Работы Германа Алексеевича Мазурина знакомы каждому советскому ребенку — именно он иллюстрировал «Старика Хоттабыча» Лазаря Лагина, а также ещё несколько десятков книг, любимых с детства. Интервью с Германом Мазуриным представляет портал «Новости литературы». 

 

— Герман Алексеевич, здравствуйте! Любили ли Вы читать в детстве? Какая книга сильнее других поразила Ваше воображение?

 

— Мое детство пришлось на военную пору. Отец был крестьянином, у него не было высшего образования, но читать он любил, собрал целую библиотеку. Когда отец ушел на фронт, я залез в его сундук с книгами и начал читать верхнюю из стопки – «Тихий Дон». Это была первая книга, которую я прочитал. Мне тогда было восемь лет. Конечно, многого я не понимал, пропускал целые отрывки. Размышления и описания чувств героев пролистывал, не моргнув глазом, зато приключения и опасности меня тогда очень взбудоражили, как и любого мальчишку. Так я и втянулся в процесс. Поначалу читал все без разбора. Следующая книга была – «Жизнь Матвея Кожемякина».

 

— Вы обращали внимание на иллюстрации в книгах?

 

— Дело в том, что иллюстраций в книгах не было вообще. Я сам рисовал картинки на листочках в клеточку и вклеивал их в книги. Первую книжную иллюстрацию я увидел в каком-то журнале, который взял в библиотеке. Мы все ходили тогда в библиотеку. Записывались в очередь на книги «Три мушкетера», «Тайна двух капитанов», «Пятнадцатилетний капитан», получали их на руки и читали в читальном зале. Книги нельзя было взять домой. Когда я узнал, что существует огромное количество фантастических и приключенческих романов, начал читать буквально запоями. В шестом классе друг увлек меня астрономией, и я перешел на книги этой тематики.

 

— Почему Вы начали серьезно заниматься живописью?

 

— Рисовал я всегда, сколько себя помню. Еще в школе изображал какие-то карикатурки, смешил одноклассников, за что мне нередко попадало. Как-то мы с другом случайно увидели объявление о наборе учащихся в детскую художественную школу и решили попробовать. Шел 1946 год. В качестве вступительного задания я нарисовал портрет Сталина. Такой выбор очень просто объяснялся – дома у меня перед глазами маячил отрывной календарь. Там были разные рисунки, но на подложке, на которую он крепился, был изображен Сталин. Этот портрет я и воспроизвел.

Учились мы с интересом. Помню, что в магазинах не было бумаги для рисования, зато были портреты Молотова, отпечатанные на бумаге очень хорошего качества. Мы покупали эти портреты (по 20 копеек), разрезали их так, чтобы невозможно было понять, кто на них изображен, и рисовали на оборотной стороне.

 

— Как Вы считаете, любой ли художник может иллюстрировать детские книги?

 

— Нет, не любой. Я вам больше скажу – некоторые художники в принципе не способны к иллюстрации. Это особый дар. Во-первых, надо любить книгу. Во-вторых, нужно стремление узнавать новое. И в-третьих, необходимо трудолюбие. В оформление любой книги вкладывается очень много труда.

Самое же главное, что необходимо художнику-иллюстратору – это воображение. Мы же редко рисуем с натуры. Где я возьму натуру, чтобы проиллюстрировать приключения Тома Сойера? Здесь поможет только воображение. А воображение основывается на опыте, наблюдениях и желании работать. Все, что я когда-либо видел, читал, чувствовал, слышал и пробовал – все идет в копилку моего воображения. Так из разрозненных кусочков я собираю представление, например, об Америке пятидесятых годов, и создаю своего Тома Соейра.

Сложность также в том, что художник-иллюстратор оперирует зрительными, а писатель – литературными образами. Марк Твен пишет, что Том Сойер шел по улице и свистел особым образом. Задача иллюстратора – представить во что был одет герой, по какой улице он шел, какая была погода, что значит «свистеть особым образом»?

Когда-то давно, когда книги делали вручную, ими занимались художники различных специализаций. Один художник оформлял текст, второй рисовал иллюстрации. «Иллюстрация» в переводе с латыни – свет. Иллюстратор освещал книгу светом своего таланта, светом своей души, светом своего сердца, светом своего мастерства и воображения. Настоящий иллюстратор, прежде чем взяться за работу, должен перевоплотиться в своего героя, стать им на время, понять его поступки. Был еще художник, который оформлял страницу. Этот процесс назывался «иллюминация». Этот человек иллюминировал, украшал книгу, но не создавал сами рисунки. При взгляде на многие книги я сразу вижу, кто ими занимался – иллюминатор или иллюстратор.

 

— Вы на протяжении многих лет преподаете. Замечали ли Вы, как меняются студенты в зависимости от того, как меняется наша жизнь? Или художники – это люди «вне времени»?

 

— Конечно, за сорок лет жизнь поменялась кардинально. Беда в том, что сегодня большинству людей ничего не интересно. Когда у меня в детстве не было книг, я шел за ними в библиотеку, искал, ждал, стремился найти и узнать. Сейчас дети с самого раннего возраста окунаются в бурный поток информации. Хорошо это или плохо, думаю, никто не сможет сказать, жизнь покажет. Но вот я замечаю, например, что при всем огромном богатстве информации, знаний, до которых стоит лишь протянуть руку, люди стали намного инертнее. Им не хочется что-то делать, придумывать, фантазировать. Однажды я вернулся из горнолыжной экспедиции с огромным рюкзаком, битком набитым рисунками, набросками, зарисовками. Да я всю жизнь не расставался с блокнотом! Сегодня мои студенты возвращаются с каникул, проведенных в самых разных странах, но не привозят оттуда ничего.

 

— А кто был Вашим главным учителем?

 

— Борис Александрович Дехтерев. Этот выдающийся человек оказал большое влияние на мою судьбу. Я учился у него в Суриковском институте и на протяжении тридцати лет работал под его началом в издательстве «Детская литература». Потом он пригласил меня преподавать. Борис Александрович Дехтерев – мой главный учитель и наставник. На своих лекциях я часто цитирую его студентам. У меня собралось много цитат и лекций Дехтерева, я бережно их храню и стараюсь передавать дальше.

 

— В издательстве «Нигма» не так давно вышла пьеса Мориса Метерлинка с иллюстрациями Дехтерева. Расскажите, пожалуйста, Вы помните, как учитель работал над этой книгой?

 

— Прекрасно помню! «Синяя птица» – это был его манифест. Однажды, он спросил меня что такое счастье. Я ответил, что счастье – это когда ты спускаешься на горных лыжах по крутому склону, а потом оглядываешься и видишь сияющую в вышине покоренную вершину. На что Борис Александрович сказал, что он всю жизнь с большим трудом взбирается на эту вершину, поднимается, оглядывается и видит, что это лишь предгорье, а вершина еще впереди. Он снова идет вверх, поднимается, прикладывая огромные усилия, оглядывается – и вновь это не вершина, вершина – впереди. И так он идет и идет к своему счастью, словно в погоне за синей птицей.

 

— Расскажите о своей дипломной работе над книгой «Старик Хоттабыч». Как-то Вы сказали, что Волька – это автопортрет. Какие черты роднят Вас с этим персонажем?

 

— Если я рисую корову, то в это время я – корова. Рисую сарай – и это тоже автопортрет. Так что, во всех моих героях так или иначе есть мои черты.

«Старик Хоттабыч» – это была дипломная работа. На ее подготовку нам дали год, и я поехал в Крым искать натуру. Там в Крыму было место, похожее на Италию. Там я и встретил этого мальчишку – моего будущего Вольку. Светленький, щупленький – он работал на пляже. У меня остался первый набросок – портрет этого мальчишки, который я нарисовал в 1957 году. Конечно, в книге Волька немного видоизменился, но приступая к работе, я уже точно знал каким он будет. Нас этому учил профессор Дехтерев: «Начиная работу, всегда нужно иметь конкретное представление о герое».

Что же касается самого старика Хоттабыча – у него тоже был конкретный прототип. И это была женщина. Я встретил ее в трамвае, мысленно пририсовал бороду, смотрю – это же Хоттабыч! Было ужасно неудобно – так пристально я ее разглядывал. Вышел за ней из трамвая, пристроился рядом в магазине и быстро черкал в блокноте.

Честно признаюсь, не думал, что «Старика Хоттабыча» издадут. Это была просто дипломная работа, а стала настоящая путевка в жизнь. Книга выдержала уже 27 переизданий. Я многократно дорисовывал иллюстрации, создавал новые. Но ближе сердцу – те первые студенческие работы. В них есть задор. Сейчас их можно увидеть в книге, которая вышла в издательстве «Нигма».

 

— Не можем не спросить Вас и о двух наших любимых книгах: «Приключения Тома Сойера» и «Приключения Гекльберри Финна». Расскажите, сложно ли было работать над этими книгами? Долго ли Вы искали образы главных героев?

 

— Тома Сойера я долго не мог найти. Пока не увидел его в сыне товарища. Я искал Тома Сойера на улице, в школах, в магазинах. А тут он вдруг сам пришел ко мне домой. Сейчас ему уже около пятидесяти лет, он живет в США. У Гекльберри Финна конкретного прототипа не было – это собирательный портрет всего моего поколения. Я и мои товарищи – мы были настоящими оборванцами. Не было ни одежды, ни обуви. Я сам шил себе сапоги из старых тряпок.

 

— К юбилею Победы в издательстве «Нигма» будет издана книга Льва Кассиля «Великое противостояние» с Вашими иллюстрациями. Расскажите, пожалуйста, об этой работе. Сложно ли было отразить тему войны в детском произведении?

 

— Расскажу о том, как я взялся за эту книгу. Мы как-то разговорились с Дехтеревым, и он спросил какую книгу я бы хотел нарисовать. Я возьми и ляпни: «Кондуит и Швамбрания». Эта книга дорога мне с детства. Мы жили большой семьей в одной комнате, в помещении бывшего монастыря. Нас там было тринадцать человек – мы и родственники отца. Вечером ставили самовар и читали вслух книги. Помню, как братья и сестры отца хохотали до упаду над этой книгой. Она тогда как раз только-только вышла. Дехтерев выслушал меня и сказал, что «Кондуит и Швамбранию» пока обещать не может, но почему бы мне не проиллюстрировать другую книгу Льва Кассиля – «Великое противостояние»? Я, конечно, согласился. За эту книгу я взялся всерьез – много рисовал с натуры, искал типажи. Потом она несколько раз переиздавалась, выходила стотысячными тиражами, экспонировалась на выставках. Рад, что сейчас про «Великое противостояние» вспомнили. Надеюсь, книга будет востребована.

Что же касается войны – я знал о ней не понаслышке. Во время войны я был школьником, жил в Пензе. Нашего города боевые действия не коснулись, но прекрасно помню, что война была вокруг – в мыслях и разговорах, в траншеях, пересекавших дворы, это была часть жизни. Мы с друзьями купались на речке, а над нами тучей проносились немецкие самолеты – они летели бомбить Самару. Мы все дежурили по ночам на крышах, собирали зажигалки. Постоянные воздушные тревоги и вой сирены были нашей реальностью. Так что во время работы над книгой мне не пришлось как-то специально представлять войну, я знал о ней из первых рук.

 

— Есть ли книга, которую Вы давно мечтаете проиллюстрировать, но все никак не складывается?

 

— «Попрыгунья» Чехова. У меня уже есть эскизы, им лет двадцать. Очень хотел бы сделать эту книгу, но все некогда. Это глубокая история о художнике, о том как он живет, о его окружении. Это серьезная книга, а мне давно хочется сделать серьезную книгу.

 

— Герман Алексеевич, спасибо за разговор! Здоровья Вам и творческих побед!

 

 

Герман Алексеевич Мазурин интервью с Мазуриным Старик Хоттабыч