Энн Перри «Чужое лицо»

Через два дня Монк, одетый в подобающие случаю обноски, явился в назначенное место. Он бы многое отдал, чтобы вспомнить хотя бы имя своего осведомителя, но все, что происходило с Монком после семнадцати лет, казалось отделенным от него непроницаемой завесой. Первый год своей лондонской жизни он еще мог бы припомнить, да и то смутно. Бессонными ночами Уильям бессмысленно смотрел в темноту, позволяя мыслям свободно блуждать в надежде, что однажды все вдруг прояснится и память вернется к нему.

Они сидели в «Пурпурной утке»; на лице Ивэна были написаны отвращение и любопытство. Глядя на помощника, Монк невольно задавался вопросом: неужели для него самого все это было когда-то внове?

Ждать им пришлось около часа, затем возник осведомитель и с ухмылкой молча опустился на соседний стул.

Монк по-прежнему не спешил, чтобы не завышать цену за услуги.

– Выпьете? – предложил он.

– Нет, гинеи будет вполне достаточно, – отвечал осведомитель. – А то, знаете, увидят, что я пью, прошу прощения, с такими, как вы… А слуга тут приметливый и болтливый.

– Ладно, – согласился Монк. – Но гинею придется сначала отработать.

– Ну, мистер Монк! – Он состроил обиженную мину. – Да когда ж я вас надувал?

Об этом Уильям и понятия не имел.

– Вы нашли того малого, что подделал документы? – спросил он.

– Насчет нефрита я, конечно, не уверен…

– Того, что подделал документы, – вы нашли?

– Вы Слепого Томми знаете?

На секунду Монком овладела паника. Ивэн смотрел на него во все глаза. Должен ли он знать Томми?

– Томми? – Уильям моргнул.

– Ну да! – нетерпеливо подтвердил осведомитель. – Слепого Томми. Хотя он больше для виду слепой, чем на самом деле.

– Где мне найти его? – Монк вновь решил уклониться от прямого ответа.

– Как же! Найдете вы его! – Человечек даже развеселился при этой очевидно нелепой мысли. – Его вам самому нипочем не найти. Он в таких трущобах живет, что черта лысого на него выйдешь. Но я вас туда проведу.

– Так это Томми подделал полицейские бумаги?

Человечек взглянул на него с откровенным изумлением.

– Конечно, нет. Да он и имени-то своего написать не сможет, не то что «липу» сварганить! Зато он знает всех, кто этим промышляет. Вот у него и спросите насчет полицейских бумаг.

– Хорошо. А что c нефритовой статуэткой?

Лицо человечка сморщилось, как резиновое.

– Трудно с этим, начальник. Тут один малый купил что-то такое, но он божится, будто это ему загнал какой-то коридорный. Но вы ведь не интересуетесь коридорными!

– Нет, гостиничными ворами я не интересуюсь, – сказал Монк. – И больше ничего?

– Совсем ничего!

Монк видел, что осведомитель лжет, причем сам не знал, откуда взялась у него такая уверенность.

– Я тебе не верю, Джейк. Но что касается поддельных бумаг – тут ты поработал хорошо. – Он выудил из кармана и отдал обещанный золотой. – Если выведешь нас на того, кто нам нужен, получишь еще. А теперь проводи нас к Слепому Томми.

Все трое встали и протолкались сквозь толпу к выходу. Они уже отошли от кабачка ярдов на двести, как вдруг Монк сообразил, что назвал осведомителя по имени. Память прояснялась – хотя бы та ее часть, что была связана со службой. Уильям широко улыбнулся Ивэну и ускорил шаг.

Трущобы были чудовищны – нагромождение гнилых строений, тесно жмущихся друг к другу. Сырые, латаные-перелатанные стены, тесные переулки, сумрачные даже в солнечный летний полдень, влажный, липнущий к коже воздух. От канав тянуло зловонием. Слышался писк крыс. И везде были люди: они толпились в дверных проемах, лежали на мостовой – часто по шесть, по восемь человек в ряд; одни – еще живые, другие – уже скончавшиеся от голода и болезней. Тиф и пневмония часто гостили в таких районах, а венерические заболевания распространялись от одного обитателя к другому с легкостью перелетающей с места на место мухи.

Уильям видел детей, копошащихся в канавах; им было по пять-шесть лет от роду; видел их бледные заострившиеся лица; часто невозможно было сказать, мальчик перед ним или девочка. И Монк вдруг пришел к выводу, что быть избитым до смерти, как это случилось с Греем, – далеко не самая страшная смерть.

Он покосился на Ивэна и встретил взгляд грустных широко отверзтых глаз. Слова здесь были бы неуместны, и Монк просто стиснул руку молодого человека, чтобы хоть как-то его подбодрить.

Они следовали за Джейком из переулка в переулок, затем – вверх по хилым лестницам, причем каждая ступенька опасно проседала под ногой. Наверху Джейк остановился, и голос его зазвучал теперь несколько глухо. Так обычно говорят в присутствии покойника.

– Еще один пролет, мистер Монк, и направо будет дверь Слепого Томми.

– Спасибо. Гинею я отдам, когда поговорю с ним и пойму, что он сможет помочь.

Джейк осклабился.

– Да она уже у меня, мистер Монк. – Он поднял и показал блестящую монету. – Думаете, я забыл ремесло? В молодые годы я был карманник – хоть куда! – Он засмеялся и спрятал монету. – И учитель у меня был что надо. Увидимся, мистер Монк! С вас еще одна такая же, если достанете тех парней.

Уильям и не хотел, а улыбнулся. Еще в детстве Джейк попал в руки сурового учителя – человека, показывавшего мальчишкам приемы карманной кражи и в обмен на пропитание отбиравшего у них добычу. Но другого выхода у мальчишек не было – разве что умереть с голоду. И все же зрелых лет достигали только самые искусные, дерзкие и удачливые.

– Если возьму их – она твоя, Джейк, – пообещал Монк, затем повернулся и в сопровождении Ивэна миновал последний пролет. Дверь он открыл без стука.

Слепой Томми, видимо, ожидал его. Это был вертлявый старичок не более пяти футов ростом, с уродливым острым личиком и шикарно (по его понятиям) одетый. Что же касается зрения, то, самое большее, страдал он близорукостью, поскольку сразу заметил вошедшего и немедленно признал.

– Вечер добрый, мистер Монк! Слышал, вы интересуетесь хорошей «липой»?

– Верно, Томми. Мне нужен тот, кто сделал бумаги двум громилам, которые потрясли квартиру на Мекленбург-сквер. Они попали в дом по полицейским удостоверениям.

Лицо Томми выразило изумление.

– Мне это нравится, – сообщил он. – Это была чистая работа, да…

– При условии, что вы в этом не замешаны.

– Что-нибудь серьезное? – Глаза старика сузились.

– Убийство, Томми. Кто бы это ни сделал – болтаться ему на виселице. А тому, кто помогал, не миновать морского путешествия.

– О Боже! – Томми заметно побледнел. – Никогда меня не тянуло в Австралию[1]. О ней такое болтают! – Он передернул плечами. – Полно дикарей, а звери – таких и Господь никогда не создавал. Твари с дюжиной ног, а то и вообще безногие! Ух! – Он закатил глаза. – Самое что ни на есть языческое место.

– Так вот, вы рискуете туда отправиться, – без тени симпатии предупредил его Монк, – если не укажете мне того, кто подделал удостоверения.

– А это точно было убийство? – Томми все еще колебался.

Уильям прикинул шансы.

– Точнее некуда! – сказал он, угрожающе понизив голос. – Убийство и грабеж. Украли серебро и нефрит. Вам что-нибудь известно насчет танцующей леди из розоватого нефрита высотой около шести дюймов?

Томми уже оборонялся, в голосе его звучал страх.

– Скупка – не моя епархия, начальник. Не шейте вы мне это дело!

– А подделки? – напирал Монк.

– Ладно уж, отведу я вас к нему. А мне что-нибудь с этого будет?

Надежда умирает последней. Если даже пугающая реальность трущоб не способна убить ее, то куда уж там Монку!

– Если это тот, кого я ищу, – проворчал он.

Томми повел их новым лабиринтом переулков и лестниц. Хотелось бы Монку знать, какое расстояние они в самом деле покрыли. Такое впечатление, что все это время они блуждали на пятачке в несколько сот квадратных ярдов. Вскоре они остановились у большой двери. Томми резко постучал и, как только дверь распахнулась, исчез за углом.

Комната оказалось довольно светлая. В воздухе чувствовался запах гари. Переступив порог, Уильям невольно обратил внимание на застекленные отверстия в потолке. Он перевел взгляд на стены и отметил, что окна здесь огромной величины. Конечно, для подделки документов освещение требуется хорошее.

Человек, находившийся в комнате, повернулся к вошедшим. Был он коренастый, широкоплечий, с руками – как лопаты. Многолетняя грязь, казалось, въелась в бледную кожу его лица, а бесцветные волосы торчали в разные стороны.

– Ну? – раздраженно осведомился он. Монк мельком увидел его гнилые обломанные зубы. Ему почудилось, что даже на таком расстоянии он чувствует зловонное дыхание.

– Вы сделали для двух человек удостоверения сотрудников полицейского участка на Лайм-стрит. – Это было скорее утверждение, чем вопрос. – Сами вы мне не нужны. Мне нужны эти двое. Дело связано с убийством, так что вам лучше держаться от него подальше.

Мужчина взглянул на него искоса. Тонкие губы растянулись в понимающей ухмылке.

– Вы – Монк?

– Допустим. – Уильям был удивлен, что мужчина о нем слышал. Неужели слава о нем простиралась столь широко? Скорее всего.

– И вы раскручиваете этот грабеж? – И коренастая туша затряслась от беззвучного смеха.

– В том числе и грабеж, – ответил инспектор. Не хотелось выдавать, что убийство и ограбление произошли не одновременно. Угроза виселицы – хороший козырь.

– Чего вам надо? – спросил мужчина. Он уже не смеялся; голос его прозвучал хрипло.

– Кто они? – сказал Уильям.

– Ну, мистер Монк, откуда же мне знать! – Мужчина пожал массивными плечами. – Я у них имена не спрашивал.

– Возможно, что так. Но кто они такие, вы знаете. Не прикидывайтесь дурачком, это вам не идет.

– Я знаю многих, – согласился он, и голос его упал чуть ли не до шепота. – Конечно, знаю. Но не каждого же бродягу, который замахнулся на кражу со взломом.

– Бродягу? – Монк посмотрел на него с издевкой. – Вы что же, делали им документы бесплатно? Из сострадания? Они вам заплатили. А если не они лично, то кто-то другой. Меня интересует, кто вам платил.

Прищуренные глаза мужчины раскрылись пошире.

– О, это умно, мистер Монк, очень умно! – И он беззвучно зааплодировал своими широченными ладонями.

– Кто вам платил?

– Если я начну выдавать своих клиентов, мистер Монк, кто же станет ко мне обращаться? Все, что я могу вам сказать: это был ростовщик.

– А кто к вам станет обращаться в Австралии? – Уильям взглянул на гибкие, чуткие пальцы мужчины. – Тяжелая работа, дурной климат…

– Хотите загнать меня на корабль? – Тонкие губы скривились в улыбке. – Для начала меня надо арестовать, а вы знаете, как здесь легко скрыться. – Улыбка его застыла. – Вы сваляли дурака, заявившись в трущобы. Тут с ищейками случаются ужасные вещи, стоит только слово сказать.

– Как и с теми, кто подделывает бумаги, а потом доносит в полицию на своих клиентов… Стоит только слово сказать, – немедленно добавил Монк. – Таким людям ломают пальцы. Ну подумайте, что бы вы стали делать с поломанными пальцами!

Мужчина уставился на инспектора с ненавистью.

– Это почему же вы говорите, мистер Монк, что я на кого-то донес?

В дверях беспокойно шевельнулся Ивэн. Уильям даже не оглянулся.

– Я просто скажу, что грабители были арестованы по вашему доносу.

– Вы ж никого еще не арестовали! – Теперь мужчина смотрел на него с недоумением.

– Не арестовал – так арестую.

– Погодите, мистер Монк, а как же вы их арестуете, если я вам ничего не сказал?

– Логично, – заметил Уильям. – Но неверно. Я ведь могу ошибиться и арестовать кого-нибудь не того. А пока это выяснится, пальчики ваши уже будут переломаны. Срастаются же они очень медленно и болезненно, как мне рассказывали.

Лицо мужчины исказилось от злобы.

– Кто вам платил? – Монк чуть подался вперед.

– Джосайя Уигтайт, ростовщик, – бросил мужчина. – Найдете его на Ган-лейн, Уайтчепел. А теперь убирайтесь!

– Ростовщик… А какую публику он ссужает деньгами?

– Такую публику, которая может вернуть ему деньги с процентами, кретин!

– Благодарю вас. – Монк улыбнулся и выпрямился во весь рост. – Считайте себя в безопасности. Вы нам ничего не говорили.

Мужчина ответил проклятием, но Уильям уже перешагнул порог и, сопровождаемый встревоженным и смущенным Ивэном, заторопился вниз по хилой лестнице. Он ничего не стал объяснять своему помощнику и вообще старался не встречаться с ним взглядом.

К ростовщику они сегодня уже не успеют. Единственной заботой теперь было выбраться из трущоб, пока их никто не зарезал, позарившись на поношенную одежду или просто из ненависти к чужакам.

На знакомой улице Монк пожелал Ивэну доброй ночи. Тот помедлил, потом негромко попрощался и ушел в ночь, освещаемый газовым фонарем.

Вернувшись к миссис Уорли, Уильям съел горячий ужин, радуясь каждому кусочку и в то же время ненавидя его, потому что там, в трущобах, многие считали величайшей удачей, что не умерли сегодня с голоду.

Несомненно, Монку, в отличие от Ивэна, часто приходилось бывать в подобных местах. Он инстинктивно чувствовал, как себя следует вести, как слиться с толпой, став неотличимым от других, как не выглядеть чужаком и уж тем более – представителем власти. Нищета, безнадежность, беспомощность обездоленных вызывали в Монке жалость и гнев, но ни в коем случае не удивление. Сегодняшний беспощадный разговор с изготовителем фальшивок Уильям тоже вел чисто инстинктивно, без особых расчетов. Просто он знал трущобы и их обитателей. Не исключено, что он сам когда-то боролся в их недрах за жизнь.