Дэвид ди Салво «Быстрые решения не приводят к успеху»

ЧАСТЬ I

ОПРЕДЕЛЕННОСТЬ И ИСКУШЕНИЕ СЛУЧАЕМ

 

Глава 1. Путешествие в определенность

Сомнение — неприятное состояние, но определенность — это просто абсурд.

Вольтер

Сознание, наполненное акулами

Девятого октября 1997 года наблюдатели, находящи­еся в обсерватории Point Reyes Bird, стали свидетелями битвы между косаткой и большой белой акулой близ Фараллоновых островов, в двадцати шести милях от по­бережья Сан-Франциско. Это происшествие еще долго мусолила пресса. Дискуссии на тему, что могло бы про­изойти, если бы два этих хищника встретились, всегда вызывали оживление, но до этого дня никто не знал на­верняка, что могло случиться. Кто-то снял происходящее на видео, которое затем распространилось в Интер­нете и получило миллионы просмотров по всему миру.

Как оказалось, это была не совсем битва. Косатке не составило особого труда быстро расправиться с угро­жающим соперником, тело которого она затем распотрошила, полакомилась его печенью и оставила тушу на растерзание чайкам. Такой исход событий разоча­ровал многих, кто ожидал увидеть кровавое сражение между гигантами подводного мира. Но все-таки сцена поразила воображение ученых, буквально вскружив им головы.

Главным образом ученых интересовали вопросы, по­чему чудовища столкнулись и как именно косатка смо­гла победить акулу. Обычно хищники высшего порядка избегают друг друга по одной простой причине — сра­жение с существом одинаковой весовой категории и свирепости вероятнее всего окончится увечьем. А уве­чье означает неспособность охотиться, что, в свою оче­редь, означает конец игры.

Зная это, ученые хотели выяснить, почему два пред­ставителя группы самых успешных хищников на пла­нете пошли на риск открытой конфронтации. Ответ потряс всех. Это была не просто «уличная разборка»: косатка фактически охотилась на акулу.

Чтобы понять, почему так произошло, нам нужно сделать несколько шагов назад и узнать, как киты-убий­цы учатся ремеслу, благодаря которому они получили свое имя. Как и у людей, у косаток есть своя культура. Но в отличие от человеческой культура косаток нераз­рывно связана с одним явлением — охотой. Некоторые косатки охотятся на сельдь, другие — на тюленей, тре­тьи — на скатов, а четвертые, как оказалось, — на акул.

Наблюдатели на корабле стали свидетелями именно та­кого акта охоты, неотъемлемого для культуры данной группы косаток.

Еще одним фактом, удивившим ученых, была лов­кость, с которой косатка победила акулу. В культуре этих морских гигантов заложен сценарий обучения охоте с помощью демонстрации и имитации. Во многом благодаря этому косатки становятся такими умелы­ми хищниками — они учатся друг у друга самым луч­шим, многократно испытанным и опробованным мето­дам охоты. Когда косатка применяет какой-либо способ убийства, который отлично работает, другие замечают это и копируют действие.

Ученые высказали предположение, что в какой-то момент косатки обнаружили, что если очень сильно толкнуть акулу сбоку, то она опрокинется, окажется неподвижной и неспособной защитить себя и нанести ответный удар. В сущности, самая первая косатка, ко­торая обнаружила это, применила метод «тонического обездвиживания» — временного паралича, в который впадают акулы многих видов, если их перевернуть на спину. Открытие человеком тонической неподвижно­сти у акул было сделано сравнительно недавно, что де­лает факт открытия этого явления косатками весьма примечательным.

Эта смертельная технология охоты на акул, делаю­щая большую акулу беспомощной, является у косаток эквивалентом мема — культурно-идейной практиче­ской единицы, передаваемой от человека к человеку. Сьюзан Блэкмор, автор книги «Машина мемов», под­робно объясняет этот механизм, определяя мем как «то, что имитируется». Биологический эквивалент мема — это, конечно же, ген — единица наследственности, пе­редающаяся от родительского организма к потомку. Киты-убийцы в генетическом смысле уже являются мощнейшими охотниками, но теперь мы знаем, что их культура способствует развитию индивидуальных спо­собностей каждой особи. Косатка, принадлежащая кла­ну охотников на сельдь, вряд ли сможет поймать боль­шую белую акулу, но и косатка — охотница на акул не станет охотиться на скатов.

Главная мысль заключается в том, что в культуре косаток передаются мемы, которые приносят пользу ее представителям и помогают совершенствовать навыки, необходимые для выживания вида. Мозг косатки доста­точно развит, чтобы позволить ей передать мем успеш­нее, чем это делают другие океанические животные. Так что в итоге в меню косатки может появиться что угодно…

Человеческий мозг делает нас, людей, хозяевами планеты. Наша культура в бесконечное число раз более сложна, чем культура косаток, так как объем и глубина мемов, которыми мы обмениваемся, на порядок выше. Но, с другой стороны, в работе нашего мозга — неваж­но, насколько он развит, — появилось и большое число достаточно сложных изъянов, и мы также передаем их другим людям.

Одним из самых опасных мемов, которые как дамо­клов меч висят над каждым человеком, является поня­тие определенности. По природе нам свойственно стремиться к ощущению собственной правоты, независимо от того, действительно ли мы правы или нет. В культуре косаток эквивалентом этому был бы способ неправиль­ной охоты на большую белую акулу, который умная ко­сатка ни за что не стала бы копировать. Если в культуре косаток появятся мемы, которые навредили ее членам, то их существование не продлится долго. Люди, с другой стороны, ежедневно передают друг другу проблемные мемы. Например, вышеупомянутое понятие определен­ности. Это приносит нам ощутимый вред, но почему-то нас не останавливает.

Причина нашего психологического «упрямства» за­ложена глубже, чем мы думаем. Неврологические ис­следования показали, что состояние неопределенности человеческий мозг воспринимает как одно из самых неприятных: чем больше неопределенность, тем силь­нее дискомфорт. Исследование, проведенное в 2005 го­ду психологом Минг Су и его командой, показало, что даже небольшая неоднозначность повышает активность мозжечковых миндалин — двух отделов мозга, которые играют главную роль в формировании психологическо­го отклика на угрозу. Каждое миндалевидное тело — это скопление нервных клеток, находящееся в соответству­ющей височной доле в обеих частях мозга. Информация поступает в мозжечковую миндалину из различных источников; она фильтруется для определения уровня угрозы и провоцирует соответствующий отклик. В то же время уменьшается активность в вентральном стриату­ме — отделе мозга, участвующем в формировании от­клика на награду (активность вентрального стриатума повышается, когда мы ожидаем повышения зарплаты, скорого отпуска или, например, поцелуя). С повыше­нием степени неопределенности увеличивается актив­ность мозжечковых миндалин, а вентрального стриату­ма — падает.

Вышесказанное ясно показывает, что мозг не просто предпочитает определенность неопределенности — он просто-напросто жаждет ее! Наша потребность быть правым — это фактически потребность ощущать себя правым. Чтобы описать это чувство и то, как оно иска­жает наше мышление, нейробиолог Роберт Бертон ввел новый термин — предубеждение определенности.

Когда мы чувствуем, что приняли правильное реше­ние или придерживаемся верного убеждения, наш мозг «счастлив». А поскольку мозгу нравится быть «счастливым», нам нравится чувствовать свою правоту. В по­вседневной жизни это чувство подразумевает реальное состояние — «я прав» (потому что, если бы мы только чувствовали, что мы в порядке, но не были в порядке, то с точки зрения нашего мозга это было бы совсем непра­вильно).

Наши хищные млекопитающие собратья, обитатели океанов, не тащат на себе этот экзистенциальный багаж стремления к определенности. Их потребности и желания гораздо более прямолинейны, а их мозг эволюционировал таким образом, чтобы обучаться конкретным навыкам для удовлетворения этих потребностей. Одной неудачливой белой акуле «повез­ло» испытать такой навык косатки на себе.

Наш мозг тоже прекрасно обучаем, но, поскольку на­бор его способностей все расширяется, способы нашего выживания далеко не так определенны. Наше страст­ное желание ощущать себя правым — один из примеров уникальности человеческого мозга, и следующая глава посвящена именно этой проблеме.

Ослепленные очевидным

Познакомьтесь с Филом, молодым специалистом, работающим в школе для слепых и глухих. Он отвеча­ет за учеников, живущих на территории кампуса. Фил (очень, кстати, смышленый парень и вдобавок член ор­ганизации Менса¹) вспоминает, как он начинал свою работу. Он делал ночные обходы по всем этажам в кор­пусе для слепых, проверяя, все ли студенты у себя в комнатах. В других учреждениях во время его ночных обходов свет везде был выключен. Но здесь ему сказали, что слепые зачастую спят с включенным светом (так как все равно ничего не видят), а руководство предпочитает, чтобы свет в целях безопасности был включен всегда.

Однажды, обходя здание этаж за этажом, он прове­рял, у всех ли студентов включен свет и все ли нахо­дятся в своих комнатах. Наконец он добрался до ком­наты, где свет не горел (это было явным нарушением установленного правила). Фил назвал в темноте имя студента — ответа не последовало. Он снова позвал, громче — безрезультатно. Не получив ответа и в третий раз, он запаниковал, проверил остальные комнаты, туа­леты, коридоры и, не найдя студента, бросился в адми­нистрацию с сообщением о том, что студент потерялся. Фила спросили, уверен ли он в этом. Он подтвердил, что тщательно проверил все здание и уверен, что студента не было ни в комнате, ни где-либо еще поблизости. В ре­зультате весь кампус был «поднят на уши». В течение нескольких часов искали студента, «сбежавшего» в го­род.

 

¹ Менса — старейшая и самая известная организация для людей с высоким коэффициентом интеллекта, открытая для всех, кто сдал стандартизованные тесты IQ лучше, чем 98% населения. — Примеч. ред.

 

В какой-то момент Филу пришла в голову мысль, за­ставившая его вздрогнуть и снова броситься в комнату того студента (там все еще было темно). Фил на ощупь пробрался к противоположной стене и включил свет. Студент преспокойно лежал на кровати с наушниками в ушах.

Как же Фил мог упустить из виду то, что в ретро­спективе кажется таким очевидным! Давайте «отмота­ем» время назад и посмотрим, что произошло. Сначала Филу рассказали о новом правиле — он запомнил, что, если свет горит, значит, все в порядке. На прежних ме­стах работы все было наоборот, поэтому его мозг «пе­рестроился» под новую формулу. Затем он много раз наблюдал комнаты с включенным светом — комната за комнатой, этаж за этажом. Это укрепило в его мозгу новое правило.

Иначе говоря, внимание Фила стало в большой степе­ни избирательным. Он обнаружил нечто, выбивающееся из общего правила, и это запустило в его голове сигнал тревоги. Необходимость срочного действия подавила способность оценивать другие возможности. Фил вре­менно «ослеп» и упустил из виду детали, которые могли бы изменить результат — он ведь мог включить свет! Случай с Филом является прекрасной иллюстрацией из­бирательного внимания, также называемого искажени­ем избирательности — тенденции обрабатывать только часть информации, не принимая в расчет другую часть, независимо от того, насколько она очевидна.

Психологи исследовали механизм этого процесса с помощью метода, называемого фланкеры Эриксена.

Участникам показывают три набора символов, быстро мигающих на экране — один символ посередине и два по бокам («с флангов»). В некоторых случаях символы с краев связаны с центральным символом (они называют­ся конгруэнтными), а в некоторых — не связаны с ним (неконгруэнтные); иногда они нейтральны. После каж­дого набора символов участники должны сказать, какие символы они видели — конгруэнтные, неконгруэнтные или нейтральные, а также оценить свою уверенность в правильности ответа.

Результаты эксперимента были на удивление после­довательными! Участники были абсолютно уверены в своих ответах, но более чем в половине случаев они ока­зывались неправы. Выходит, что заставить мозг игно­рировать большую часть информации невероятно легко! Символы мигают на экране в соответствии с каким-либо шаблоном, и, когда он меняется, мозг продолжает изби­рательно фокусироваться на первом шаблоне и поэтому исключает восприятие другой информации — то есть не видит символы. Время играет здесь очень большую роль. Время появления символа на экране специально сократили до минимума. Это заставляет участника бы­стро принимать решение перед тем, как появится следующий набор символов. При увеличении времени показа результаты значительно улучшаются.

Еще более забавное исследование, демонстрирующее, насколько сильно может проявляться у нас эффект изби­рательности, провели психологи Даниэл Саймонс и Крис­тофер Шабри. Это эксперимент под названием «Гориллы среди нас». Участников попросили просмотреть видео, на котором группа людей передавала друг другу баскетболь­ный мяч, и посчитать, сколько раз мяч будет передан из рук в руки. Пока они считают, в кадре появляется женщина, об­лаченная в костюм гориллы, останавливается посередине, бьет себя в грудь и медленно уходит из кадра — это длится в течение целых девяти секунд. По окончании просмотра участников попросили ответить на несколько вопросов: «Видели ли вы на экране что-то необычное?», «Заметили ли вы кого-то, кроме баскетбольных игроков?» Наконец, их спрашивали: «Видели ли вы гориллу?» Более полови­ны опрошенных отвечали, что не видели ничего странного и, тем более, гориллу!

Экспериментаторам удалось «запустить» у участников изби­рательное внимание, попросив их сосредоточиться на мяче и подсчете передач. В результате большинство наблюда­телей не увидели странного представления, появившегося прямо у них перед глазами!

Участники этого эксперимента позже говорили, что были шокированы своей ненаблюдательностью. Люди, проходившие «фланкерный» тест, тоже были абсолют­но уверены в своей правоте. Подопытные, не заметив­шие на экране гориллу, позже были просто потрясены, что упустили нечто настолько очевидное!

Вернемся к Филу. Комнаты, которые он обходил, были похожи одна на другую как две капли воды, а значит, он мог быстро и эффективно оценить состояние комнаты («правильно» или «неправильно») за корот­кий промежуток времени. Эта задача стала настолько легкой, что он все больше увеличивал скорость. Когда Фил обнаружил комнату, «выбивающуюся» из общего правила, он не замедлился ни на секунду. В результате он упустил то, что было прямо у него под носом (хотя и в темноте).

Как нужно было поступить Филу? Сейчас ответ вы­глядит очевидным: ему нужно было замедлиться. Пара мгновений на размышления — и его мозг оценил бы ситуацию со всех сторон. Но, замедлившись, он подверг бы сомнению свое «ощущение правоты» — свою крепкую связь с определенностью. Подобно участникам «флан­керного» теста, Фил (будьте уверены) был шокирован, что упустил очевидную деталь. История Фила закон­чилась относительно хорошо. Но, к большому нашему сожалению, часто бывает и по-другому, как мы увидим далее.

Ковбои из аптеки

Будучи подростком, я работал в аптеке, зарабатывая деньги на мои скромные потребности. Однажды, на­ходясь за кассой, я заметил, как к прилавку подошел мужчина — он едва заметно нервничал. Он спросил, ка­кая пленка подойдет для его новой 35-миллиметровой камеры, и махнул рукой в сторону коробок с пленкой позади меня.

Я повернулся, чтобы взять несколько коробок, как вдруг заметил женщину в объемном плаще, прогулива­ющуюся вдоль полок с сигаретами. Я продолжал говорить с мужчиной, непрерывно следя за женщиной в пла­ще. Мужчина заметил, что я отвлечен, и стал говорить быстрее, чтобы привлечь внимание к себе. Несколько секунд спустя я увидел, как женщина быстро стянула с полки блок сигарет и спрятала его под плащом. Тут-то до меня дошло, что эти двое работают сообща: мужчина отвлекает мое внимание, а женщина тем временем вору­ет с полок.

Я схватил телефон и набрал номер Эда, менеджера, находящегося в подсобном помещении. В этот момент мужчина и женщина поняли, что их «засекли», и бы­стро пошли к выходу с видом «дело провалилось, но мы все равно ни при чем». Эд подбежал ко входу в магазин, чтобы остановить их. Ему нужно было быстро сделать выбор — остановить мужчину или женщину, так как обоих он остановить не мог — один все равно бы ушел. Исходя из своего опыта, он решил, что женщину оста­новить легче, поэтому схватил ее за плечо и потянул к себе. Не тут-то было! Она обхватила его руку, резко повернулась лицом к лицу и, пока он в ужасе смотрел на нее, потянула назад его указательный палец. Палец громко хрустнул, Эд упал на колени, крича от боли, а грабители выбежали из магазина.

Решение Эда было основано на простом умозаключе­нии: мужчина сильнее, женщина слабее. Эд был парнем старой закалки, глубоко уверенным в том, что женщи­ны — без какого-либо исключения — слабый пол. Его преданность этому сомнительному утверждению приве­ла к тому, что он подверг себя значительной опасности.

Но это был еще не конец истории. Вскоре после досад­ного промаха Эда другой парень (назовем его Нед) бро­сился вслед за парочкой грабителей. Нед был крупнее Эда и часто хвастался своими боевыми умениями. Он последовал за парочкой до парковки, крича, чтобы они остановились. И они остановились. Мужчина повернул­ся лицом к Неду, который принял боевую стойку в стиле «дзюдо-карате» и всем видом давал понять, что мужчи­не далеко до его бойцовских навыков. К сожалению для Неда, мужчине было глубоко наплевать на его навыки и боевую стойку, и он просто сильно ударил Неда в пра­вый глаз. Тот упал на тротуар, а грабители благополуч­но добежали до своей машины и уехали.

Что же произошло с горе-бойцами, Недом и Эдом? Оба они «сузили» в своем мозгу обстоятельства произо­шедшего, используя ограниченную и искаженную информацию, упустив из виду те факты, которые могли бы повлиять на исход событий. Чтобы наглядно увидеть, как мозг ограничивает информацию, можно предста­вить рамку картины. Это необычная рамка — она скры­вает все то, что снаружи, и магнетически притягивает к тому, что находится внутри рамки. Если мы попытаем­ся выглянуть наружу, в мозгу сработает сигнал тревоги. Это очень обеспокоит наш мозг, и он постарается вер­нуть внимание к тому, что находится в пределах рамки.

Теперь мы видим, как это ментальное искажение по­влияло на Эда и Неда. Почему, например, Эд вообще решил остановить грабителей физическим путем? Вну­тренне он был уверен, что сможет пересилить одного из них — того, кого считал слабее себя. Фактически сила его внутренних убеждений, его внутренней «рамки» была так велика, что он оказался неспособен оценить реальные физические возможности противника.

«Рамка» Неда выглядела примерно так: «Я смогу по­бедить грабителей с помощью своих превосходных бой­цовых навыков». Он не рассматривал возможностей вне рамок своего восприятия — например, то, что он мог быть недостаточно умелым или что грабители могли оказаться более опытными бойцами, чем он, или даже быть вооружены. Он упустил из виду и то, что видел собственными глазами: палец Эда сломался так же легко, как сахарный крендель.

Психологи Амос Тверски и Даниэл Канеман первы­ми отнесли эту тенденцию к когнитивному искажению (которое они назвали просто — рамочное искажение), определив его как последовательность действий челове­ка при принятии решения, включив сюда последствия и результаты выбранного решения. Рамка, которую нала­гает на себя человек, задается отчасти самой формули­ровкой проблемы и отчасти его нормами, привычками и индивидуальными характеристиками.

Эд и Нед попали в ситуацию, в которой они должны были принимать решения «на ходу», и их внутренние рамки не позволили им долго размышлять (отсутствие времени несколько их оправдывает). Если бы можно было очистить сознание этих парней «от шелухи» и по­смотреть внутрь, то на более глубоком уровне мы сно­ва увидели бы рамки, которые можно было бы назвать предварительной рамочной структурой.

Философ и психолог Сэм Кин рассказывает историю о том, как в детстве на него и его брата родители навесили яр­лыки. Брат Сэма с самых ранних лет был «гениальным ме­хаником». Он мог разобрать и собрать газонокосилку еще до того, как ему исполнилось шесть лет. Его родители всем говорили, что он прирожденный инженер — чудо-механик. Сэм же был «чувствительным и задумчивым». Он не обла­дал такими явными техническими способностями, и его ро­дители любили указывать ему, его брату и всем остальным людям, насколько разными они были детьми. Позже Сэму нужно было решить, куда пойти — в колледж или профес­сиональное училище. Он решил сдать профессиональный экзамен, чтобы определить свой уровень знаний. После эк­замена его пригласили к школьному психологу на беседу по профориентации для обсуждения результатов тестов. Пси­холог сообщил Сэму, что он продемонстрировал отличные результаты в области техники. Потрясенный Сэм ответил: «Должно быть, у вас неправильные данные! Это, скорее всего, мой брат».

История Кина иллюстрирует, как внутренние рамки связаны с чувством определенности: в нашем мозгу эта связь действует в виде сценария, написанного другими людьми и подкрепленного воздействиями извне, кото­рые мы не вполне осознаём.

Рамочная структура состоит из внешних влияний, которые мы испытываем на себе в настоящий момент. Было сделано множество исследований роли средств массовой информации в ее формировании; эта роль осо­бенно велика в случае щекотливых вопросов. Канеман и Тверски провели классическое исследование, чтобы продемонстрировать, как работает эта рамочная струк­тура. Ознакомьтесь с ним и подумайте, как бы поступи­ли вы сами.

Вы работаете в центре санитарно-эпидемического надзора, и неожиданно в городе с населением из шести­сот человек происходит вспышка смертельного заболе­вания, называемого азиатским гриппом. Все шестьсот жителей города погибнут, если вы ничего не предпри­мете. Разработаны две разные программы борьбы с бо­лезнью:

 

• если применить программу 1, то будут спасены 200 че­ловек;
• • если применить программу 2, то существует вероят­ность 1:3, что будут спасены все 600 человек, и веро­ятность 2:3, что не будет спасен никто.
• Какую программу вы выберете? Затем появляется еще один специалист с двумя новы­ми вариантами программ:
• если применить программу 3, то погибнут 400 чело­век;
• если применить программу 4, то существует вероят­ность 1:3, что никто не погибнет, и вероятность 2:3, что погибнут 600 человек.

 

Какую из этих программ вы выберете?

Во время эксперимента в первом случае 72% испы­туемых выбрали программу 1. Во втором случае 78% участников выбрали программу 4. Я уверен, вы замети­ли, что программы 1 и 3 одинаковы; то же касается про­грамм 2 и 4. Единственная разница заключается в том, что информация заключена в «рамку» — намеренно оформлена определенным образом. При первом способе структурирования программы ее выбрали 72% человек; при втором — только 22%. Когда истинная информация «затеняется» предустановленной рамкой, конкретный смысл имеет гораздо меньшее значение, хотя мы этого и не осознаем.

Ирония истории Эда и Неда в том, что лучшим реше­нием проблемы было бы позволить грабителям уйти и позвонить в полицию, — именно это я и сделал. Как я сказал ранее, единственное, что может оправдать Эда и Неда, — то, что они действовали в строгих временных рамках. Но далее мы узнаем, что срочность не обяза­тельно является причиной рамочного искажения.