Алан Аксельрод «Законы лидерства. Уинстон Черчилль»

3.

Определите свою судьбу

«Лучше делать новости, чем рассказывать о них; лучше быть актером, чем критиком».

— «История Малакандского полевого корпуса», 1898

 

По мере взросления перед каждым из нас встает вопрос выбора жизненного пути. Для некоторых ответ на него бывает более или менее простым. Мир предлагает нам определенный шаблон – доктор, юрист, учитель, бухгалтер, инженер или что-то еще – и мы худо-бедно следуем ему. У других людей все бывает намного сложнее.

Взросление Уинстона Черчилля пришлось на середину викторианской эпохи, и в силу его  принадлежности к определенному классу общества жизненные планы представлялись вполне обычными: пойти по линии государственной или военной службы. Поскольку он не получил достаточно высоких оценок в школе для поступления на гражданскую или дипломатическую службу, ему оставалась только военная карьера, где предъявлялись значительно менее суровые требования к уровню знаний.

Однако очень скоро Черчилль понял, что эта проторенная дорожка вряд ли удовлетворит его  карьерные амбиции. Подобные мысли посещают многих, но большинство людей остаются в привычной колее и обрекают себя на жизнь, которая будет для них всего лишь в большей или меньшей степени сносной. К Черчиллю это не относится. В первую очередь своей должности младшего кавалерийского офицера он нашел наиболее сложное и опасное применение. Затем он совместил военную профессию с профессией журналиста, став тем, что в современной жизни называется военным корреспондентом. Это был необычный подход к несению воинской службы, стиравший для молодого Черчилля грань между участником боевых действий и рассказчиком о них.

 

Если не вы, то кто-то другой

В бизнесе в целом, как в рамках предприятия, так и в более широком кругу коллег, конкурентов, клиентов и инвесторов, крайне важно создать определенный образ личности и контролировать его. Если выглядеть пустым местом, его заполнят другие. Вместо этого надо создать личный брэнд, представляющий вашу ценность и исключительность.

 

 

 

Дело было не в том, что Черчилль никак не мог определиться. Напротив, он всегда отличался исключительной целеустремленностью. Военный или журналист – неважно. Главное – находиться в центре событий. Причем не просто наблюдать или участвовать в них, но влиять на происходящее, контролировать его и управлять им. И после участия в экспедиции Малакандского полевого корпуса в 1898 году Черчилль добивается перевода в другой театр военных действий. Он отправляется в Южную Африку освещать события второй («Великой») Англо-бурской войны.

В ноябре 1899 года буры (потомки голландских переселенцев, добивавшиеся независимости от Британской империи) осадили городок Ледисмит. Черчилль находился неподалеку, в английском гарнизоне Эсткорт. Капитан Эйлмер Халдейн получил приказ провести рекогносцировку  вражеской территории на глубину 20 миль в направлении Коленсо. Вылазку решили провести на бронепоезде – считалось, что это самый безопасный способ перемещения по области, находившейся под контролем повстанцев. Халдейн, знавший Черчилля по совместной службе в Индии, предложил ему присоединиться к экспедиции. После недолгих раздумий Черчилль понял, что это предложение  сулит возможность написать несколько интересных репортажей, и согласился. В пять часов десять минут утра 15 ноября бронепоезд вышел из Эсткорта.

На станции Чивли, примерно на полпути до Коленсо, Халдейну донесли о приближении буров, и  он приказал отодвинуть состав примерно на четыре мили назад к городу Фрер, где рассчитывал укрыться в ожидании развития событий. Обходя один из холмов, поезд попал под обстрел установленной на его вершине бурской артиллерии, и один из снарядов угодил в первый вагон. Машинист прибавил пару, рассчитывая прорваться сквозь засаду, но буры подложили на рельсы большой булыжник, и три вагона сошли с рельсов. Поезд ехал задним ходом, и эти вагоны теперь громоздились на путях, лишив локомотив возможности двигать состав. Черчилль незамедлительно обратился к Халдейну с предложением. Он принял руководство группой, освобождавшей пути от столкнувшихся вагонов, и приказал машинисту подвигать состав взад-вперед, чтобы ускорить расчистку путей от обломков. А Халдейн со своими людьми обеспечивал огневое прикрытие.

 

Включайтесь

Проблемы — это приглашение к действию. Возьмите решение проблемы на себя, и вы неожиданно ощутите себя совладельцем предприятия.

 

Все это время буры вели интенсивный артиллерийский и ружейный огонь. Когда один из осколков попал машинисту в голову, он обернулся к Черчиллю со словами «Мне конец!». «Не падай духом! Я с тобой!» — спокойно ответил тот. Эти шесть слов отражают суть послания, которое в более развернутой и величественной форме Черчилль транслировал соотечественникам в самые суровые дни Второй Мировой войны. Это призыв к мужеству и выдержке, подкрепленный обещанием личной и всеобщей солидарности.

 

«Всегда лучше использовать короткие и привычные выражения».

— Речь в Лондоне 2 ноября 1949 года

 

К этим словам Черчилль добавил и нечто прагматичное, пообещав машинисту медаль за личную доблесть в бою, если он сможет поддерживать ход. То ли под влиянием обещания Черчилля разделить его судьбу, то ли вдохновившись перспективой награды, машинист остался на посту. Капитан Халдейн впоследствии писал, что разбор затора под яростным огнем врага занял больше часа, и вначале был безрезультатным. По его словам, «Черчилль с непреклонной настойчивостью продолжал выполнение трудной задачи, несмотря на непрекращающийся вражеский огонь». Он руководил работами без какого-либо намека на панику.

 

 

Один из солдат, находившихся в бронепоезде, писал в письме, что Черчилль «вел себя настолько невозмутимо, как будто ничего не произошло» и что «одно его присутствие и поведение…стоило пятидесяти человек».

Через час с небольшим Черчиллю удалось справиться с препятствием, и локомотив смог продолжить движение. Он приказал машинисту зацепить остальные вагоны, чтобы доставить обратно в Фрер как  можно больше людей. Однако под ураганным огнем противника сделать это оказалось невозможно. Тогда Черчилль помог машинисту разместить около двадцати бойцов на угольном тендере, чтобы эвакуировать их с поля боя, и оставался с ними до тех пор, пока не убедился, что все раненые подобраны, а паровоз вышел из-под обстрела и направляется в сторону Фрера. Затем он спрыгнул, чтобы вернуться к месту засады и помочь отряду Халдейна.

План Халдейна заключался в том, чтобы укрыться вместе с полусотней бойцов на близлежащей ферме и продолжать бой оттуда. Но когда он собрал отряд для прорыва, два человека по собственной инициативе стали размахивать белыми платками, и ему пришлось отдать приказ сдаваться.

В это время Черчилль все еще шел по железнодорожным путям, направляясь к позиции Халдейна. Когда по дороге его перехватили двое буров и наставили на него винтовки, он не стал сдаваться, а развернулся и побежал от них вдоль рельсов. Вдогонку ему полетели пули, «свистящие справа и слева, буквально в дюймах от цели». Он попытался укрыться в неглубоком рве под путями, но когда две следующие пули просвистели, чудом не задев его, выскочил на насыпь, прополз под колючей поволокой ограждения и наконец нашел небольшое углубление, в которое смог поместиться. В двухстах ярдах от себя он увидел реку, и решил двигаться к ней, зная, что там у него будет намного больше возможностей скрыться. Однако этому помешал молодой бурский офицер-кавалерист, подъехавший к нему с криком, слов которого Черчилль не мог понять.

 

«Я был готов принимать муки, но предпочел отложить их».

— «История Малакандского полевого корпуса», 1898

 

Черчилль вскочил и потянулся к кобуре, но она оказалась пуста: он оставил пистолет в локомотиве. Винтовка кавалериста была направлена прямо на него, и Уинстон Черчилль поднял руки вверх, сдаваясь.

Позже он называл это «позором всей своей жизни». Его вместе с другими пленными, «как скотов», согнали в поезд, шедший в Преторию, где в зданиях Образцовой государственной школы был организован импровизированный лагерь военнопленных. Он подал формальный протест, указывая, что как военный корреспондент не принимает участия в боевых действиях и требует немедленного освобождения. Черчиллю было невдомек, что буры более всего опасаются именно  его репортажей, считая их вредными для своего дела. Поэтому бурские власти не обратили никакого внимания на его протесты.

10 декабря, на двадцать пятый день своего плена, Черчилль узнал, что Хэлдейн и главный сержант Брокки планируют побег, и присоединился к ним. Школу окружал высокий забор, однако в углу, где был расположен нужник, к нему примыкала балка, по которой можно было незаметно перебраться в сад соседнего жилого дома. Троица решила совершить пеший переход в сотню миль до нейтральной португальской колонии – Мозамбика, скрываясь в светлое время суток и передвигаясь только по ночам. Согласовав план между собой, они решили, что совершат побег в  следующую ночь, 11 декабря.

Весь следующий день троица с нетерпением ожидала захода солнца. С наступлением темноты они стали внимательно следить за участком стены у нужника в ожидании момента, когда часовые немного отвлекутся. Такой момент никак не наступал.

Как позже вспоминал Черчилль, Халдейн советовал сохранять терпение, тогда как он, Черчилль, считал «что нужно действовать отчаянно, даже с риском быть замеченными». День 12 декабря прошел в волнениях и спорах относительно того, стоит ли предпринимать действия. В своем дневнике Халдейн записал, что Черчилль настаивал на том, чтобы бежать сегодняшней ночью. На это Халдейн отвечал: «Мы, безусловно, совершим побег, как только представится удачный случай». Более чем через десять лет после описываемых событий Черчилль признавал, что «настаивал на побеге будущей ночью, несмотря ни на что».

Поздним вечером, перед восходом луны, они оба направились к нужнику. Однако вид стражи, которая почти не спускала с них глаз, привел их в смятение и нерешительность. Когда они вернулись под навес, Брокки посмеялся над ними. В ответ они предложили ему пойти к нужнику и лично оценить ситуацию, что он и сделал. Не дождавшись его возвращения, Черчилль сказал Хэлдейну, что собирается бежать, и посоветовал последовать его примеру спустя несколько минут.

 

«Мы должны совершить это сегодня ночью, невзирая на риск».

— Цитируется по книге Мартина Джилберта «Черчилль: жизнь», 1991

 

По пути к нужнику Черчиллю встретился Брокки. Опасаясь быть услышанным стражей, главный сержант сказал что-то вполголоса, но Черчилль не смог разобрать его слов и пошел дальше. Впоследствии он вспоминал, что, подойдя к забору, «пришел к убеждению, что можно провести в нерешительности всю ночь вместо того, чтобы разрешить вопрос раз и навсегда». Увидев, что постовой отвернулся зажечь трубку, Черчилль запрыгнул на балку и через несколько секунд уже был по ту сторону забора.

 

«Пытаться заглядывать далеко вперед ошибочно. Звенья в цепи судьбы надо ухватывать поочередно».

— Речь перед Палатой Общин 27 февраля 1945 года

 

Последуют ли за ним Хэлддейн и Брокки? Он ждал, затаившись в темноте сада соседнего дома. Прошло четверть часа… полчаса… целый час. Его скрывали только чахлые голые кусты. Дом был освещен, и он видел входящих и выходящих из него людей. Пару раз люди проходили буквально в нескольких ярдах от Черчилля.

Наконец, он вернулся к забору. Легонько постучал по нему, чтобы привлечь внимание одного из пленников, шепотом сообщил, что ему удалось бежать, и попросил передать Хэлдейну, чтобы тот постарался присоединиться к нему. И снова стал ждать.

Получив известие, Хэлдейн подошел к забору. Но при виде часового остановился в нерешительности. И так несколько раз. Прошел еще час мучительного ожидания. Затем Хэлдейн постучал по забору, чтобы подозвать к нему Черчилля, и сообщил, что они с Брокки этой ночью не побегут. Теперь Черчиллю надо было решать, что делать дальше. Сначала он подумал о возвращении в лагерь, поскольку шансов добраться до Мозамбика в одиночку было немного. Но с внешней стороны забора балки не было, перебраться через него было намного труднее. И, кроме всего прочего, это точно вызвало бы нежелательный шум. Поэтому вместе с Хэлдейном они решили, что единственным вариантом для Черчилля остается идти одному.

Это выглядело безумием. Но Черчилль обладал талантом обдумывать отчаянные мероприятия, не предаваясь собственно отчаянию. Он еще раз проанализировал ситуацию и пришел к выводу, что изначальный план похода в сотню миль через вражескую территорию больше смахивает как раз-таки на жест отчаяния. И от него следует отказаться. В то же время он знал, что между Преторией и портом Лоренсу Маркиш на португальской территории есть железнодорожное сообщение. Из Лоренсу Маркиша он сможет добраться морским путем до Дурбана, который уверенно контролировали британцы. Таким образом, лучше всего было бы найти попутный товарняк и спрятаться на нем.

 

 

Черчилль обожал показное великолепие военной формы как никто другой. Но, работая в Южной Африке в качестве журналиста, он решил использовать гражданский костюм. И сейчас, изо всех сил стараясь не быть замеченным в кустах, где провел остаток ночи, он сообразил, что его неброский коричневый костюм прекрасно поможет ему оставаться в Претории незамеченным. Он решил в ожидании наступления темноты спокойно прогуливаться по городским улицам, напевая себе под нос. А когда наступила ночь, дождался появления медленно ползущего товарного поезда. Пробежав вдоль него, он вскочил на сцепку между вагонами, а оттуда перебрался в вагон, заполненный пустыми мешками из-под угля. Перед рассветом, опасаясь быть обнаруженным в свете дня, он спрыгнул с поезда в районе шахтерского поселка Уитбэнк в шестидесяти милях к востоку от Претории. Испытывая голод и жажду, он прятался у путей до наступления темноты, а затем двинулся в направлении огоньков на горизонте, и постучался в дом, рсположенный неподалеку от угольной шахты. Человек, открывший дверь, держал в руке пистолет. Но Черчилль сделал вид, что не обратил на это внимания, и совершенно спокойно спросил: «Вы англичанин?». Вместо ответа человек направил пистолет прямо на него. «Я – доктор Бентинк», — продолжал Черчилль. «Я упал с поезда и заблудился». Человек пистолетом указал Черчиллю войти внутрь, а затем потребовал, чтобы тот сказал правду. «Меня зовут Уинстон Черчилль», — ответил он неожиданно для себя. Так же, как неожиданно для себя самого перемахнул через стену лагеря военнопленных. Он просто сделал это в надежде на лучшее.

 

 

«Благодарите Бога, что вы попали именно сюда!», — воскликнул человек. Он объяснил Черчиллю, что буры выпустили листовку с полным описанием его внешности, и что его дом был единственным в радиусе 20 миль, где его не выдали бы или не застрелили прямо на месте.

Этим человеком был англичанин Джон Ховард, работавший управляющим шахты. Он спрятал Черчилля на дне шахтного ствола, дав ему свечу, которую вскоре съели крысы, в изобилии водившиеся в шахте.

Там Черчиллю пришлось провести три дня в полной темноте, а затем Ховард извлек его на поверхность и отвел в кладовку, которую запер снаружи. Последовали еще три дня ожидания. И, наконец, девятнадцатого декабря Черчилль запрыгнул в товарный поезд, следовавший в Лоренсу Маркиш, и спрятался среди шерстяных кип. Его спаситель снабдил его двумя жареными цыплятами, несколькими кусками ростбифа, булкой хлеба, арбузом, тремя бутылями холодного чая и маузером. Поезд застучал по рельсам, делая множество остановок, каждая из которых была чревата гибелью – патрули буров обыскивали вагоны. Наконец, в четыре часа пополудни двадцать первого декабря поезд остановился на товарной станции прибрежного города на португальской территории. Черчилль, измазанный с ног до головы сажей, которой был засыпан пол вагона, вылез из поезда и вызвал английского консула. Последний любезно телеграфировал на родину: «Пожалуйста, проинформируйте родственников о том, что Уинстон Черчилль сегодня прибыл к нам».

Скоро о побеге Уинстона Черчилля из бурского лагеря военнопленных узнала вся Англия и вся Британская империя. По прибытии в Дурбан в британской части Южной Африки его встречала ликующая толпа. Ликование разнеслось и по всей империи. Побег, замечательный сам по себе, выглядел еще замечательнее на фоне исторической обстановки: Британия не могла похвастаться военными успехами, и побег выглядел триумфом, почти  как внезапная и полная победа. Черчилль заслужил свою первую великую славу. Его судьба была предопределена.

 

«Не зная броду, не суйся в воду» —  гласит старая пословица. Но иногда бывает намного лучше  сразу сунуться в воду. Поскольку мышление создает гипотетические ситуации, оно способно порождать воображаемые проблемы. А это не всегда помогает принять правильные решения. В отличие от мысли действие имеет свойство влиять на текущую ситуацию и определять дальнейшие поступки. Оно сводит к минимуму выбор вариантов поведения и способствует принятию быстрых решений, которые создают вам репутацию смелого и уверенного в себе человека. Вне зависимости от того, насколько рискованными являются ваши действия. Это важно не только само по себе, но еще и потому, что лишает других возможности принимать решение вместо вас. Никогда не позволяйте себе оказаться в плену чужого мнения.

 

4.

Учитесь на ошибках

« У вас будет множество самых разных ошибок, но если ваши намерения искренни и благородны, вы не причините вреда окружающему миру».

— «Мои ранние годы», 1930

В это трудно поверить, но было время, когда совет «думать нестандартно» казался свежим и вдохновлял на решение творческих задач. С момента своего появления примерно в середине 1970-х годов он превратился в такое общее место, что сам стал походить на шаблон, к избавлению от которого изначально призывал людей. Тем не менее, попробуйте представить себе, что это абсолютно новый подход к решению проблем, И вам станет понятно, какая задача стояла перед первым лордом Адмиралтейства Уинстоном Черчиллем в самом конце 1914 года, примерно через пять месяцев после начала Первой мировой войны.

Так же, как и остальные участники боев на Западном фронте, британские войска медленно истекали кровью в противостоянии, растянувшемся на 600 миль от Ла Манша до границ нейтральной Швейцарии. Летом 1914 года казалось, что война закончится за месяц: немецкие армии прокатились валом по Бельгии и северу Франции и быстро приближались к Парижу. Но затем реализация знаменитого плана Шлиффена, который лежал в основе этого решительного наступления, замедлилась, а вскоре и вовсе расстроилась. 5 сентября 1914 года германские войска остановились и укрепились вдоль Марны примерно в 30 милях от французской столицы. Это послужило французам и англичанам источником надежд, но одновременно стало началом кровавого и безрезультатного позиционного тупика.

Западный фронт представлял собой тупик, и Черчилль понимал это как никто другой. В своем авторитетном послевоенном труде, посвященном истории конфликта – пятитомнике «Мировой кризис 1911-1918» (1923-1931годы) он писал, что победы достигались «либо ценой массовых потерь, либо маневром». Лучшие военачальники полагались на маневр, а не на кровопролитие. На самом деле это было своего рода знаком качества командира: чем чаще он использовал удачные маневры, избегая больших людских потерь, тем более искусным полководцем его считали. Маневр — экономный и эффективный способ ведения боевых действий, массовое убийство -дорогостоящее расточительство. Проблема оцепеневшего Западного фронта заключалась в отсутствии возможностей для маневра. На поле боя противники стремятся обойти друг друга с флангов или, что еще лучше, зайти в тыл неприятеля. Лобовое столкновение означает массовые потери, фланговый бой означает маневр. Но на Западном фронте любая попытка одной из сторон обойти другую вызывала совершенно идентичную реакцию противника. Вскоре возможностей для подобных попыток попросту не осталось. И все боевые действия свелись к беспрестанным кровопролитным лобовым столкновениям противоборствующих сторон вдоль фронта, разделившего Западную Европу надвое.

Как любой предприимчивый руководитель, Черчилль решил, что надо мыслить нестандартно. Его идея выглядела на удивление просто. Если ситуация на Западном фронте зашла в тупик, надо из него выйти. Если на Западном фронте маневр невозможен, надо идти туда, где такая возможность сохраняется.

«Все по-настоящему великое очень просто и может быть выражено обычными словами: Свобода, Справедливость, Честь, Долг, Сострадание, Надежда».

Черчилль знал, что «Великая война» в действительности является мировой, и посмотрел за пределы Европы, на мир в целом. Он увидел Турцию – союзницу Германии, представлявшую угрозу для России, восточного союзника Британии и Франции. Турецкая угроза заставляла Россию держать у своих южных границ силы, которые в любом другом случае могли бы быть брошены на Германию и Австрию. А усиление российской группировки на Восточном фронте заставит Германию и Австрию ослабить свои силы на Западном. Кроме того, Турция контролировала Дарданеллы – длинный узкий пролив, отделяющий Балканы от Малой Азии. Захват Дарданелл позволил бы союзникам получить прямой выход на Россию и обеспечить бесперебойный грузопоток и перемещения войск с Запада на Восток. При этом появлялась возможность вообще вывести Турцию из войны под угрозой ее полной оккупации. В любом случае, турки будут вынуждены отойти от российских границ, высвободив значительное количество сил русских для борьбы с Германией и Австрией. Наконец, успешная операция в Дарданеллах будет способствовать вступлению Италии и ряда нейтральных балканских государств, в первую очередь Греции, в войну на стороне союзников.

Захват Дарданелл было легче себе представить, чем осуществить. Берега узкого пролива состояли из мощных фортификационных сооружений, представлявших серьезную опасность для боевых кораблей. В начале века Черчилль и сам высказывал мнение о том, что береговые укрепления и их тяжелая артиллерия делают Дарданеллы практически неприступными, поэтому «противопоставлять им современный флот» было бы безрассудством. Но с тех пор ему лично довелось руководить широкой модернизацией Королевского военно-морского флота, которая предусматривала постройку судов с усиленной бронезащитой, значительно более мощной артиллерией и намного более совершенными системами управления огнем. В январе 1915 года он направил запрос командующему средиземноморским флотом адмиралу Сэквиллу Кардену: учитывая современные технологические  достижения, можно ли подавить и прорвать оборону Дарданелл атакой с моря, без участия сухопутных сил? Карден ответил, что при наличии достаточного количества кораблей это возможно. Имелось в виду, что благодаря серьезной огневой мощи объекта атаки современных боевых кораблей надо дополнить более старыми, а то и просто устаревшими. Слабая бронезащита сделает их более уязвимыми целями для огня турецких береговых батарей, но, по логике рассуждений Черчилля, ими можно пожертвовать в силу возраста. Гибель старых кораблей (вместе с их командами) оправдана тем, что огромное количество солдат будут избавлены от необходимости погибать в бессмысленной бойне Западного фронта.

 

Думайте о стоимости, а не о цене

Большинство из нас привыкло оценивать решения исходя из их цены. Это ошибочно. Более важным критерием является стоимость, представляющая собой сумму полезного за вычетом затрат на его приобретение. Потеря боевых кораблей вместе с их экипажами – высокая цена. Однако достигнутая таким образом польза – это спасение еще большего количества жизней и прекращение гибельного противостояния.

То, что операция в Дарданеллах провалилась, является неоспоримым фактом. Однако и сегодня, спустя столетие, мудрость стратегического замысла как такового продолжает оставаться предметом дискуссии. Некоторые военные историки обвиняли и продолжают обвинять Черчилля в безрассудстве и авантюризме. Другие же, наоборот, считают замысел не просто разумным, но блестящим, и видят причину неудачи не в нем, а в его исполнении.

В войне, как и в любом сложном и рискованном предприятии, отлично выполненные разумные тактические решения могут спасти неудачную стратегию. А самую выдающуюся стратегию может погубить отсутствие грамотных тактических действий. Можно спорить о том, насколько мудр был стратегический замысел Дарданелльской операции, но бездарность тактики, которая была применена для его воплощения, несомненна.

 

 

 

Тактические неудачи начались задолго до начала перемещения военных кораблей. В качестве первого лорда Адмиралтейства Черчилль не только обладал большой властью. Он еще и нес большую ответственость. Наряду с премьер-министром Асквитом, военным министром Китченером и рядом высших офицеров армии и флота он был членом Военного Совета. Ни Черчилль, ни кто-либо другой не могли принимать решения в обход Совета. На практике именно Совет руководил военными действиями, однако он отличался медлительностью, неуверенностью и  непоследовательностью. По свидетельству официального биографа Черчилля Мартина Джилберта, с конца 1914 года, когда идея Дарданелльской операции впервые была вынесена на обсуждение, и до момента ее начала в марте 1915 года, Совет обсуждал эту тему не менее пятнадцати раз. Помимо вопроса о самом захвате Дарданелл, члены совета постоянно возвращались к обсуждению возможности совместной операции армии и флота. Изначально Черчилль и главнокомандующий флотом, адмирал Фишер, предлагали комбинированную операцию сухопутных и военно-морских сил. Однако против этого выступали Асквит и Китченер – последний аргументировал свою точку зрения тем, что у него нет резервов и он не может ослаблять Западный фронт. Именно тогда Черчилль послал запрос адмиралу Сэквиллу Кардену о возможности атаки исключительно силами флота. Получив положительный ответ, Военный Совет сосредоточил свое внимание на этом варианте.

На втором и третьем заседаниях Совета военачальники обсуждали атаку на Дарданеллы с моря. Но на четвертом заседании Китченер неожиданно изменил свое мнение, высказавшись за необходимость участия сухопутных войск. Менее чем через неделю после этого он вновь стал говорить о том, что у него нет свободных войсковых резервов. На шестом заседании Военного Совета две недели спустя Китченер сообщил о возможности выделить дивизию. Но, по его мнению, ее нужно задействовать на материковой части Турции, и не для скоординированной операции с флотом в Дарданеллах, а для захвата порта Салоники в северо-восточной части Греции.

Общая сумятица мнений захватила и главнокомандующего флотом. Сообщив Черчиллю, что атака с моря возможна, затем он неожиданно высказался против этой идеи. А некоторое время спустя опять переменил свою точку зрения и настаивал на том, что военно-морские силы справятся с задачей без поддержки сухопутных войск. Потом последовал очередной раунд колебаний: седьмое, восьмое и девятое заседания Совета были посвящены дискуссиям о возможности совместной сухопутно-морской операции, в которой флоту предстояло бомбардировать пролив, а 29-я дивизия должна была в это же время атаковать Галлиполи на суше. Казалось, что согласие достигнуто, была установлена дата начала операции. На десятом заседании три дня спустя Китченер проинформировал Черчилля о том, что не сможет выделить 29-ю дивизию. Одиннадцатое и двенадцатое заседания прошли в ожесточенных и бесполезных спорах. Действуя по собственному усмотрению и не поставив в известность Черчилля, который отвечал за Дарданелльскую операцию в целом, Китченер отменил приказ о переброске 29-й дивизии. После этого, на тринадцатом заседании Совета, он подтвердил свою готовность выделить ее для совместной операции.

 

«Фанатик неспособен изменить свое мнение и не хочет менять его предмет».

— Цитируется по книге «Знакомые цитаты»

 

К этому моменту все сроки уже прошли. Морская составляющая операции шла полным ходом, корабли направлялись на свои позиции. К тринадцатому заседанию Совета флот был готов начать операцию в течение одной недели, а после отмены Китченером приказа о переброске дивизии не существовало ни плана, ни средств для высадки десанта. Для руководства флота это означало, что они вступают в трудный бой, не имея ни малейшего представления ни о сроках сухопутной операции, ни о том, состоится ли она вообще. Успех в постоянно меняющейся ситуации без какой-либо твердой почвы под ногами маловероятен. Черчилль и его Военный Совет послали военных моряков в бой без твердой и решительной поддержки.

 

 

Удивительным оказалось то, что начало операции 19 февраля 1915 года было обнадеживающим. Рано утром в пролив осторожно вошли два крейсера. За ними последовали броненосцы Cornwallis и Vengeance. Но интенсивный обстрел они стали вести только 25 февраля, что заставило турок эвакуировать внешнюю линию береговой обороны. Это дало британскому флоту возможность войти в пролив и начать обстрел средней линии укреплений. Обрадованные успехом, британцы попали в западню турецких минных заграждений, перед которыми их тральщики – в основном переоборудованные рыболовные суда с гражданскими экипажами – оказались беззащитны. Эта задержка позволила туркам перегруппировать и усилить свою оборону. Только 15 марта адмирал Карден получил добро Адмиралтейства на генеральную атаку с целью полного и окончательного подавления обороны противника. Он планировал, что под прикрытием тяжелой артиллерии броненосцев минные тральщики смогут расчистить минные заграждения и полностью освободить флоту путь в пролив.

Это была хорошая идея, но, к несчастью, 15 же марта Карден серьезно заболел, и его сменил контр-адмирал Де Робек, не очень веривший в возможности флота по подавлению артиллерии береговых укреплений Дарданелл. Руководитель, приступающий к рискованному предприятию без особой веры в его успех, обречен на поражение.

Британцы планировали начать следующий этап своих действий 18 марта. Их цель состояла в подавлении береговых батарей, которые прикрывали первые пять рядов минных заграждений. Это позволило бы тральщикам приступить к своей работе в ночное время суток. После разминирования флот мог продолжить движение по проливу, ведя огонь по оставшимся в строю береговым укреплениям. А затем тральщики должны были полностью разминировать последние пять рядов минных заграждений. Это означало бы полное освобождение Дарданелл для переброски войск и снаряжений, необходимых для мощной сухопутной операции и для установления бесперебойного канала связи с Россией.

 

Проклятие коллегиальности

Цель коллегиальности — объединение интеллектуальных усилий в подготовке к принятию решений. Непосредственно решение должен принимать один человек – тот который отвечает за соответствующее дело и имеет все необходимые властные полномочия. Коллегиальность размывает ответственность и расшатывает власть.

 

Огонь был открыт в одиннадцать утра. Объединенным силам английского и французского флотов удалось под сильным огнем противника подавить (но не разрушить) среднюю линию турецких укреплений. Однако вместо того чтобы развивать успех и продвигаться вперед, адмирал Де Робек перед новой атакой решил отойти. Во время маневра один из французских броненосцев подорвался на мине и затонул, а спустя несколько часов английский линейный крейсер Inflexible попал на мину и вынужденно ушел к берегу турецкого острова Бозкаада. Еще один английский броненосец, Irresistible, также натолкнулся на мину, полностью потерял ход и был оставлен командой. Посланный для его отбуксировки броненосец Ocean подорвался на мине и потерял управление, оставшись совершенно беззащитным.

Потеряв один французский броненосец и три английских, обескураженный Де Робек приказал прекратить операцию.

 

«Никогда не сдавайтесь, никогда, никогда, никогда…».

— Речь в школе Хэрроу. Лондон, 29 октября 1941 года

 

Это было постыдное поражение. Черчилль призывал к возобновлению атак и информировал Де Робека, что к нему на помощь посланы еще четыре корабля. Потери судов не обескуражили его: из них лишь Inflexible был современным боевым кораблем, а остальные не представляли особой ценности. Черчилль предполагал (как выяснилось позже, это было очень точное предположение), что турки израсходовали большую часть своего боезапаса, и сопротивление последующим атакам с моря будет намного слабее. Кроме того, потеря броненосцев высвободила большое число моряков, которые были готовы заменить преимущественно гражданские команды минных тральщиков и заниматься разминированием даже под вражеским огнем – настолько сильным было их желание делать это. Генри Моргентау, в то время посол США в Турции, сообщал, что в Константинополе считали атаку неизбежностью и никто не сомневался в предстоящем падении турецкой столицы, последующем падении правительства и, как следствие, выхода Турции из войны.

Но адмирал Де Робек, который никогда не был горячим сторонником операции, полностью утратил волю к борьбе. Гибель нескольких кораблей привела его в ужас. В своем рапорте в Адмиралтейство от 23 марта он попросил о помощи сухопутных войск прежде, чем он сможет приступить к продолжению атаки с моря. В результате великолепная возможность была полностью утрачена, поскольку сухопутный штурм не мог начаться раньше апреля. Турки использовали длинную паузу между морской операцией и высадкой десанта для укрепления своих позиций, сделав их практически неприступными, и создали на полуострове Галлиполли те же условия, которыми отличался Западный фронт. Поле боя представляло собой многочисленные ряды траншей, делавшие любые маневры невозможными и позволявшие только взаимное массовое уничтожение. С 25 апреля 1915 года по 6 января 1916 года австралийские и новозеландские войска сражались и погибали на полуострове. Общие потери в боях составили 252 000 человек, из них 46 000 убитыми, но каких либо позитивных результатов это не принесло.

В то время Черчиллю пришлось принять всю вину за случившееся на себя. 15 мая 1915 года адмирал Фишер подал в отставку, и это побудило премьер-министра Асквита к формированию нового коалиционного правительства с целью восстановления контроля над политической ситуацией. В новом правительстве Черчилль не должен был сохранить за собой пост первого лорда Адмиралтейства. 21 мая он обратился к Асквиту: «Позвольте мне выстоять или пасть вместе с Дарданеллами, но не забирайте их у меня». Его просьба была безрезультатной.

 

«Успех – это способность терпеть одну неудачу за другой, не теряя ни капли энтузиазма».

— Высказывание, приписываемое Черчиллю

 

Катастрофа в Дарданеллах менее сильного человека могла бы сломить. Но при всем своем огорчении и возмущении Черчилль не впал в депрессию. Выстоять ему очень помогли краски и холсты: увлечение живописью сохранилось у него на всю жизнь и стало способом восстановления душевных сил, а не просто хобби. Затем он вновь направился в центр событий, приняв командование 6-м полком Королевских шотландских фузилёров[1] — вместе с ним он воевал во Франции с ноября 1915 по май 1916 года. В июле 1917 года Дэвид Ллойд Джордж сменил Асквита на посту премьер-министра и предложил Черчиллю место в правительстве. Хотя по статусу новая должность была несравнима с постом первого лорда Адмиралтейства, Черчилль принял предложение без малейшего сожаления или недовольства. Он стремился вновь занять место в правительстве, чтобы участвовать в военном руководстве и в политической жизни Великобритании.

 

Черчилль не просто пережил Дарданелльскую неудачу — он извлек из нее важные уроки. Он понял, что без адекватного тактического воплощения стратегия подобна невысказанной идее, то есть она мертва. Он понял, что знания и мнения экспертов, авторитетов в данной области знаний и советников имеют большую ценность, но действенное решение не может быть принято коллегиально. Один руководитель, один мыслитель и один решающий голос должен иметь верховную власть. Но и этого недостаточно. Человек, несущий ответственность за принятые им решения, должен обладать всеми полномочиями, необходимыми для их воплощения. Его авторитет не должен ставиться под сомнение, его приказы не могут оспариваться или саботироваться.

Принцип полноты властных полномочий стал, вероятно, одним  из важнейших уроков катастрофы в Дарданеллах. Позже Черчилль добавил к этому еще четыре принципа, которые, по его мнению, должны лежать в основе любых важных решений, не обязательно в военной области.

1. Любая операция должна иметь разумные предпосылки к успеху. Это вовсе не значит, что ее успех должен быть обеспечен наверняка. Черчилль был готов рисковать и жертвовать многим, но он никогда не признавал бессмысленной храбрости.
2. Нельзя предпринимать операции или вести кампании, которые могут помешать достижению высших целей. Так, например, когда Соединенные Штаты вступили во Вторую мировую войну, общественное мнение жаждало немедленного отмщения Японии за ее нападение на Перл Харбор. Однако Черчилль и Рузвельт сошлись во мнении, что совместные усилия Америки и Великобритании должны быть в первую очередь направлены против Гитлера. Мощный импульс возмездия следовало приглушить, чтобы бороться с более серьезной и непосредственной угрозой, нависшей над Европой.
3. Главное – подготовка. На фоне всех остальных срывов, происходивших в ходе Дарданелльской операции, драгоценное время, которое можно было использовать для ее тщательной подготовки, было растрачено на бесполезные споры и колебания.
4. Наконец, Черчилль осознал, что успешное исполнение плана требует абсолютной сосредоточенности, решимости и глубокой преданности делу. Этих качеств трагически не хватило для успеха в Дарданеллах.