Анна Никольская «Блошкинс и Фрю из бухты Барахты»

СВОД ПРАВИЛ ПОВЕДЕНИЯ В ДОМЕ А. Я. БЛОШКИНСА

Немного подумав, он вывел в углу порядковый номер 1. У Блошкинса был красивый почерк, разборчивый и круглый. Его буквы напоминали крупных жуков, сцепившихся друг с другом лапками. Подумав ещё чуть-чуть, старик принялся писать и не останавливался добрых полчаса, пока не разделался со списком окончательно. Он вышел на загляденье — деловым и предельно ясным.

«№ 1. Запрещается открывать: двери, окна, печную заслонку, банки с солониной, бутылки с соком, кастрюли с кипятком (при снятии крышки с кипящей кастрюли температура внутри данной кастрюли падает, что замедляет процесс кипячения и увеличивает расход газа в быту), слуховое окно на чердаке, шкафы, комоды, водопроводный кран и ставни в зелёном кабинете.

№ 2. Запрещается включать: свет, радио, патефон, газовые конфорки, утюг и электродрель.

№ 3. Запрещается трогать: посуду, утварь, съестные припасы, книги и пароходик в бутылочке от духов (!).

№ 4. Запрещается: говорить о всякой всячине, выкусывать блох, ходить босиком, самостоятельно готовить и есть еду, чихать, прыгать, залезать в кресло с ногами и на печку, линять, смеяться, храпеть во сне, двигать мебель, строить рожи, задавать дурацкие вопросы, играть со спичками и с чем бы то ни было ещё, громко петь.

№ 5. КАТЕГОРИЧЕСКИ запрещается: спускаться в погреб и действовать мне на нервы.

Составлено собственноручно А. Я. Блошкинсом».

Блошкинс остался очень доволен собой. Что-что, а списки-то он составлять умеет. Хотя кто знает, может, этот прекрасный во всех отношениях свод ему совершенно не понадобится. Вероятно, эта Фрю совсем не такая, какой может показаться на первый взгляд. А что? Может быть, она вполне воспитанная и аккуратная девочка — одна из тех, что дни напролёт читают книги по домоводству и вышивают крестиком. Возможно даже, она умеет прясть пряжу и вязать. А раз так, она свяжет Блошкинсу свитер из собачьей шерсти (её у Блошкинса целых три пакета), и проклятый его радикулит пройдёт.

Старик улыбнулся тишине в гостиной (где сидела пай-девочка Фрю) и собственным раздумьям. Теперь мысль о том, чтобы пожить некоторое время под одной крышей с этой девочкой, не казалась ему такой отвратительной и ужасной. Можно сказать, наоборот — она казалась ему вовсе не дурной. Блошкинс научит её столярничать и выращивать помидоры, варить варенье и читать ему на ночь кровавые детективные истории про шпионов. Он больше не будет одинок!

Эта свежая мысль одновременно пугала и восхищала Блошкинса, словно он стоял на пороге какого-то гениального открытия. Словно он вдруг изобрёл средство для радости — сам, своими руками. Заметьте, средство не для роста волос и не для борьбы с сорняками, а для радости!

Ведь Фрю, которая, несомненно, прочтёт и выучит наизусть его свод, станет отличным средством! Возможно, самым лучшим средством, когда-либо придуманным человечеством, от радикулита, одиночества и массы других досадных вещей!

Он вдруг стал ужасно весёлым. Он даже стал тихонько притоптывать ногами и отбивать по кожаной столешнице бравурную дробь. Всё-таки это здорово, чего скрывать, что Фрю набрела именно на домик Блошкинса, а не на чей-то ещё. Старику очень захотелось сделать ей что-нибудь приятное. Ну конечно! Он сейчас быстренько вскипятит воды и приготовит ей пихтовую ванночку! А сам будет печь блинчики! Она наверняка любит блинчики! Например, с малиновым вареньем. Или с икрой? У запасливого Блошкинса найдётся и то и другое!

Но все эти милые и такие приятные мысли испарились, стоило лишь Блошкинсу переступить порог гостиной. Честно говоря, он её не узнал — свою гостиную, всегда такую чистенькую и уютную. Всё, буквально всё в ней, начиная с коврика на полу и заканчивая занавесками на окнах, было вышито крестиком. Крестиком, вы только подумайте!

На полу в позе лотоса сидела довольная Фрю, прижимая к груди пяльцы. В них был вставлен любимый клетчатый плед Блошкинса, тоже наполовину вышитый крестом.

— Тебе нравится? — сияя, спросила Фрю. — Мне хотелось сделать тебе какой-нибудь подарок. За то, что ты меня спас от лютой смерти. Блошкинсу не понравилось, что ему тычут. Он стоял белый как мел (обычно он был коричневым) и не знал, что с собой делать. Ему очень хотелось накричать на эту гадкую, на эту мерзкую Фрю! И возможно, даже поколотить её! Да, выдрать ремнём как сидорову козу! Вы только посмотрите на весь этот бедлам! В любимой гостиной Блошкинса не осталось ни одного живого, не вышитого места. Это был кошмар. Это был такой кошмар, что Блошкинс стал задыхаться. От возмущения и досады! Каков глупец — решил, что способен превратить эту дикую, необузданную Фрю в шёлковую паиньку. Да она чихать хотела на все его своды. Это видно по её бесстыжим сиреневым глазам и хулиганским замашкам!

Кажется, Фрю почувствовала, что перегнула палку. Она озабоченно огляделась по сторонам и сказала тихо:

— Если тебе не нравится, я всё уберу. Вернее, переделаю.

Но у Блошкинса даже не нашлось сил, чтобы ей ответить. Он был вспыльчивым стариком, но быстро умел остывать. Он снова сумел погасить в себе гнев и лишь молча опустился в любимое кресло. Он закрыл глаза и посчитал в уме до десяти. А когда он их опять открыл, то увидел наконец, что вышивала Фрю.

Это был луг. Ромашково-васильково-маковый луг, который самым чудесным образом расцвёл посреди декабря в гостиной у Блошкинса. Разумеется, он был не живой, а всего-навсего вышитый нитками мулине. Но от этого он ничуть не становился хуже. Наоборот, это был самый красивый луг, на котором приходилось бывать старику Блошкинсу.