Ирина Трофимова. Город

Глава 1

Я спешила на свидание с Городом. Я волновалась. Мы слишком долго не виделись, и он мог забыть меня и встретить, как всех чужаков, — повернувшись своей известной разрекламированной стороной. Это был необычный Город, в отличие от всех столиц, стремящихся показать парадную пафосную обложку, он любил выставить себя в самом неприглядном свете, казаться распущенным, развратным и запретным. Так ему платили больше денег, а Город всегда их любил, да к тому же он был хитрым. Но в этом было гораздо меньше лукавства. Сколько раз мне приходилось увозить из других городов разочарование, когда, свернув на шаг от начищенных глянцевых улиц, я оказывалась на банальной помойке. С этим Городом все было наоборот. За сладким дурманящим дымом, за витринами в красных лампочках, продажной любовью и ночным разгулом пряталась его нежная бархатная изнанка, которая, на самом деле, и была настоящим лицом. Но только узнать об этом Город позволял не всем.
Он очень долго не подпускал к себе и меня, я не понимала его, не чувствовала и путалась в людях и улицах. А потом все изменилось. Ранним утром я выбежала из дома по делам и через несколько шагов вдруг остановилась, забыв про спешку. Я увидела все, что раньше пряталось от меня. Я почувствовала, какой он спокойный и надежный, этот Город, продуманный и размеренный. Я перестала бояться каналов посреди улицы, перестала стесняться заглядывать в чужие окна. И дело было даже не в том, что я жила здесь уже довольно долго. Да, я стала здороваться с моими соседями и мне махал через улицу мой зеленщик. Я знала, как зовут кота в кафе за углом и какого числа всей страной надо пробовать селедку нового сезона. Нет, дело было не в этом. Просто в то утро Город отменил все мои дела. Он пригласил меня на свидание. Любой город, страна или улица станет вашим только тогда, когда там у вас появится своя история. Моя история началась со свидания.
С тех пор прошло уже много времени, этим утром я возвращалась к Городу и очень торопилась. Я выбрала самый ранний рейс, чтобы застать его спящим, чтобы тихонько смотреть, как он будет просыпаться, вдыхать его запахи и ждать, замерев от волнения, как же он меня встретит. Узнавать любимые мелочи, удивляться его чудесам, улыбаться его прохожим. В этом городе жили самые честные люди. Честные перед собой. Мужчины, которые при всей своей силе и власти не боятся быть слабыми, искренне плакать, готовить еду и повсюду таскать подмышкой своих младенцев. Женщины, которые не боятся быть сильными и не пытаются изображать из себя неумех и недотрог во имя поддержания чужой мужественности. Дети, которые до пяти лет могут ходить с пустышкой, но с двенадцати уже зарабатывают собственные деньги, а с шестнадцати уходят в самостоятельную жизнь. Старики, к которым никто не изображает безумную любовь, про себя осыпая проклятьями. Они живут в настоящих райских местах, детских садах для престарелых, где их все время навещают дети, внуки и правнуки и искренне любят. Здесь все такие, как есть. Здесь нет снобизма, культа престижных профессий и породистых вещей, и за то, что у вас дорогая машина, приходится вечно извиняться. Неважно, кто ты, важно только одно — ты должен быть счастлив. И пусть тебе уже пятьдесят, и ты по-прежнему официантка в кафе на пляже, и все четверо твоих детей разные, потому что, как назло, похожи на своих таких разных и таких прекрасных отцов, но каждое утро ты открываешь свое кафе, сияя от счастья. Люди в костюмах от Бриони ездят на работу на велосипедах, а проститутка в своей витрине коротает время в ожидании очередного клиента за чтением последнего букеровского лауреата (и вполне возможно, что через полчаса его же и обслужит).
Вот к этому городу я и бежала. Конечно, я делала вид, что бегу к кому-то, к мужчине, но это было неправдой. Я бежала к Городу. Перепрыгивала с камня на камень по брусчатке, которая всегда остается сухой, несмотря на вечный дождь, на минуту остановилась на мосту, зацепившись за руль потерявшегося велосипеда. Мне не терпелось добраться до дома, я уже знала, чем займу здесь каждый свой день, я предвкушала завтраки в музейном саду и ночи на крыше своей библиотеки. В этом правильном, рациональном городе, где даже у четырехлетних детей есть ежедневники, мне тоже хотелось совершать правильные поступки и, наконец, разобраться в сумасшедшем сумбуре собственной жизни.
Город просыпался. Улицы пахли умытой листвой и чистыми тротуарами, в кофейнях заваривали кофе, трогательные супруги с тридцатилетним стажем, хозяева моей любимой обувной лавки Вим и Петер, выносили на улицу плюшевый диванчик, на котором днем они будут пить с покупательницами «кофе наоборот» (любимый голландцами кофе, в котором молока больше, чем самого кофе). Я знала, что на этом диванчике мне предстоит выслушать от них массу сплетен, но сейчас незаметно проскочила мимо. Я торопилась к своей улице, к своей двери. У меня в кармане был ключ, но не было никакой надежды, что он подойдет к замку, ведь прошло столько времени. Но как же правильно, что главные замки, пароли и коды в нашей жизни никогда не меняются. Мой ключ подошел, и дверь открылась. Меня узнали, меня впустили. Оказалось, меня даже ждали.
На коврике у двери лежал конверт. Большой белый конверт с потрепанными уголками. Видимо, он был здесь уже давно, от солнечных лучей, падающих через стеклянное окошко, на нем выцвел пожелтевший квадратик. На конверте было мое имя, но адреса отправителя не было — письмо просто бросили в прорезь в двери. Адрес был ни к чему, этот почерк я узнала бы из тысячи. Именно с него когда-то началась вся моя история в этом городе. С одного письма. Всего в этой истории было сорок два письма. И все они сейчас лежали в белом конверте, который я только что подняла с коврика, вернувшись в Город в надежде, что мне станет здесь хорошо и спокойно, как раньше. Я никак не рассчитывала, что Город сыграет со мной в такую игру, распахнув двери в прошлое, которое я так старательно забывала. Мечта о спокойствии испарилась, как утренний туман над каналами. Я прошла по коридору и стала раскладывать письма на столе в библиотеке — обычные листы с распечатанными строчками из электронной почты. Одна страница — одно письмо — один день. И еще какая-то открытка, неподписанная, из тех, что пачками торчат из металлических подставок на выходе из кафе. Зеленая открытка с бумерангом, а под ним надпись — «Все Всегда Возвращаются». Зачем он снова прислал мне свои письма? Он хотел, чтобы я вспомнила? Разве ему было не все равно? Видимо, нет. Как и мне. Почему-то ведь он захотел, чтобы я вернулась. Не к нему. Я знала, куда мне возвращаться, хотя и сомневалась. Слишком много в Городе было мест, которые мы  когда-то любили. Любили до сих пор, но уже не вместе. И я согласилась на эту игру. Пусть хоть так. На эти новые свидания, вместо тех, что когда-то были у нас с ним здесь, в Амстердаме. Но для меня он всегда будет Городом.

Глава 2

Я никуда не спешила. Свиданий на сегодня не планировалось. Я решила подольше поспать, учитывая выходной, и не обращала внимания на вечный грохот со стройки на противоположной стороне нашей крохотной улицы. Несмотря на свой почтенный возраст (а может, как раз из-за этого — пришло время уделить особое внимание внешности), Город постоянно перестраивал что-то в себе. Хотя и стройки тут были необычные. Ни один старый фасад Город не позволял повредить или хотя бы чуть изменить (не говоря уже об абсолютной невозможности снести старое здание). Ни в одном (даже относительно) новом доме хозяева тоже не имели права что-то менять в его внешности. Одни мои знакомые полтора года собирали справки, чертежи и разрешения от всех соседей, чтобы муниципалитет позволил им переделать форточку — им всего-навсего захотелось, чтобы она открывалась в другую сторону.
Местные стройки стоит увидеть — это настоящая игра в карточные домики, только с настоящими домами. Если заглянуть со двора, то вы увидите только одну стену — тот самый ценный фасад, — которая остается нетронутой и стоит, не падая, удерживаясь каким-то чудесным образом, в то время как внутри вырастают новые перекрытия, лестницы и стены.
Так вот, по своей городской привычке не обращать внимания на вечный строительный грохот этим воскресным утром я пыталась спать. Но тут зазвонил телефон. Проигнорировать его я уже не могла.
—    Поехали на пляж! — закричала моя взбалмошная местная подруга, ей в унисон поддакивал ее муж: — Там такая погода! В кои веки нет дождя! Собирайся!
—    Сегодня воскресенье, — робко напомнила я. — На пляже будет полно народу.
—    Так вот именно поэтому и надо ехать! — раздалось в ответ.
Позвольте немного рассказать вам о привычках и правилах жителей этого Города и соседних городов. Моя подруга была абсолютно уверена в своей правоте. Сидеть дома на выходных здесь — нельзя. Сидеть дома в свободные дни могли только антисоциальные мрачные типы, которым немедленно следовало обратиться за помощью к специалистам и подвергнуть себя серьезному лечению, дабы спасти погибающую личность. Всем остальным адекватным гражданам в выходные, отпускные или праздничные дни надлежало немедленно покинуть теплые постели и пахнущие утренним кофе кухни и спешить… к другим гражданам. А если быть точнее — в места их наибольшего скопления. На центральные магазинные улицы, блошиные рынки, муниципальные увеселительные мероприятия в садах и парках. (В мелких населенных пунктах особой популярностью пользуются «фестивали танцующих коров», когда животных выпускают после зимы на пастбище, и они радостно взбрыкивают, перемахивая через символическую изгородь. Зрелище достойное, могу вас заверить, но на трезвую голову практически не воспринимается, разве что детьми в нежном младенческом возрасте. Так что, если соберетесь, подготовьтесь заранее. Или возьмите с собой чего-нибудь горячительного.) В музеи и кружки по интересам. Я знаю очень немногих людей, которые не состоят ни в одном муниципальном кружке. С ними наверняка что-то не так, видимо, это те же самые заядлые антисоциалы. Все остальные из года в год всю свою жизнь поют хором, лепят из глины горшки, танцуют, шьют по выкройкам, бегают марафоны, разводят розы и орхидеи, готовят блюда экзотической кухни и непременно играют на духовых инструментах. Само мероприятие (марафон, шарлотка по старинному рецепту, концерт или готовое платье) может случиться раз в год, а то и реже. Главное не результат. Главное — подготовка. Она заключается в горах пирожных, печений и орешков (закупаемых на членские взносы), в огромном количестве кофе и бесконечных разговорах.
Жители Города и вообще голландцы невероятно любят поговорить. Это касается и домохозяек, и премьер-министров (чья излюбленная поговорка: «Уж лучше обсуждение без принятого решения, чем решение, принятое без обсуждения»). Ценность подобных многочасовых разговоров ни о чем нельзя преуменьшать, она за- ключается в единении духа и мыслей сограждан и в конечном итоге — в ощущении единства нации (пусть и на примере конкретно взятой улочки из пяти домов). На собраниях и заседаниях кружков непременно присутствуют собаки, младенцы, ползающие под столами (или спящие там же в переноске «макси-кози»), люди в инвалидных колясках и совсем старенькие горожане или односельчане, которые давно переселились в сказочную страну маразма, напрочь позабыли, как их зовут и как выглядят их собственные дети, но при этом должны вести бурную социальную жизнь. Так положено. Вкус жизни нельзя потерять. Важно всегда оставаться нужным себе и обществу и быть счастливым.
Я была поражена, когда меня пригласили на премьеру оперы «Кармен» в маленьком городе неподалеку от Гааги. Местные жители репетировали ее почти два года. Разучивали слова и ноты, шили костюмы, приглашали профессиональных звукооператоров и осветителей. Могу признаться честно, тогда в деревенском клубе я чувствовала себя в не менее торжественной и волнующей атмосфере, чем в Венской опере. И декорации были не хуже. И исполнители! Окажись на этом спектакле какой-нибудь импресарио, он незамедлительно предложил бы контракт местному зеленщику и парикмахерше. Феномен Сюзан Бойл, покоривший недавно весь мир, вовсе не единичный случай. И дело было даже не в том, что люди открыли в себе талант и не побоялись вынести его на суд публики, а в том, что весь городок оказался объединенным общим событием, которым по-честному можно было гордиться.
Один мой знакомый лет десять ходил в «книжный кружок», в котором, кроме него самого, профессора психиатрии, были еще хозяин местного бара, продавец подержанных автомобилей, океанолог, топ-менеджер крупной компании и мясник. Они выбирали какую-нибудь книгу (часто классику, в том числе очень часто — Достоевского), читали и обсуждали в течение нескольких месяцев. Я недоумевала, как же это могут делать такие разные люди.
—    Ты не представляешь, как нам интересно! — объяснил мне мой друг. — Ведь в силу наших профессий мы все такие разные и видим мир иначе. Вот и в книге каждый замечает вещи, на которые другие не обратили бы внимания. Мне как будто открывается несколько слоев одного и того же текста. А кроме того, я попутно узнаю много нового. Знаешь, сколько ошибок делают авторы, потому что не знают, как правильно разрезать бифштекс или что на самом деле происходит в голове придуманного ими маньяка.

Но вернемся к моему выходному. Так или иначе по выходным следовало участвовать в бурной жизни страны, и раз уж мы не репетировали оперу и не играли на валторнах, мы собрались на море.
Тревога стала овладевать мной уже на перроне Центрального вокзала. Разномастная толпа с корзинами для пикника, зонтами от солнца, ковриками, детьми и собаками практически внесла нас в вагон. Ехать до Северного моря от Амстердама всего около получаса. Впервые в этой стране я ехала стоя и в тамбуре.
—    Может, вернемся? — попробовала я, но, увидев в глазах моих друзей лихорадочный азартный блеск, тут же поняла, что сказанула лишнего.
—    Ты что! — завопили они. — Это же так классно! А на пляже-то будет как уютно!
Должна пояснить вам одну важную вещь. «Уютно» — это одно из самых любимых голландских слов. Употребляемое применительно к интерьерам, людям, событиям и межличностным отношениям. И характеризующее состояние души. Этакая голландская нирвана, в которой перманентно стремится пребывать все местное население.
Итак, мы «уютно» (едва не умерев от духоты и давки) доехали до побережья и вместе с остальными пассажирами столь же «уютно» вы- грузились на маленькой станции. Колонна, движущаяся в сторону моря, напоминала майскую демонстрацию. Однако, судя по всему, пляжное паломничество началось не так давно, потому что, на первый взгляд, на пляже было достаточно свободного места. Да и вообще, на мой взгляд, пляж выглядел несколько странно. Его большая часть был совершенно пуста, но на остальном пространстве плечом к плечу, ногами к головам, локтями к носам плотно разместились все отдыхающие. Я даже заподозрила, что остаток пляжа посыпан чем-то вредным, и поэтому людей насильно согнали в кучу. Пока я размышляла над увиденным, мои друзья прямиком направились в самую гущу толпы. Я, недоумевая, поплелась следом.
—    Посмотрите, какое чудесное местечко, — завопила моя подруга и уселась на крошечный лоскуток песка у ног какого-то очень длинного человека в шезлонге.
Ее муж тут же принялся вкапывать в землю зонт, а я осторожно попыталась уместиться между коленом господина в шезлонге и мокрой спиной чьей-то собаки, от которой нестерпимо несло псиной.
Нет, мои друзья были вполне нормальными. Потому что так здесь было правильно. Все должны быть вместе.
—    Ну, что ты, — удивилась потом моя подруга, — у нас ведь есть даже песня про наши странности. В том числе и про походы на пляж всей страной. Мы такие.
Прожив в Городе некоторое время, я неоднократно наблюдала примеры единения нации, Города, улицы, когда что-то делают все вместе. Раз в месяц по выходным меня будил противный механический голос:
— По вашей улице едет химическая машина! По вашей улице едет химическая машина! — неугомонно вещал он.
В первый раз я решила, что мне снится какой-то уж очень изощренный кошмар, и не стала поддаваться на провокации. Но через месяц я услышала этот же голос, будучи уже проснувшейся, и немедленно высунулась из окна. По улице действительно ехал грузовичок, отдаленно напоминающий те, что собирают у нас мусорные контейнеры. Через каждые несколько метров он останавливался, и к нему спешили жители ближайших домов. Все мои соседи тоже высыпали на улицу. Мне вспомнились пионерские годы и веселые сборы макулатуры и металлолома. Вот только я никак не могла понять, что же сдают мои соседи двум парням в комбинезонах, которые ехали на подножке грузовичка. Я помахала соседке и вышла на улицу в надежде раскрыть секрет загадочной химической машины. На пороге я столкнулась с соседом, который гордо нес в руке две батарейки.
—    Доброе утро! — радостно заулыбался он. — Ну, а вы что сегодня приготовили?
Секрет машины оказался прост. Раз в месяц все желающие могли выбросить свои жутко опасные для окружающей среды «химические» отходы. Батарейки, просроченные таблетки, косметику, краску, машинное масло, какие-то мелкие электроприборы. И все соседи демонстрировали свою экологическую сознательность, хотя для них это вряд ли была демонстрация. Это было обычным совместным делом.
Честно говоря, через полчаса пребывания в той веселой толпе на пляже мне стало там нравиться. Для начала добрые люди увели мокрую собаку. Никто не ругался, не выяснял отношения, не плевался семечками, ни от кого не пахло пивом и воблой. Желающие выпить пива уходили в кафе неподалеку и пили его там, сидя в плетеных креслах под парусиновыми зонтиками. Все смеялись, отдыхали, злиться было незачем. Мне дважды наступили на руку, насыпали песку в сумку, и нас чуть не задавил розовый трактор с колокольчиками, развозящий по пляжу мороженое. Но это было ужасно уютно! Впечатление от чудесного выходного несколько смазала огромная чайка, которая утащила у нас здоровенный маринованный огурец («кислую бомбу»), который мы получили в качестве бонуса у продавца жареной рыбы и креветок в фургончике на берегу. Но в целом день получился чудесный.

А тогда все было совсем по-другому. Была зима, и неожиданно для всех выпал снег, которого в стране не было очень долго. Особенно много его выпало здесь, на побережье. Наша съемочная группа жила в отеле, вечером накануне все засиделись в баре, а нам не терпелось уйти. Мы старались делать вид, что ничего не происходит, но, по-моему, все догадались обо всем еще раньше нас самих. Мы держались за руки под столом, мы искали малейший повод прикоснуться друг к другу, бесконечно передавая чашки, ложки и стаканы коллегам, которые вовсе об этом не просили. Потом мы стали писать другу смс, хотя сидели рядом. Все остальные веселились, разойдясь не на шутку, а знаменитая писательница (документальный фильм о литераторах мы, собственно, и снимали) с загипсованной ногой расшвыряла в сторону костыли и отправилась танцевать зажигательные танцы с молодым модным фотографом. Директор группы тщетно пытался докричаться хоть до кого-нибудь с тревожным сообщением, о том, что знаменитый поэт, чье интервью было на повестке дня завтра с утра, похоже, перебрал лишнего и ушел в ночь, так как сильно поспорил со звукооператором, почувствовал себя обиженным и отправился на поиски истины. Директор пытался уговорить хоть кого-нибудь пойти искать гения, но его никто не слушал. Да и сам гений вскоре вернулся в сопровождении двух развеселых девиц. А мы ушли. Незаметно. Конечно, порознь. Настоящее свидание должно быть тайным, все остальное суррогат.
Потом была настоящая зимняя ночь. Оказалось, мы успели влюбиться друг в друга так сильно, что даже не могли заниматься сексом. Мы оба теряли сознание от желания, прикасаясь друг к другу. В воздухе летали настоящие искры и таяли высоко-высоко, превращаясь в звезды.
—    Нам нельзя этого делать, — сказали мы друг другу.
—    Это будет неправильно и сильно усложнит нашу жизнь, — сказала я.
—    Давай просто полежим как ложечки, — сказал он.
—    Как это, как ложечки? — спросила я.
—    Сразу видно, что ты иностранка, — улыбнулся он. — А у русских это называется по-другому? Или вы не ложитесь как ложечки? Но этого не может быть, потому что когда любишь кого-то, хочется лечь близко-близко. А ближе, чем ложечки, нельзя. Ну, знаешь, как ложечки лежат в кухонном ящике одна в другой?
Он обнял меня сзади и поджал коленки под моими коленками. Мы абсолютно точно совпали. Каждый изгиб наших тел, каждая ложбинка. Я была его ложечкой.
—    Мне страшно, — сказал он — огромный, сильный и очень успешный мужчина. — Мне страшно оттого, как сильно я тебя люблю.
Утром я тихонько выскользнула из постели, подошла к окну и выглянула на улицу из-за тяжелой портьеры. Там лежал снег. Раньше я не видела его здесь никогда. Я — русская, выросшая в вечно заснеженной стране, впервые увидела снег как настоящее чудо. Огромные белые шапки на детской площадке под нашими окнами, на бетонных столбиках и лавочках. Пустой белый пляж, а за ним — море.

Доброй ночи, мое сокровище,
на кинофестивале было здорово, наш фильм оказался на три головы выше других, и нас завалили комплиментами. Так жаль, что тебя там не было. Так странно сознавать, что я скучаю по тебе все больше и больше. Жить, как раньше, больше не получается. Как будто ты все время где-то рядом, смотришь на меня, подглядываешь за всем, что я делаю. Мне так приятно это чувствовать, но, с другой стороны, мне так одиноко. Потому что не могу прижаться к твоей щеке, потому что ты на самом деле так далеко от меня. Я не знаю, как все сложится дальше, но одно я знаю точно: ты забралась в мое сердце и незаметно стащила его. А еще мне приходится бороться с приступами счастья, стоит мне только подумать обо всем, что у нас было.
Я рассказал Йосту, что ты звонила (якобы по поводу сценария), он совершенно не удивился и даже передал тебе привет. Он и представить себе не может, как нам плохо друг без друга.
Вчера ночью я засыпал, в мыслях обнимая тебя. Мне было так спокойно. Мне не хотелось, чтобы начинался новый день.
Я готов продать луну с неба, чтобы только тихонько целовать твой затылок…
Завтра снимаем гей-парад. Осветитель Питер-Ян уже клеит накладные ресницы:)
Даже в таких странных обстоятельствах буду думать о тебе.
Люблю. Твой …