Майкл Каннингем «Плоть и кровь»
У Майкла Каннингема в России сложился свой четко очерченный круг читателей – молодые люди в основном творческих профессий, составляющие аудиторию журналов «Афиша» и «Большой город» и фильтрующие ленту новостей по тэгу «культура». Эти молодые люди либо уже прочитали всего Каннингема в оригинале, либо ждут выхода каждой следующей книги на русском — потому что из всей современной прозы, кажется, только у Каннингема можно прочитать не о ком-то, а о себе.
«Плоть и кровь» (англ. Flesh and Blood)- второй роман Каннингема по хронологии написания и четвертый вышедший в России. До этого были бестселлеры «Дом на краю света» (дебют писателя), экранизированный Сэмом Мендесом блестящий роман «Часы», за который автор был удостоен Пулитцеровской премии, и менее внятные «Избранные дни».
Роман «Плоть и кровь» по жанру является семейной сагой, описывающей жизнь трех поколений иммигрантов из Греции и Италии в Америке, с 1935 по 2035 год. «Плоть и кровь» — это роман-становление, о чем свидетельствует и эпиграф, взятый из «Становления американцев» Гертруды Стайн. Семейство Стассосов проходит путь от огородика в три квадратных фута до полного врастания американской идеи в сознание иммигрантской семьи. Мэри Стассос произносит с ударением «Мы америка-нцы» и втыкает звездно-полосатый флаг рядом с пластмассовой Мадонной на заднем дворе, а пределом мечтаний для маленького Джамаля через несколько десятков лет становятся белые кроссовки «Найк», в которых «он сможет покинуть путь зла и вступить на путь безгреховности». В романе нет ни героев, ни антигероев в привычном понимании, однако каждому персонажу присуще собственное маленькое (огромное, на самом деле) геройство – проживать каждый следующий день в своей шкуре. В попытке сбежать от самих себя – или остаться собой – в ход идут самые разные способы, чаще всего тяготеющие к разного рода девиациям. Отсюда и бытовое рукоприкладство, и клептомания, наркотики и СПИД, гомосексуализм и попытка инцеста – список можно продолжать. Впрочем, если окинуть взглядом всю картину, с семейством Стассосов не происходит ничего очень уж необыкновенного, только нормальная среднестатистическая жизнь – средоточие писательского интереса Каннингема.
«Плоть и кровь» не претендует на особо заметное место среди прозы последних двух десятков лет, это лишь тренировочная площадка, где Каннингем опробует темы, приемы и символы, которые будут развиты в «Часах». Взять хотя бы торт – символ реализации сущности женщины в случаях удачного или неудачного его исполнения. В «Плоти и крови» этот самый торт неизменно появляется в моменты семейного кризиса или, напротив, благополучия, являясь как бы диагнозом женской состоятельности героинь. В то же время, в «Плоти и крови» уже нет щемящей исповедальности «Дома на краю света», Каннингем здесь старается держаться в стороне, избегать авторской оценки – если и позволяет себе судить, то устами персонажей.
Но все это не отменяет главного достоинства Каннингема как писателя. Невероятная притягательность его прозы состоит в таланте угадывать сокровенное: на первый взгляд незначительные мысли, эпизоды восприятия, моменты мироощущения, в которых мы сами порой не отдаем себе отчет, но из которых складывается то, что происходит с нами ежедневно – жизнь. Такое почти сверхъестественное угадывание в первый момент пугает, будто кто-то подсматривает за нами в запертой квартире, а в следующий момент дает ощущения сопричастности всему сущему. Собственно, сюжет у Каннингема второстепенен, главная ценность его прозы именно в этих откровениях, которые заставляют неотрывно двигаться по тексту в ожидании следующего. Кажется, именно поэтому Каннингем почти все свои романы разбивает на голоса, дает высказаться всем персонажам от первого лица – и от первого того, что, видимо, следует называть душой. Каннингем все пропускает через человека, отсюда неожиданный, но оправданный антропоцентризм его текстов. Все, чего не касается взгляд писателя, будь то банальный пейзаж или мусорный контейнер, мгновенно связывается с человеческим восприятием. «Небо над Кембриджем светилось арктической синевой, в которой уже начисто выгорели любые сантименты или хотя бы намеки на возможность простой доброты» — так, потому что ничто в мире не существует вне восприятия человека; и в этом Каннингем вторит метафизикам и своему любимому поэту Уолту Уитмену.
На русском языке пока остаются неизданными два романа Майкла Каннингема: «Конец света: прогуливаясь по провинциальному городку» и «В сумерках».
Ольга Шматко
