Питер Джеймс «Пусть ты умрешь»
Карл Мерфи был достойным, добросердечным человеком, семейным доктором и отцом двух детишек, растить которых ему пришлось в одиночку. Он много работал, делая все возможное для своих пациентов, список которых становился все длиннее и длиннее. Последние два года — после смерти любимой жены Ингрид — были нелегкими, да и некоторые аспекты самой работы давались тяжело, особенно когда приходилось извещать пациента о неизлечимой болезни. Но доктору и в голову не приходило, что он может нажить врагов и, уж конечно, что есть кто-то, ненавидящий его настолько, чтобы желать ему смерти. Кто-то, планирующий убить его сегодня вечером. Конечно, как ни старайся, каждому не угодишь, да и у него тоже всякое случалось. Большинство пациентов были людьми приятными и вели себя достойно, но попадались и такие, с кем нужны стальные нервы. И все равно он старался обращаться со всеми одинаково.
Доктор уже принял душ, переоделся после гольфа и теперь, задержавшись в этот октябрьский вечер у стойки клубного бара, потягивал в компании партнеров по турниру вторую пинту лимонада с лаймом, поглядывая незаметно на часы и ловя себя на том, что впервые за долгое, очень долгое время чувствует себя счастливым. В его жизни появилась новая женщина. Встречались они недолго, но доктор уже успел проникнуться к ней самыми теплыми чувствами. Он даже допускал мысль, что влюбился, но, будучи человеком закрытым, ничего не говорил об этом своим знакомым.
В начале седьмого — время поджимало — Карл Мерфи допил свой лимонад, совершенно не догадываясь, что на улице, в непогожей темноте, его уже поджидают. Сестра Стефани забрала детей из школы и пообещала побыть с ними дома, пока он не привезет няню. Но задержаться она могла не позднее чем до без четверти семь — потом они с мужем собирались на деловой обед, и Карл не мог допустить, чтобы она опоздала из-за него. Он поблагодарил хозяина за любезность, выслушал ответные поздравления за хорошую игру и торопливо покинул заседание у девятнадцатой лунки, грозившее затянуться до позднего вечера. У него была другая программа, куда более интересная, чем заурядная попойка в компании, пусть даже и приятной, старых знакомых.
Он спешил к женщине, соблазнительной и страстной, и от одной лишь мысли увидеть ее снова — после последней встречи прошло три дня — его, как когда-то в юности, бросало в жар.
Отворачиваясь от ветра и дождя, доктор прошел к парковочной площадке, в самый конец, где оставил машину, открыл багажник и загрузил сумку с клюшками и прочими принадлежностями.
Потом сунул в боковой кармашек завоеванный приз, маленький серебряный кубок, и застегнул молнию. Не замечая ничего вокруг, он думал только о свидании. Господи, как же изменилось все с ее появлением! Она стала лучом света в его хмурой жизни. Последние два года, после смерти Ингрид, были настоящим адом, и вот теперь, наконец, ему открылся выход из затянувшихся, казавшихся бесконечными сумерек.
Предаваясь приятным мыслям, Карл Мерфи не заметил неподвижной, во всем черном фигуры, притаившейся под тартановым ковриком на заднем сиденье. Ему даже не показалось странным, что свет внутри не включился, когда он открыл правую дверцу. Со старенькой «ауди» в последнее время постоянно что-то случалось, что-то отказывало или, как бензиномер, работало по настроению. Он уже заказал новую А6 и ожидал поступления в ближайшие недели.
Сев за руль, доктор накинул ремень, повернул ключ зажигания и включил фары. Потом перенастроил приемник с «Классик FM» на «Радио-4» — послушать вторую часть вечерних новостей, — выехал со стоянки и покатил по узкой дороге около фэйрвея гольф-клуба «Хейуордс-Хит». Впереди показались огни идущей навстречу машины, и он подал к обочине, а когда уже собрался прибавить газу, услышал за спиной какое-то движение. В следующее мгновение что-то мокрое и едкое залепило его нос и рот. Хлороформ, успел подумать Карл Мерфи, узнав характерный запах. Он еще попытался сопротивляться, но сознание уже путалось, ноги съехали с педалей, а руки соскользнули с руля.
Среда, вечер, 23 октября
Он поднес к глазам бинокль и, вглядываясь в темноту, навел на женщину, которую так сильно любил. Ночной прицел для арбалета, которым он пользовался для наблюдения, когда она выключала свет, лежал рядом, на столике. Она пила какое-то белое вино — уже четвертый за вечер бокал — и снова набирала номер на телефоне. Вот, резко мотнув головой, отбросила прядь огненно-рыжих волос, упавших на милое личико. Знакомый жест. Она всегда делала так, когда нервничала или была на взводе.
Он не ответит, любовь моя. Не ответит.
Среда, вечер, 23 октября
Мужчины, боже мой! Что не так? В чем причина? В ней? Или в них? Каждый делает в жизни глупости, думала Рэд. Большие глупости. Ты делаешь их, считая, что поступаешь правильно, и только потом начинаешь понимать, что ошибся. Ей, чтобы понять, понадобилось два года. Два года она никого не слушала, не принимала ничьих советов — ни семьи, ни друзей, ни даже полиции. И только через два года осознала, насколько опасен Брайс Лорен, мужчина, с которым она познакомилась и в которого влюбилась через объявление на страничке для одиноких сердец.
Если бы только можно было отмотать время назад, вернуться в прошлое с тем знанием и опытом, что были у нее теперь.
Пожалуйста, Господи.
Она ни за что не обратилась бы в то онлайновое бюро знакомств и не поместила бы там свое глупое объявление.
Одинокая девушка с огнем в волосах, 29 лет, чахнет на любовном пепелище. Ищет новое вдохновение, новое пламя для тлеющего костра. Приятного общения, дружбы и — кто знает — может быть, чего-то большего?
Большинство ответов — полный отстой. Но, с другой стороны, подружки предупреждали, что едва ли не все откликающиеся на такое объявление мужчины — женатики, которым и не надо ничего другого, как только перепихнуться по-быстрому.
Она отвечала подружкам, что по-быстрому неинтересно, но вот долгий и жаркий секс ее бы вполне устроил! Именно этого ей и недоставало те несколько лет, что были впустую потрачены на кретина Доминика, имевшего обыкновение проверять свою электронную почту уже через тридцать секунд после полуминутного секса. К тому же Рэд считала себя достаточно умной, чтобы отличить проходимца от приличного парня. Оказалось, что нет. Она ошиблась, и, как выяснилось теперь, даже еще сильнее, чем представлялось тогда.
Прикладываясь в очередной раз к бокалу «совиньон блан» и считая в очередной раз доносящиеся из трубки гудки, Рэди не думала, что за ней следят. Три. Четыре. Пять. Шесть. На часах — половина девятого. Карл опаздывал на свидание уже на полтора часа. И где его только черти носят? На этот раз она дала отбой, не оставив сообщения, злая и оскорбленная до глубины души.
Среда, вечер, 23 октября
Вэн — супер! О да! Да! Из большой черной колонки «джобоун» рвалась Queen of the Slipstream Вэна Моррисона. Прекрасные слова, передававшие все то, что он чувствовал когда-то к Рэд, заполняли крохотную квартирку. Живший этажом выше ворчливый старикан стукнул палкой по полу, как делал всегда, когда музыку внизу включали ближе к ночи. Ну и пусть себе. Да, она была его «Королевой ветра». Его королевой. Червонной дамой. Дамой сердца. Рэд. Красный цвет — цвет червонной дамы. И она его отвергла. Унизила. Больно? О да, больно. Еще как. Эта боль не затихала ни днем, ни ночью. Ни на секунду. Повезло, что удалось снять эту вот квартиру. Вид — то, что надо. Некоторые вещи предопределены судьбой. Например, они, он и Рэд, должны быть вместе. Он опустил бинокль и замотал головой, чувствуя в себе бурлящую ярость. Да, так случилось, что в их отношения вошло кое-что не очень хорошее, пусть даже плохое, но теперь это все в далеком прошлом. Он навел бинокль на ее пикантные губки. Она в очередной раз подняла бокал. Эти губы… Он целовал их так страстно, так нежно. Он рисовал их на бесчисленных эскизах, один из которых — с недовольной гримаской и подписью Я — режимная девчонка! — висел в рамочке на стене.
Эти губы целовали его всего, с головы до пят. Думать о том, что они целуют другого мужчину, было невыносимо. Они — его. Они принадлежали ему. Он не мог представить, что кто-то другой касается ее нежной кожи, обнимает ее, нагую, входит в нее. Этот образ не давал ему покоя снова и снова, без конца, отзываясь внутри леденящим холодом. Он не мог представить, что она в миг оргазма смотрит в глаза другому, — его трясло в бессильной ярости. Нет, теперь уже не в бессильной. Теперь у него был план.
Не будешь моей — не будешь ничьей.
Он задернул шторы и включил свет. Потом еще понаблюдал за ней немного на одном из висящих на стене мониторов. Она набирала номер на телефоне. Подключиться к телефону оказалось совсем нетрудно, достаточно было купить по Интернету шпионскую программу, «спайбабл», и тайком установить на мобильный Рэд. Программа позволяла слушать все разговоры, независимо от местонахождения, получать автоматически все входящие и исходящие текстовые сообщения, видеть номера, по которым звонила она и с которых звонили ей, открывать все веб-сайты, которые она посещала, просматривать ее фотографии и, что важно, определять через джи-пи-эс ее точное местоположение.
Он обвел взглядом развешанные на стенах фотографии. Вот он сам — в розовом «леандровском» пиджаке и соломенном канотье на регате в Хенли, ни дать ни взять молодой Джордж Клуни, — и рядом Рэд — в легком, свободном платье. Вот другая, и на ней тоже он — в кожаном летном шлеме, в кокпите биплана «Тайгер мот». Там снова он — прилежный ученик в Центре управления воздушным движением аэропорта Гатуик. И там он — в квадратной академической шапочке и мантии на выпускной церемонии в парижской Сорбонне. И там — в таком же академическом наряде получает докторский диплом Сиднейской летной школы. А вон и его любимая — в форме пожарного. Рядом та, на которой он пожимает руку принцу Чарльзу, чуть дальше — Полу Маккартни. Внушительная экспозиция, да? Даже для королевы. А она его отвергла.
Это родители вливали ей в уши яд. Это подруги загружали ее ложью. Как она могла, как посмела слушать их и верить им? Все разрушила, все сломала собственной глупостью. Он добавил звук, смывая волной музыки вскипающие в голове мысли и не обращая внимания на настойчивый стук сверху мистера Брюзги.
Потом снова взял бинокль, выключил свет, подошел к окну и чуточку развел шторы. Видеть ее вот так, вживую, было куда приятнее, чем на мониторах, получавших и картинку, и звук из каждой комнаты ее квартиры. Так он лучше чувствовал ее боль. Он посмотрел на окно третьего этажа дома напротив. В гостиной горел свет, и видимость была отличная. Она стояла, держа возле уха телефон, и выглядела очень обеспокоенной.
Да уж, есть отчего беспокоиться.
Среда, вечер, 23 октября
— Пожалуйста, не поступай так со мной, — сказала Рэд, когда мобильный снова переключился на голосовую почту после шестого звонка.
Привет, это Карл. Я не могу ответить сейчас, поэтому оставьте сообщение, и я перезвоню вам позже.
Она оставила три сообщения, но он так и не перезвонил.
Первое ушло в 7.30 вечера, через полчаса после того, как Карл не заехал за ней в назначенное время. Они планировали пообедать в Чайна-Гарден. Второе сообщение отправилось в 20.00, а третье — она постаралась убрать сердитые нотки, что далось нелегко, — сразу после 21.00. Сейчас часы показывали половину одиннадцатого. Она даже проверила свои странички в Твиттере и Фейсбуке, хотя Карл никогда еще не пользовался ими для связи с ней.
Отлично! Какая подстава! Ну разве не замечательно?
Разрыв с Брайсом обернулся кошмаром, память о котором жила до сих пор. В первые недели после того, как его удалось выставить, с помощью полиции, она частенько замечала знакомый «астон-мартин» у своей старой квартиры. Самого Брайса видно не было, но и одного лишь присутствия машины хватало, чтобы по спине бежал холодок. Он перестал делать это только после того, как она, рассердившись по-настоящему, спустила ему все четыре колеса. Но и это был еще не конец. Иногда, во время одиночных тренировочных пробежек — она готовилась к участию в Брайтонском благотворительном марафоне, — Брайс попадался ей на глаза. Он следил издалека — с тротуара или из машины. Такая слежка действовала на нервы, особенно когда она бежала по Даунсу вечером, в наступающих сумерках.
По совету людей из «Проекта «Убежище», она переехала из квартиры вот в это временное жилье, снятое ими на вымышленное имя. Квартира располагалась на третьем этаже и была выбрана из-за своего расположения — ее окна не просматривались с главной улицы — и наличия укрепленной входной двери. Мрачный, изрядно обветшавший викторианский особняк, переоборудованный когда-то в частную резиденцию, находился неподалеку от набережной Хоува. Из окон открывался вид на пожарную лестницу безобразного, 1950-х годов постройки, многоквартирного дома и переулок, который вел к автомобильной стоянке и гаражам за ее кварталом.
Предполагалось, что здесь она будет чувствовать себя в безопасности, но новое жилище действовало угнетающе. Узкий, слабо освещенный коридорчик вел в небольшую, открытой планировки зону, совмещавшую гостиную со столовой и старомодной кухонькой размером чуть больше камбуза и поделенной барной стойкой для завтрака. Еще здесь было две спальни: поменьше — ее она превратила в свою уютную норку — и побольше, с видом на гаражи и стоянку для велосипедов. Она покрасила стены белой краской, что немного освежило квартиру, и повесила несколько картин и семейных фотографий, но все равно не чувствовала себя здесь дома и знала, что никогда не почувствует. Правда, теперь у нее появилась надежда — перебраться в скором времени в новую квартиру, квартиру-мечту. Она уже занялась продажей старой и рассчитывала на финансовую помощь родителей. Новая, просторная и светлая, находилась на верхнем этаже Ройял-Риджент — перестроенного дома времен Регентства на Марина-Пэрейд, в Кемптауне. С огромного солнечного балкона открывался восхитительный вид на пролив — марина к востоку и Брайтонский пирс к западу. Консультант по семейным отношениям посоветовала не ездить на ее любимом кабриолете «фольксваген-битл» 1973 года, поскольку он слишком заметный, так что теперь машина стояла в арендованном для этой цели гараже и выезжала лишь изредка для зарядки аккумуляторов и ремонта.
Она вылила в бокал последнее, что оставалось в бутылке «совиньон блан», которую открыла, когда окончательно поняла, что никуда с Карлом сегодня уже не пойдет.
Мужчины. Черт бы их побрал, мерзавцев.
Но это так на него не похоже. После кошмаров последних лет, после всего, через что ей пришлось пройти, Карл стал глотком свежего воздуха. Познакомила ее с ним лучшая подруга, Рэкел Ивенс, дантист. Карл работал в том же медицинском центре и относительно недавно овдовел. Жена умерла два года назад от рака груди, оставив его с двумя детьми. По словам Рэкел, теперь он готов был двигаться дальше и начать новые отношения. Еще она сказала, что, по ее ощущениям, у них может получиться. И оказалась права.
Они пообедали вместе несколько раз, а потом, в прошлую субботу, когда его сыновья остались ночевать у родителей покойной жены, провели вместе целую ночь и едва ли не все воскресенье. В какой-то момент Карл широко улыбнулся и сказал, что, должно быть, здорово запал на нее, если даже принес в жертву свой традиционный утренний гольф. Ей бы не хотелось, едва начав, стать вдовой гольфиста, ответила Рэд с такой же широкой — но многозначительной — улыбкой.
Воскресное утро они провели в постели, потом сходили в «Шеллфиш энд ойстер бар» под Кингс-роуд-аркс, где позавтракали морепродуктами, устрицами и копченым лососем, и с удовольствием прогулялись по эспланаде. Ближе к вечеру Карл отправился за детьми, и они договорились встретиться вечером в среду. Он даже запланировал взять на этот день выходной, чтобы сыграть на турнире по гольфу, а потом заехать за ней в семь вечера.
Так где же он? Может, с ним что-то случилось? Может, попал в больницу? Карл не сказал, на каком именно поле будет играть в гольф, и теперь она не знала, куда звонить. Рэд вдруг подумала, что вообще-то знает о своем новом знакомом совсем мало, хотя и наводила о нем справки. И возможно, Карл мало кому о ней рассказал. Позвонить в полицию? Спросить, не зарегистрировано ли в городе несчастных случаев? Нет, не стоит. За последние годы они приняли от нее слишком много звонков; каждый раз, после очередной ссоры, когда Брайс пускал в ход кулаки, Рэд набирала 999. Больницы?
Извините, я бы хотела узнать, к вам, случайно, не поступал доктор Карл Мерфи?
Опыт прежнего общения с мужчинами подсказывал, что она, возможно, слишком снисходительна. Скорее всего, он просто напился в этом своем гольф-клубе, в девятнадцатой лунке, и напрочь о ней забыл.
Мужчины, чтоб их…
Она осушила бокал.
Пятый, отметил тот, кто наблюдал за ней.