Анн Бланшар «Энциклопедия балбесов, неучей и прочих гениев»

Джон Леннон

Я один из Битлов. Нет, не Пол, а другой — Джон, понятно? Я родился в английском городе Ливерпуле во время Второй мировой войны, когда бомбы так и сыпались на наш город, — ужаснее музыки не придумаешь. Своим вторым именем — Уинстон, в честь Черчилля, управлявшего тогда страной, — я обязан порыву патриотизма у родителей. Впрочем, отец в это время отсутствовал, он работал на войсковом транспорте, и познакомился я с ним только пять лет спустя. Моя мама, ее звали Джулия, любила выпить и погулять, потому и отдала меня на воспитание своей сестре Мими и ее мужу Джорджу. Они относились ко мне как к собственному сыну, но Мими бывала все‑таки чересчур строга.

«Моя тетка жила в предместье, в доме с садом, пусть и небольшим, а соседями ее были врачи, адвокаты и другие люди такого же сорта. Ничего общего с мрачным и нищим кварталом, каким его изображают. Я был приличным мальчиком из приличного предместья, положение моей семьи в обществе было несколько выше, чем у семей Пола, Джорджа и Ринго, они‑то росли в социальном жилье, и, если сравнивать с ними, я был избалованным ребенком…» Мать встретила другого мужчину, но, поскольку ребенок в доме ему мешал, я так и оставался у Мими.

Вдруг приехал отец и сказал, что увезет меня в Новую Зеландию, но мне не хотелось ехать так далеко: у меня уже была куча друзей, у меня была своя хижина в дальнем углу сада, и я хотел оставаться с Мими и мамой. Все это бросить? It’s impossible. Невозможно!

Когда мне исполнилось шесть лет, меня отдали в школу в Аллертоне, соседнем ливерпульском предместье. Нельзя сказать, что я так уж плохо учился.

Я сочинял песенки на тексты всех считалок, которые нам задавали, Мими обожала их слушать — и она стала моей первой публикой. Мама Джулия приходила довольно часто, она учила меня играть на банджо и вдохновляла на рисование. Именно от нее я первый раз услышал «Рок круглые сутки» — она отплясывалана кухне и повторяла: «Вот такую музыку я люблю!»

Точно — судьба.

Потом меня перевели в государственную школу Куорри Бэнк Хай Скул, где было ужасно скучно. «Его плохие отметки — результат того, что он целыми днями изобретает всякие остроты», — сказал один из моих учителей. На самом деле я предпочитал любым предметам рисование — ну и провалил все экзамены. Я часто дрался и, признаюсь, делал немало глупостей. «Ain’t That A Shame…» («Разве это не стыдно?» называется одна из моих песен) Но пусть я был задирой и бунтовщиком, я был еще и усердным, увлеченным читателем. «Он всегда был чем‑нибудь занят: рисовал, писал стихи или читал…» — напишет позже my Mimi, who loves me («Моя любящая меня Мими» — вы поняли, да?) И я ее тоже очень любил.

Как‑то, заметив, что она вошла в зал, изменил даже слова песни, которую в это время пел: «Ой-ой, Мими идет…»

Ладно, перейдем к серьезным вещам. Когда мне было шестнадцать, мы с друзьями создали в школе группу «The Blackjacks», переименованную вскоре в честь нашей школы в «The Quarrymen»: название было ироническим, никто из нас не отличался рвением в учебе. Мы исполняли главным образом американский фольклор, играли кто на чем: не только на гитарах, но даже на стиральной доске. Одним словом — скиффл.

Мими сердилась: «Гитара — это хорошо, Джон, но на жизнь ты с ней никогда не заработаешь!» Это было справедливо, и мы очень скоро переключились на рок-н-ролл: «Мы все видели в кино Элвиса, окруженного девушками, и каждый про себя думал: вот это дело, это да!» Йе, йе, йе!

6 июля 1957 года на наше выступление во дворе церкви Святого Петра пришел Пол Маккартни с гитарой. «Мы познакомились в тот день, когда я впервые пел со сцены «Би-Боп-Лула». Поговорили после концерта, я понял, какой он талантливый, и сразу же спросил: «Хочешь в нашу группу?» Кажется, “да” он сказал на следующий день…»