обращение к Богу: «Зайдите ко мне как-нибудь. / Снизойдите с вашей звездной дали» (4;48)).

Наконец, последняя часть стихотворения, изображая идеальное состояние мира, соотносится с образом (хронотопом) будущего. Будущее не часто получает у Маяковского развернутое описание, но все же можно выделить основные черты этого хронотопа. Во-первых, это однородность пространства. Как мы уже говорили, деление пространства на какие-либо локусы является у Маяковского показателем конфликтности мира, а будущее — бесконфликтно. Во-вторых, это отсутствие времени. Точнее, время не оказывает на человека губительного воздействия. В «Необычайном приключении» неощутимость времени связана с отсутствием ночи. Интересно, что здесь наблюдается явное сходство с библейским описанием Нового Иерусалима: «И город не имеет нужды ни в солнце, ни в луне для освещения своего; ибо слава Божия осветила его, и светильник его — Агнец. Спасенные народы будут ходить во свете его, и цари земные принесут в него славу и честь свою. Ворота его не будут запираться днем, а ночи там не будет» (Отк. 21;23-25). Будущее у Маяковского тоже идеально, поэтому не подвержено изменениям.

Переход от старого — несовершенного — мира посредством революции  к идеальному миру будущего — основной для Маяковского сюжет, проходящий через все его творчество. При этом не так легко найти произведения, в которых так полно были бы представлены все три выделенных нами хронотопа. Именно поэтому можно сказать, что стихотворение «Необычайное приключение» занимает особое место в творчестве Маяковского, представляя собой своего рода «модель» художественного мира этого поэта.  

Примечания

1. Произведения Маяковского цитируются по изданию: Маяковский В.В. Полное собрание сочинений в 13 томах. М., 1955-1961. Курсив в цитатах принадлежит автору статьи.

Грехнёвские чтения. Сборник научных трудов. Н. Новгород, 2008. С. 209-212