Татьяна Степанова «Девять воплощений кошки»
– Мы сейчас с вами направляемся в отдел Древнего Востока, в хранилище, где с уникальной коллекцией, недавно поступившей в дар нашему музею от частного лица работает куратор Олег Олегович Гайкин, профессор, автор многочисленных публикаций по истории Древнего Египта.
Менеджер Кристина повествовала все это голосом типичного экскурсовода, ведя их через Античный зал к служебной лестнице. Катя заметила на стене у дверей план расположения залов первого этажа. Но в тот момент эта деталь не показалась ей важной.
Все эти залы они с Анфисой обойдут, осмотрят и сфотографируют позже. Вся ночь впереди. А пока такая небывалая удача, такое приключение – увидеть Проклятую коллекцию, которая еще не выставлялась.
И название-то какое интригующее, со зловещинкой! Такое многозначительное и грозное.
– А кто подарил Проклятую коллекцию музею? – Анфиса снимала Кристину на цифровую камеру, переключившись в режим видеосъемки.
– Имя мы пока держим в тайне. Таково пожелание самого дарителя.
Катя в тот момент подумала: а вот это ты неправду говоришь, по голосу ясно, что ложь. Но опять же не придала этому значения. Какая разница кто даритель? Главное, что они сейчас увидят сами предметы, артефакты!
По лестнице они спустились на три пролета и попали… ну, наверное, совсем уже в настоящее Нижнее царство.
– Тут у нас служебные помещения. Вот наша гордость – научная библиотека и отдел рукописей, а дальше отдел учета и планирования… подождите, дорогая, куда вы?
– Я хотела библиотеку сфотографировать, – Анфиса, что называется, «распылялась на атомы» на ходу – ей все, все хотелось сделать сразу, все увидеть – и Проклятую коллекцию, и библиотеку, и хранилище, и…
– Тут отдел учета и планирования. И там работает сейчас комиссия… то есть, экспертиза, проверка, мы не должны им мешать, – Кристина преградила Анфисе путь к дверям кабинета. – Мы идем с вами в отдел Древнего Востока.
– Анфис, уймись, мы потом все посмотрим, – Катя дернула подружку за рукав.
Анфиса выключила камеру. В отличие от Кати, одевшейся в музей официально и лишь позже планировавшей переодеться где-нибудь в туалете в джинсы и футболку (для ночной экскурсии), Анфиса нарядилась сразу «по-рабочему» – в необъятные брюки цвета хаки со множеством карманов, хлопковый свитер и настоящий «корреспондентский» жилет тоже с карманами и бесчисленным количеством молний и кнопок.
Так с пока что выключенной камерой они прошли еще какими-то коридорами – довольно мрачными, выкрашенными темно-оливковой краской, с переплетением кабеля на потолке, с большими металлическими шкафами с надписью «Высокое напряжение». На стенах были вмонтированы какие-то датчики – судя по всему влажности и климат-контроля.
– Вот тут у нас хранилище и научные кабинеты сотрудников, – известила Кристина. – Заметили, наверное, какой здесь воздух. Тут специально поддерживается определенная температура, потому что предметы порой очень хрупкие, подверженные малейшим изменениям в окружающей среде, чрезвычайно чувствительные. Такие, как древние папирусы и…
– И мумии, да? – перебила Анфиса. – У вас, наверное, мумий до черта в запасниках!
– А там что? – поинтересовалась Катя, кивнув на двери в конце коридора – прямо сейфовые на вид.
– Там спецхранилище. Это для особо ценных артефактов.
– Как в банке, – сказала Катя.
– Так и строилось, так и планировалось. Как в банке, – Кристина свернула по коридору и открыла без стука дверь в один из кабинетов.
Они попали в просторную комнату, почти зал. Очень старый, с лепниной, обшитый дубовыми панелями. Катя сразу поняла – декор этого зала – матовые светильники под высоким потолком, огромные шкафы, до самого верха заставленные, забитые чем-то, что еще предстоит тщательно рассмотреть – фигурками, сосудами, сколами камней, черепками, массивные столы, тоже из темного дуба – все это ровесники музея с его столетней историей.
Зал осмотра коллекций проектировался и задумывался, как сердце хранилищ музея.
Но в большом помещении нашлось место и для новых современных предметов – компьютеров на столах, принтера, электронных микроскопов и какого-то белого агрегата в углу, смахивающего на барокамеру.
– Ой, а что это? – спросила Катя.
– Это сканер, тихо, не шумите, я хотела вам сказать…
– А я знаю, для чего этот сканер, – Анфиса уже снова включила камеру и фотографировала агрегат. – Им мумии просвечивают! И саркофаги и вообще все погребальное. Ищут золотые вещи и украшения, в которых древних покойников хоронили.
– Говорите тихо, – в свою очередь оборвала ее Кристина. – Я хотела вам сказать… предупредить, что Олег… Олег Олегович человек своеобразный. И он не любит праздных посетителей и любопытных. Он очень серьезно относится к своей работе и… Вы вообще тут поменьше говорите, я с ним буду беседовать, а вы фотографируйте. Я с ним все улажу. Олег! Олег Олегович, вы где? К вам тут гости пришли.
Где-то в самом дальнем конце зала зашумела вода. Кто-то спустил воду в унитазе. Что, у них и туалет под боком, чтобы не отлучаться далеко, от работы не отвлекаться? – подумала Катя, – ну да, если все тут строили и организовывали сто лет назад, они сделали так, как было удобно тогда хранителям. Еще ТЕМ хранителям, самым первым…
В роли профессора – куратора ей представился… вспомнился тот самый импозантный старик с тростью, что сидел у мраморной лестницы, у ажурной решетки. Нет, то билетер-контролер, а профессор-куратор отдела Древнего Востока…
В дальнем конце зала снова зашумела вода – кто-то открыл кран над раковиной.
И тут Катя почувствовала… нет, ей показалось – чей-то взгляд – пристальный, настороженный и недобрый словно царапнул по ней… да, словно царапнули когтями… мурашки по коже…
Катя оглянулась – Анфиса с упоением фотографирует сканер. Кристина идет по залу туда, вглубь, пробираясь между дубовыми столами, заваленными, заставленными, как и шкафы, большими деревянными ящиками, крышки которых лежат тут же на полу, усеянном стружками и упаковочным материалом.
Свет матовых светильников под потолком не яркий. А над одним столом горит мощный софит. Но по углам… по углам, между шкафами сгустились тени.
Кто же это смотрел сейчас…
Катя повернулась на триста шестьдесят градусов, топчась на свободном пятачке между столами.
Ей вообразилось, что вот сейчас она увидит там, за спиной древний саркофаг, расписанный иероглифами в форме человеческой фигуры, прислоненный к стене. И крышка саркофага медленно очень медленно открывается и…
Но в зале не было никаких египетских саркофагов, прислоненных к стенам.
Кто же смотрел? Никто. Ей просто померещилось.
В дальнем конце зала, вытирая на ходу руки розовым махровым полотенцем, появился высокий мужчина в неброском костюме. Блондин кудрявый. Тот самый, которого Катя уже видела с Кристиной в коридоре.
Надо же… А Кристина и бровью не повела, когда Виктория Феофилактовна представила ей Катю. Возможно, просто не запомнила в горячке ссоры с этим вот… с куратором отдела Древнего Востока.
– Добрый вечер, – сказал Олег Гайкин. – Но тут служебные помещения, тут не место для экскурсий.
– Это не на экскурсию к тебе… к вам пришли. Это для фотосъемки.
– Пресса? Ты что разрешила допустить сюда прессу?
Кристина при «чужих» старалась держаться официального тона. А вот Гайкин сразу дал понять, что они с менеджером Кристиной… в общем, в иной ситуации Катя сочла бы себя и Анфису (памятуя о той сцене в коридоре между этой парочкой) лишними. Но ведь они по делу!
– Это не пресса, это в рамках большой фотовыставки к столетию музея. Возможно фотографии мы поместим в залах среди экспонатов, я еще думаю над этим проектом.
Услышав это от менеджера Кристины, Анфиса буквально подпрыгнула: как, выставлять свои снимки тут, в музее!
– Сегодняшний день музея, наша работа, наши сотрудники, наши коллекции, – все это интересно, – Кристина подошла к Олегу Гайкину. – Вообще вся эта наша внутренняя кухня. Наша жизнь. Я сколько раз просила вас вести свой блог в интернете, как куратора отдела Двевнего Востока. Но вы… ты этого не хочешь. Ты вечно занят. Тебе не до блогов. И в результате я решила сама начать вести этот блог. И для начала мы разместим там эти вот отличные снимки. Вы поделитесь с нами, правда? Ведь у вас в камере флешкарта, вы мне потом дадите все скачать.
– Ну конечно, берите это и в блог тоже, – Анфиса, которую, как морковкой… нет, сладчайшей конфетой поманили перспективой выставки своих фоторабот в залах музея, уже соглашалась на все. – А какой это блог?
– Типа интернет-дневника. У нас тут много чего интересного на нашей музейной кухне. И сайт у нас хороший, но там все как-то застыло, слишком уж официально. Мы должны привлекать посетителей, молодежь, спонсоров, тех, кто интересуется наукой. Это популярность, это дополнительные деньги, наконец. Я вот видела блоги кураторов музея Манчестера, они там каждый шаг в своих исследованиях популяризируют, фотографируют на телефон и выкладывают в блог в интернете. И посещаемость там растет и фонды пополняются и… вообще англичане знают толк в пропаганде музейного дела.
– Ри, мне надо работать. Не читай тут лекцию о пользе Интернет-технологий, – сказал Олег Гайкин. – Девушки, великодушно извините, но вам здесь нельзя находиться.
– Они пришли со мной, и они будут снимать тебя во время работы с экспонатами коллекции, – сказала Кристина. – Это не моя прихоть. Это приказ.
– Чей приказ?
– Сам знаешь. Ее. Непосредственное распоряжение.
– Ты же сама говорила – она закоснела в своих привычках и предрассудках. Она бесконечно устарела.
– На этот раз она прислушалась к моим доводам. Будет очень полезно для музея уже сейчас заявить, что коллекция Саддыкова – наше приобретение, наше достояние и наша гордость. И мы придадим факт приобретения коллекции широкой огласке через те снимки, которые сейчас будут сделаны.
Из всего этого разговора… почти перепалки – вежливой, но все же перепалки Катя поняла: говорят они о Виктории Феофилактовне. Причем Кристина или Ри, как он ее именует свойски, подает некоторые факты как-то по-своему, переиначивая их «на себя». К тому же и фамилия дарителя всплыла. Саддыков… что-то восточное… и словно она, Катя уже когда-то слышала эту фамилию… но нет, сейчас не вспомнить.
– Но у коллекции ведь и другое название – Проклятая коллекция! – выпалила Анфиса. Ей не терпелось начать сам процесс съемки.
– Да, это так сказать историческое название, – ответил Олег Гайкин.
Катя разглядывала его украдкой. После той любовной ссоры (конечно любовной, а какой же еще?) в коридоре он, кажется, тоже ее «не узнал», а может, делал вид, что не узнал. Мало ли кто проходит мимо, когда куратор отдела Древнего Востока выясняет отношения с менеджером музея!
Олег Гайкин – мужчина из породы тех, кто определенно нравится женщинам своим ростом – почти гренадерским, своей статью, своими манерами, своей интеллигентностью. Надо же какие импозантные мужчины работают в музеях… Хранятся так сказать от глаз посторонних в музейных запасниках.
– Мы сгораем от любопытства, – Анфиса нацелила на Гайкина камеру. – Почему коллекция называется Проклятой?
– Ну, так уж повелось, – он пошел по длинному узкому проходу между ящиками в центр зала к столу, освещенному мощным софитом. – Впервые это собрание было предъявлено миру в июле 1914 года французским египтологом Шало. И почти сразу он был убит неизвестными по пути в Гизу. Потом коллекцию приобрел Энвер-Паша, турецкий наместник. Началась Первая мировая война, и стало не до исторических древностей. Энвер-Паша так и владел коллекцией. Он продал ее незадолго до смерти, и коллекция позже сменила много хозяев. Она покинула пределы Египта и кочевала с аукциона на аукцион, от одного покупателя к другому нигде особо долго не задерживаясь.
– Почему? – спросила Катя.
– Как-то так вышло, что многие из тех, кто приобретал ее, вскоре умирали.
– Это легенда или правда?
– Это легенда, – ответил Олег Гайкин. – Но репутацию она этому собранию создала весьма мрачную. Много шума наделала смерть короля Египта Фарука. Он купил коллекцию, какое-то время, очень недолгое, владел ею, потом продал из-за долгов. И через месяц умер на Ривьере в возрасте всего сорока пяти лет. После этого прежнее наименование коллекции – собрание Шало – окончательно и в прессе и в официальных документах изменилось. Е е стали называть Проклятая коллекция.
– А кто еще был ее владельцем? – спросила Катя.
– Сын миллиардера Онасиса, например.
– Он ведь на самолете разбился! – Анфиса снимала профессора Гайкина. – А еще кто?
– Еще очень известная в Египте певица, исполнительница национальных песен, ее звали Египетский соловей, – это сказала Кристина. – Потом коллекцию уже приобретали лишь банки и коллекционеры, собрание переходило из рук в руки.
– Это из-за короля Фарука она Проклятая, да? Королевское проклятие? – Анфиса оглядывала ящики с жадностью первооткрывателя.
– Не совсем. Видите ли, коллекция формировалась в течение почти полувека, каждый из владельцев добавлял какие-то артефакты. Например, благодаря Энвер-паше, который, кстати, благополучно дожил до весьма преклонных лет, владея коллекцией, мы имеем замечательное собрание скарабеев – ювелирную так сказать часть, – Гайкин остановился у стола, освещенного софитом. – Но основу всегда составляли артефакты, найденные египтологом Шало в ходе раскопок холма Телль-Баста, где в древности находился город Бубастис, описанный историком Геродотом, лично посетившем знаменитый на весь древний мир тамошний храм богини Бастет. Раскопки там продолжаются по сей день и прежние владельцы коллекции приобретали артефакты, найденные в тех местах. Если уж следовать этой мрачной легенде, так сказать, до конца, то логично предположить, что мы имеем дело не с королевским проклятием, а с древним, храмовым проклятием. Потому что то, что составляет сейчас гордость и основу собрания – в прошлом имущество храма, и оно принадлежало богине Бастет.
– Хотелось бы взглянуть на вашу богиню. Египетские боги, они ведь чудные, – Анфиса болтала, продолжая снимать Гайкина – непрерывная фотосессия, так это она называла. – Парень с головой сокола и еще я видела в Каирском музее такой страхолюд с башкой крокодила. Это все, наверное, были ритуальные маски. Жрец надевал на себя маску тотемного животного и исполнял роль бога в мистериях, я права?
Катя поразилась: как это все хранится в светлых Анфискиных мозгах и вот так потом высыпается из них точно горох. Все же эрудиция у нее что надо!
– Вот, пожалуйста, любуйтесь. Лот номер 78. Фигурка богини Бастет. Бронза. Двадцать пятая династия.
Они все посмотрели туда, куда указывал Гайкин на соседний стол, освобожденный от всех нагромождений. В середине этакий большой колпак из стекла, поставленный прямо на крышку стола. А под ним маленькая фигурка из бронзы на каменном постаменте.
– Богиня – кошка Бастет, – сказала Кристина. – Боже правый, двадцать пятая династия!
Анфиса ринулась первой. Катя медленно подошла к столу. Изящнейшая статуэтка из бронзы тонкой стройной обнаженной женщины с узкими бедрами, маленькой грудью, высокой шеей и головой кошки. Поразительный натурализм деталей. Выражение миндалевидных кошачьих глаз странное… словно эта кошка… эта женщина улыбается – вот так глазами и кошачьей пастью.
– Богиня – кошка, – Катя наклонилась к стеклянному колпаку, – Надо же она кошка… надо же… Это что же был храм кошек? Священных животных в Египте?
Олег Гайкин кивнул. Анфиса вытащила вторую камеру. Начала снимать.
– Египтяне кошек хоронили, как людей, мумифицировали. А мумии у вас тут есть в коллекции? – спросила она.
– Семнадцать артефактов – мумии кошек с храмового кладбища холма Телль-Баста, – ответил Олег Гайкин.
– А у меня тоже вопрос, – Катя обернулась к нему.
– Да? Что вас интересует?
– Ваш даритель, ну тот, кто подарил эту коллекцию музею, владелец, он жив-здоров?
– К сожалению не здоров и не жив, – за Гайкина ответила Кристина. – Он умер. Музей получил Проклятую коллекцию в дар по завещанию.
– Это лишний раз подтверждает точность названия коллекции – Проклятая, – Катя отошла от стола с фигуркой. – Нельзя просто так взять и ограбить храм, забрав оттуда храмовые сокровища, ведь правда? Вы вот египтолог, вы как считаете? Разве допустимо рыться в могилах, выкапывать мертвых – эти мумии, они же мертвецы, они были похоронены.
– Никто не грабил храма. Не передергивайте. Это вы меня подначиваете, да? – Гайкин посмотрел на Катю в упор. – Вообще у названия этой коллекции много значений. Смерть – да… владельцы умирали, это факт. Но все люди смертны. Эта коллекция… она уникальна. И по своему влиянию на науку тоже, на весь процесс изучения Египта. Проклятая коллекция явление в истории и в египтологии. Она всегда являет некие знаки.
– Как это понять – знаки?
– Говорят там, где она появляется – в доме, в музейном собрании… там всегда начинают происходить некие события… порой странные вещи. Такие, которые возможны, но маловероятны. Люди ведут себя иногда так, как они бы никогда не повели себя.
– Как это? – Кате было любопытно, но и только. Этот треп о египетских древностях…
– Ну например, та покойная певица, Соловей Египта, она всегда была очень тучной особой, обожала поесть. И вот она купила в Швейцарии эту коллекцию. И почти сразу же, на следующий день, легла в клинику для похудания. Начала горстями принимать снижающие вес таблетки, села на строжайшую диету. В результате скоропостижно скончалась. А до этого сорок лет жила себе спокойно, была обаятельной толстухой.
Катя заметила, что Гайкин, говоря все это, смотрит на полную Анфису. Отчего-то взгляд его… этого симпатичного в общем-то мужчины – молодого, видного собой не понравился Кате.
Но Анфиса ничего не заметила, даже кажется не слышала – она снимала фигурку богини-кошки!
– Коллекция, если опять-таки следовать логике легенды, оказывает влияние на людей и окружающий мир. А смерть – это самое сильное воздействие, окончательное, так сказать, – Гайкин достал из ящика хлопковые перчатки.
– Бастет была божеством только кошек, священных животных? – спросила Катя.
– Не только. Кошка в Египте символ плодородия, это женское божество. Бастет олицетворяла собой секс и одновременно материнство. Для нас это странно – такое сочетание, а египтяне все смешивали, как оно и есть в жизни. Секс, постель, порнография, могучие силы плоти и материнство, деторождение. Бастет даровала детей и легкие роды женщинам. Ей поклонялись так же ревностно, как богу солнца Ра.
Кристина обошла стол, над которым горел мощный софит, и встала напротив Гайкина.
– Ну что, Олег, вы… ты нам что-нибудь покажешь интересное? – спросила она весьма сухо.
Катя поняла – ей не нравится, что Гайкин так охотно (а ведь не хотел сначала, прочь гнал) беседует с ними.
– Ты ведь, кажется, хотел заняться номером первым? – продолжала Кристина. – Это просто отлично. Получатся прекрасные фотографии для нашей будущей выставки.
Катя оглядела огромный стол. На одном конце притулились ноутбук, кипа бумаг, пластиковые папки со скоросшивателем, но все это сдвинуто, чтобы освободить место…
Под софитом на столе – нечто, прикрытое тканью из льна. Какой-то продолговатый предмет. Не слишком большой. Но и не маленький.
Олег Гайкин осторожно убрал ткань.
На столе – прямоугольный ящичек из полированного дерева.
– Это так называемый номер первый Проклятой коллекции, – сказал он. – Саркофаг всегда отсутствовал, с самого начала. Так что сказать, кто перед нами… точнее, что это такое, мы не можем. Версий много. На протяжении полувека именно лот номер первый обрастал немыслимым количеством слухов и предположений. Одно установлено точно – это артефакт эпохи Птолемеев, то есть по меркам Египта не слишком древний. Обнаружен в ходе раскопок все там же на священном кладбище холма Телль – Баста. Там хоронили храмовых кошек и людей тоже, которые служили храму. Там нет четкой границы между захоронениями.
Он снял крышку полированного дерева.
Внутри – льняная ткань, древесные стружки и сухие листья какого-то растения.
– Учтите, мы с вами не первопроходцы, – сказал Олег Гайкин. – Коллекция постоянно переходила из рук в руки. Артефакты распаковывали, осматривали, затем снова паковали в ящики. Так что и номер первый десятки раз извлекали отсюда, осматривали, изучали.
Он наклонился над странным ящиком. Анфиса грудью сунулась вперед с камерой.
Катя тоже подвинулась ближе, но внезапно…
Снова это ощущение… кто-то смотрит…
Чей-то взгляд – она ощутила его спиной.
Она оглянулась – просторное хранилище все так же освещают матовые шары люстр под потолком. Но свет тусклый. Шкафы вдоль стен, ниши. Когда смотришь ТУДА после яркого света софита, точно слепнешь.
Никого.
Нет, тут никого нет.
– Ри, расстели покров, – попросил Олег Гайкин.
Кристина подошла и аккуратно постелила на стол рядом с ящиком льняную ткань.
Гайкин засунул обе руки в ящик и извлек из стружек и сухих листьев…
Кате показалось что это какой-то сверток. Нет, ворох лент – желтых, полуистлевших, пропитанных бальзамической смолой.
– Мумия? – ахнула Анфиса. – Это настоящая мумия, да?
– Это необычная мумия, – Гайкин уложил сверток на специальную подставку, которую Кристина быстро поставила на ткань.
Медленно, очень медленно осторожными движениями он начал раскрывать сверток, словно это был драгоценный бутон.
Что-то сморщенное черное с запавшими глазницами и свалявшейся короткой шерстью…
Голый оскаленный череп, обтянутый ссохшейся кожей.
– Кошка, это же кошка! Мумия! – Анфиса щелкала камерой.
Гайкин ничего не ответил, он продолжал очень осторожно раскрывать сверток дальше. Кристина словно хирургу подала ему пинцет и зажим для тканей.
Из вороха погребальных бинтов появилась… рука. Почти что скелет, тоже обтянутый иссохшей кожей. Туловище. Вторая рука. Скрюченные крохотные пальцы.
Руки и туловище человека. Маленького человека.
Запавшие глазницы…
Изуродованная смертным оскалом пасть с крохотными зубами.
Катя… она отпрянула от стола. У нее внезапно потемнело в глазах.
– Что это такое? – хрипло спросила Анфиса.
От неожиданности она даже опустила камеру, уставившись на маленькое чудовище, которое предстало их взору в погребальных бинтах.
– Это номер первый Проклятой коллекции. Возможно, из-за этого существа коллекция лишь добавила себе зловещей славы, – Олег Гайкин распрямился. – Никогда прежде ничего подобного во время раскопок не находили. Мумия совершенно уникальна. Не пугайтесь, это не какой-то там монстр, мутант. Это совмещенная мумия.
– Как это совмещенная? – спросила Катя.
Тьма в глазах растаяла, но… Пришлось даже опереться на крышку стола. Колени подгибались. Нет, не от страха, от какого-то иного чувства, словно слабость разлилась по всему телу, лишая воли и сил.
– Голова бесспорно кошки и взята она от животного. А вот тело девочки возраста примерно около двух лет. У ребенка удалили голову и во время процесса бальзамирования пришили к телу голову животного. Швы отчетливо просматриваются на коже под бинтами. Это впервые было установлено еще в восьмидесятых годах, когда мумию впервые подвергли сканированию.
– Но зачем это сделали? Жуть какая – отрезать голову ребенку. И кто, кто до такого додумался? – Анфиса снова нацелила камеру на лот номер первый.
– Ну, с вопросом кто – легче всего, – Олег Гайкин рассматривал кисть мумифицированной руки. – Те, кто занимался бальзамированием и похоронами. Скорее всего жрецы храма богини Бастет. Если бы была обнаружена гробница… но ничего такого не нашли. Не было ни украшений, ни саркофага. Все затерялось во времени. Возможно гробница все же имелась, но ее разграбили еще в глубокой древности. Эту вот причудливую мумию перезахоронили на кошачьем кладбище. Вопрос ЗАЧЕМ породил десятки версий и у египтологов, и у коллекционеров. Возможно, это был какой-то ритуал, связанный с культом плодородия и деторождения.
– Этот вот ужас связан с культом деторождения? – спросила Катя.
– Для египтян это не ужас. Это воплощение богини Бастет. Не статуя, а живой… точнее, погребальный объект культа. Некий фетиш. Но это не принесение девочки в жертву, они не практиковали человеческих жертвоприношений. Возможно это некий знак.
– Знак?
– Мумия-оберег, получившая по верованиям жрецов часть силы богини Бастет. Ей молились о легких родах и защите детей от болезней и смерти. Ведь нет ничего страшнее, чем гибель маленького ребенка.
– Кошке ведь тоже отрезали голову, – произнесла Кристина.
Она смотрела на номер первый.
– Что, Ри? – Олег повернулся к Кристине.
Она сняла очки, словно у нее внезапно устали глаза смотреть на ЭТО.
– Обезглавить два трупа – ребенка и животного, чтобы в результате получить одну мумию, – сказала она. – Да, этот артефакт станет бесспорным гвоздем всей коллекции. Надо подумать, как его разместить в экспозиции. Чтобы это не слишком пугало и шокировало слабонервных. И необходимо составить пояснительную аннотацию с изложением хотя бы двух-трех версий о том, для чего все же они сотворили такое в эпоху Птолемеев.
Олег Гайкин кивнул. Анфиса продолжала фотографировать, как одержимая. Катя… она пожалела о том, что хранилище лишено окон. Глоток свежего воздуха сейчас ей бы не помешал.