Михаил Анечкин: «Самый строгий судья для человека – это он сам»

«Самый строгий судья для человека – это он сам»

Беседу вели Алекс Громов и Ольга Шатохина

Писатель Михаил Анечкин недавно выпустил необычный психологический роман, посвященный одной из любимых фантастами тем — Зоне.

— У вас Зона, которая обычно у читателей ассоциируется только с аномалиями и мутантами, показана с другой точки зрения. Как родилась эта идея – отобразить именно налаживание взаимодействия между непохожими друг на друга людьми?

— История написания книги очень забавна. По крайней мере, она представляется такой для меня. Дело в том, что пару лет назад моя дочь увлеклась серией «Сталкер» и мой родительский долг воззвал к тому, что надо бы познакомиться с тем, чем она увлеклась. После быстрого, по диагонали,  прочтения нескольких книг я понял, что у моего ребенка, мягко говоря, слабо развито эстетическое чувство. Сначала я попытался объяснить ей словами, чем отличается макулатура от литературы, но быстро понял, что вряд ли преуспею в этом начинании, если не сменю тактику. Я, помнится, пытался разбирать отдельные места особо «ударных» произведений, стремясь растолковать подрастающему поколению, что такое пошлость, штампы, безыдейность, но все было зря.  Дщерь была упряма, и, как многие подростки, преисполнена уверенности в своей правоте.

Еще не имея плана действий, я бросил ей фразу, что, мол, я сам напишу лучше, и тут же получил твердокаменное «Не верю». Собственно в эту секунду и родился у меня план написать «Точку отсчета».

Задача стояла так – нужно было сгенерировать идею повести (а то, что по объему будущее произведение не выйдет за эти рамки, я был уверен), в которой интерес для читателя будет представлять внутренний мир героя, столкновение характеров, и межличностные взаимоотношения, а не то, кто кому и сколько раз даст по морде или по печени. Кроме того, нужно было объединить все произведение какой-нибудь несложной идеей, и сделать так, чтобы главный герой изменился к концу повести. А чтобы юная читательница не заскучала на старте, я решил все же создать сюжет, активное действие, но такое, которое служило бы оправой к главной мысли, которую заложу в основу.

Идея родилась быстро, она, можно сказать, лежала на поверхности. Надо взять хорошего парнишку, попавшего под влияние дурного социума и перенявшего далекие для него самого мысли «каждый сам за себя». Дальше этот парень должен попасть в серьезную переделку, очиститься от всего чуждого, наносного и открыть для себя такое понятие как совесть. Будет соблазн спасти свою шкуру, но, в конце концов,  главный герой окажется способен на серьезный поступок, может даже подвиг ради другого человека.  Лейтмотив этой линии я условно назвал «Самый строгий судья для человека – это он сам». Повесть, казалось, была спроектирована от начала и до конца, но я даже не мог представить, насколько далеко разойдутся эти мои планы и написание самого произведения.

Лучше всего будет, думалось мне, если в напарники главному герою дать совершенно чужого, даже чуждого тому человека. Например, иностранца. И тут я вдруг понял, что никто из авторов не описывал происходящее со стороны тех, кто охраняет Зону, хотя, казалось бы, они эти люди, активные участники вселенной «Сталкер». Эврика! Американский морпех, да еще и негр – неожиданный ход. Заодно можно разнообразить произведение бытом незнакомых читательнице людей, ибо перемалывать на каждой странице набивших оскомину кровососов и контролеров было тошно. Итак, решено, делаю обоим простенький бэкграунд, заставляю случайно встретиться, и вперед, в Зону, туда, где их ждут приключения, нравственное перерождение и хэппи-энд. А чтобы им не было скучно, дам обоим в сопровождающие пару совершенно разных людей, разного возраста, профессий и мировоззрения, чтобы придать повествованию правдоподобность и живость. Но вот дальнейшие события стали для меня сюрпризом.

— Каких авторов вы сами читаете?

— Для меня писатель номер один – это Лев Толстой. Иногда мне кажется, что в мировой литературе не создано ничего, чего нельзя было бы найти в его произведениях. Из остальных писателей наиболее значим для меня, наверное, Тургенев, а из современников – Василь Быков.

— Книги покупаете или читаете в электронном виде?

— Последние три года только в электронном виде.

— Как бы вы сформулировали свое писательское кредо?

— При написании этой книги я поставил себе цель сделать ее интересной не с помощью интересных приключений или насыщенных действий. Столкновения характеров, эволюция внутреннего мира героев, — вот что должно увлечь читателя. Острый сюжет по моему замыслу – не более чем канва, обрамление, на фоне которого собственно и происходят главные события. Или, если угодно, наживка, способ заставить задуматься над чем то большим, чем беготня и перестрелки.

— Как вы относитесь к жизненным испытаниям? Ведь вашим героям, прежде чем стать по-настоящему счастливыми, приходиться пройти через смертельно опасное путешествие-испытание…

— Любой человек обретает себя, формируется как личность, только после того, как проходит через эти самые жизненные испытания. В обычной жизни, естественно, это происходит медленно. Но поскольку автор ограничен рамками короткого произведения, приходится помещать героев в среду, полную опасностей, привносить искусственный катализатор, если угодно. Иначе будет неправдоподобно, либо придется писать что-то наподобие эпопеи «Война и Мир», для чего надо к тому же быть писателем масштаба Толстого, каковым я, к сожалению, не являюсь.

— Кто из ваших героев больше всего похож на вас?

— Наверное, правильнее будет спросить – «а кто из героев чаще выражает мои собственные мысли?».  Вообще говоря, когда я начинал писать, я не собирался создавать альтер-эго. Но в процессе написания романа в какой то момент я все же не выдержал дистанцию между собой и своими персонажами, отчего один из них, Сергей Демидов, стал все больше и больше говорить моим голосом, что, кстати, не очень хорошо отразилось на правдоподобности повествования. Когда я это заметил, то попытался вернуться в начало и переписать заново кое-какие части, но понял, что мне жалко своего героя (чувство, которому еще не раз предстояло посетить меня в процессе написания романа). Кроме того я не понимал, где же все таки лежит черта, перейдя которую Демидов стал походить на меня самого? В конце концов, решил я, главная цель — дать урок своему ребенку, и  может статься, произведение от такого слияния с персонажем станет только правдоподобнее.  Я махнул на Демидова рукой – пусть живет так, как ему хочется, и двинулся дальше.

— Перенесли ли вы в реальную жизнь привычки своих персонажей?

— При создании персонажей я часто использовал следующий прием: представлял себе какого-нибудь реально существующего человека, как правило, хорошо мне знакомого (иногда это мог быть хорошо сыгранный актером герой фильма) и пытался вообразить себе, как бы он повел себя в схожих условиях. Это ни в коем случае не означает, что мои герои списаны с реальных людей. Общего между персонажами и реальными людьми немного –  последние, скорее всего, нужны были мне как вспомогательные леса строителю.

Впрочем, три героя стопроцентно списаны с живых людей. Это Лом (в первой книге, а не во второй). Именно поэтому он получился таким ярким и правдоподобным.  Во втором произведении это генерал Воронин и Оттяг. Почему именно отрицательные персонажи получили конкретные прообразы? Наверное потому, что в реальной жизни дерьма намного больше, чем в выдуманной…

— Как вы относитесь к фразе, которую часто ставят на обложку книги или афишу фильма – «Основано на реальных фактах»?

— Пропускаю мимо ушей, как интенсификацию коммерческих усилий. Это общие слова. В конце концов, любое добротное произведение должно быть основано на реальных событиях, даже самое фантастическое.

— Классики утверждали, что во время написания шедевров созданные ими персонажи начинали диктовать свои поступки, выбивались из задуманной для них сюжетной линии. У Вас так бывало?

— О, да. «Да», конечно, не в смысле того, что я причисляю себя к классикам, а «Точку отсчета» к шедеврам. В некотором роде весь процесс написания «Точки…» оказался самостоятельным творчеством моих персонажей.

Я почувствовал странное сразу же, с первых страниц. В первой главке нужно было ознакомить будущего читателя с героем-американцем. Простоватый темнокожий парень, выросший в тяжелом районе, с ним трудностей не возникло, он стоял у меня перед глазами как живой. Но вот чтобы оттенить его, я решил временно ввести второго морпеха, которого собирался потом забыть, белого, из высшего, что называется, общества, эдакого мажорчика с двойным дном.

Внезапно я почувствовал, что этот второй, настырно работая локтями, вылезает на первый план, затмевая основного героя. Мне стоило больших трудов удержать мажорчика в нужных рамках. Тогда я еще не понимал в полной мере, что вскоре мои герои заживут самостоятельной жизнью и начнут диктовать свою волю мне, автору их создавшему. Во второй главке я вдруг обнаружил, что другой второстепенный персонаж, егерь, которого я собирался вывести общими штрихами, вдруг проявил характер, отчего получился выпуклым, рельефным. Результат мне понравился. Если так пойдет дальше, то повесть получится гораздо более правдоподобной, чем я рассчитывал, с живыми, теплыми людьми, и от этого только выиграет. И я дал персонажам полную волю.

Через некоторое время я с удивлением обнаружил, что повесть пора бы уже заканчивать, а главные герои только-только размялись и еще не приступили к основным событиям. Не могу сказать, что меня это сильно смутило. Работа двигалась быстро, свободным временем я располагал в должной мере, а самое главное, такой неожиданный процесс захватил меня самого. Больше всех усердствовал мажорчик, который, пользуясь попустительством автора, развернулся в полную силу. Ну что же, давай, подумал я, дойдет дело до решительных действий, и ты спасуешь, а вот твой темнокожий визави – нет, тогда-то я от тебя и избавлюсь. Но я здорово просчитался.

— Вы пишете каждый день, по принципу – ни дня без строчки?

— Пишу я тогда, когда произведение полностью вызревает во мне и рвется наружу. Если его не выпустить, оно будет постоянно мучить, просясь на волю, а если попытаться силой извлечь его, пока само не дозрело, может получиться выкидыш.

Что касается «Точки…» то отчего-то мне было легче создавать ее кусками, не придерживаясь естественного течения событий. Я мог написать связное начало, прыгнуть в середину, потом вернуться снова в начало или наоборот, куда-нибудь ближе к концу, если начинал вдруг понимать, куда же выводит героев моя фантазия. В один из таких прыжков  я понял, что изначальный замысел расправиться с обнаглевшим американцем–мажором неудачен. Да и не такой уж он оказался и негодяй, каким представлялся мне в самом начале. Я великодушно разрешил ему выжить и решил посмотреть, что будет после мясорубки, в которую попали морпехи. Наверное, подумалось мне, логично будет определить будущие отношения обоих морпехов, раз уж эти двое – единственные, кому удалось выжить. К тому же я пока не имел на этот счет определенного плана. Так и родилась главка, в которой они оба объясняются в машине. Накал этой сцены оказался неожиданно высок, и я не сразу одолел эту часть, а когда  закончил, то сразу перечитал написанное. Результат мне по-настоящему понравился. Это было на самом деле неплохо! И тут меня осенило – я, наконец, понял, зачем подсознательно  тащил этого несчастного Нейла всю дорогу.

— Чему (и кому) будет посвящена ваша следующая книга?

— Следующее мое произведение – продолжение первой части. Действие происходит через три года. Называется оно «Настоящая мечта». Зачем я ее написал? По тем же причинам что и первую — оно предназначалось моим детям. Мужество, дружба, совесть, предательство – очень важные понятия и маленькие человечки, вступившие в подростковый возраст, должны их правильно понимать. Но в человеческих взаимоотношениях есть одна категория, которая важнее всего остального, и именно это нужно растолковать молодым людям, пока стало поздно. Этому и посвящена вторая книга.