Смерть «Русского Букера» не остановит литпроцесс. Обзор прессы за неделю
На этой неделе газеты писали о новом романе Захара Прилепина и о мифе Николая Гумилева, размышляли о судьбе российских литературных премий и по традиции выбирали самые интересные книги недели.
«Если судить о состоянии литературы по количеству премий, то с нашей изящной словесностью все прекрасно: литнаград не просто много, а очень много, и число их год от года увеличивается», пишет «Независимая газета» в номере от 18 апреля. «На этом фоне растущей литрождаемости факт исчезновения той или премии становится настоящим событием. Так недавно произошло с «Русским Букером», который возник в 1991-м, задавшись целью «привлечь внимание читающей публики к серьезной прозе, обеспечить коммерческий успех книг, утверждающих традиционную для русской литературы гуманистическую систему ценностей»… С тех пор «Русский Букер» ежегодно радовал и возмущал общественность выбором «лучшего романа на русском языке» – от «Линии судьбы, или Сундучка Милашевича» (кто-нибудь помнит, о чем он?) первого букероносца Марка Харитонова до «Цветочного креста» последнего лауреата Елены Колядиной. «Крест» пока еще помнят – как скандальный роман «про афедрон». Колядина может оказаться последним лауреатом во всех смыслах… истек срок договора Фонда «Русский Букер» с попечителем премии: «Переговоры с возможными партнерами на данный момент не дали определенных результатов, но они продолжаются. В этих условиях правление фонда вынуждено отложить объявление премиальной процедуры 2011 года и в ближайшие месяцы принять решение о дальнейшем существовании премии». С тех пор других новостей не появилось, и вполне возможно, что букеровская агония завершится летальным исходом», пишет газета. «У кого-то это известие вызвало злорадство: ага, наградили ужас что – вот и сами оказались в глубоком афедроне. Кто-то пожалел старейшую (после 1917-го) негосударственную награду: была-была себе – и нету… Хотя ни плакать, ни злорадствовать незачем: умерла так умерла. Если рассматривать литературу и литературный процесс как нечто живое, то все должно быть как у людей – рождение, детство, отрочество, юность, зрелость, старость, умирание. Видимо, «Русский Букер» все эти стадии прошел. И ничего страшного. Во-первых, это не первый случай премиальной смерти: была, скажем, премия Аполлона Григорьева – и где она теперь? И ничего, литпроцесс не остановился ни на секунду и бодро плетется вперед слабыми семимильными шагами. Во-вторых, само название «Русский Букер» говорило о чужеродности премии: зачем копировать название англоязычной награды, пусть и с добавлением прилагательного «русский»? И где тогда «Русский Гонкур» или «Русский Нобель»? В-третьих, кончина одной премии дает простор другим, которые топчутся на одном даже не литературном поле – пятачке, тасуя практически не обновляющуюся писательскую колоду. Читая списки финалистов и лауреатов крупных литнаград – «Большой книги», «Русского Букера», «Нацбеста», «Ясной Поляны», – нехотя вспомнишь из Иннокентия Анненского: «Одной Звезды я повторяю имя…»… И, наконец, литература и жизнь – это все-таки не одно и то же. И смерть в литературе имеет свои особенности и оставляет возможность для воскрешения. Что показала, например, премия Белкина и премия журнала «Дружба народов», которые какое-то время не присуждались, а потом – ничего, ожили. Или совсем свежий случай с писателем Василием Аксеновым, которому прислали повестку из налоговой инспекции и велели явиться на допрос в качестве свидетеля почти два года спустя после его кончины. Трагифарс, иначе не скажешь. Вот и «Русский Букер» вполне могут попытаться когда-нибудь вернуть к жизни. Пусть даже под другим именем. Но так даже лучше», резюмирует «НГ».
В номере от 18 апреля «Известия» публикуют интервью с литературоведом Олегом Лекмановым. Беседа посвящена необычной творческой биографии поэта Николая Гумилева. «Гумилев обладал удивительным умением себя преодолевать. Ведь он был человеком, которому не повезло при рождении сразу во всем. Скажем, он был очень некрасив. Почти все описания его внешности начинаются примерно так: «Меня поразила его некрасота, плоские глаза и нос…», но дальше, буквально через абзац, идет фраза: «Но он был настолько обаятелен, что…», и далее следуют восторги. И действительно, слава Гумилева — донжуана вполне заслуженна. Или, например, в юности он ужасно ездил на лошади, но в армии был призван в кавалерийский полк и стал великолепным наездником. И, наконец, главное: его поэтический дар был изначально не очень силен. Но, судя по последней поэтической книге Гумилева, можно сказать, что он выработал в себе выдающегося поэта… Очень многое в его судьбе определялось чтением. А поскольку в детстве он зачитывался книгами, в которых описывались путешествия по Африке, то он туда и поехал. Но опять же — о путешествиях мечтал тогда любой ребенок. Своеобразие гумилевского пути в том, что он свои мечты осуществил. Когда Гумилева спросили об Африке, он сказал: «Я ее не заметил — сидел на верблюде и читал Теофиля Готье». В этом ответе много рисовки, но в то же время он прекрасно иллюстрирует его литературоцентричность. Конечно же все он заметил. «Африканский дневник» — одна из лучших его прозаических вещей», говорит Лекманов. В интервью затрагиваются вопросы о «гумилевском мифе», влиянии на акмеизм и загадочной гибели поэта. «С Гумилевым вообще все необычно. В 1920-е его еще глухо упоминали и печатали отдельные стихотворения. В 1930-е он был запрещен, но оставались читатели, которые его обожали и переписывали от руки. А перестройка для многих началась с того, что в 1986-м журнал «Огонек» в апрельском номере опубликовал подборку стихов Гумилева. И вся Москва начала друг другу звонить…»
«В РИА Новости представили книгу Анны Голембиовской «Мое «кругосветное путешествие» с Игорем»», сообщают «Новые Известия» в номере от 18 апреля. «Своими размышлениями о книге, воспоминаниями о работе над ней поделились те, кто работал в «Известиях» в эпоху демократических перемен, коллеги и друзья главного редактора газеты, выдающегося журналиста Игоря Голембиовского. Среди них были главный редактор газеты «Новые Известия» Валерий Яков, писатель и литературовед Анатолий Гладилин, редактор Наталья Кищик и другие. Пришло время «собирать камни», а значит, вспоминать и переоценивать то, с чего началась новейшая история России. Книга Анны Голембиовской займет достойное место в грядущем ряду таких переосмыслений. Если говорить коротко, то книга «Мое «кругосветное путешествие» с Игорем» о том, как жили и любили друг друга два человека. И о том, что жизнь и любовь в нашей стране – почти всегда камерная история на фоне эпохи, диктующей свои повороты сюжета. И о том, что всем действующим лицам, независимо от ранга, ничего другого не остается, как, прекрасно понимая, куда «влечет нас рок событий», становиться их участниками», пишет газета. ««В круговерти дня мы редко вспоминаем прошлое, – сказал Валерий Яков. – Участвуя в создании этой книги, я понял, что история «Известий» была предвестником всего того, что случилось потом с журналистикой, и происходит сейчас. Появилось поколение журналистов, которые не знают ключевых имен и событий истории нашей демократической прессы. И это надо исправлять». «Книга долго не складывалась, – сказала в конце встречи Анна Петровна, – пока я не поняла, для чего она написана. Я должна была рассказать правду об Игоре, очистить его от неправды и недоговоренностей. У мутного перестроечного времени были свои рыцари. Игорь Голембиовский – один из них, немногих»».
«В конце апреля в продажу поступит одна из самых долгожданных книг года — новый роман Захара Прилепина. Под обложкой с провокативным названием мы не найдем, однако, никакой националистической чернухи», отмечают «Ведомости» в номере от 19 апреля. «Нет, «черная обезьяна» — это вовсе не грязная, дурно пахнущая обзывалка, это последняя правда о главном герое книги, успешном писателе, авторе политических романов, журналисте и, кажется, полном подонке. Кажется — потому что нерв этого текста бьется — не исключено, что вопреки замыслу — вовсе не в теме, не в структуре, а в отношениях героя и автора. Мучительных, насквозь больных. Прилепин очевидно хотел написать историю о мерзком типе, который никому ничего никогда не сделал хорошего. Наоборот. Довел до сумасшествия жену. По сути, предал собственных детей. К людям относится как к материалу для будущих книг — не понимая, что созданы они вовсе не для удовлетворения его желаний или любопытства, будь то проститутка с площади трех вокзалов или очередная пассия. Но подонок у Прилепина не получился — слишком уж тонко его герой чувствует, слишком виновато и нежно любит собственных детей, маленьких сына и дочку, как и всякую живность, лягушек, рыбок, собак и вообще жизнь, слишком сочувствует миру, особенно униженным и оскорбленным его представителям. Так что получился вовсе не мерзавец — скорее, задумавшийся наконец над своей жизнью пацан, и этим раздавленный. Получился человек разорванный и потерянный… Все завязанные в начале сюжетные узлы — тайна каземата, населенного моральными уродами, загадка гибели целого подъезда — тоже развязываются Прилепиным на удивление равнодушно, все разгадки он произносит невнятной скороговоркой. Потому что гораздо важнее ему описать то, что творится в душе его героя. Творится же подлинный ад… Его судорожные перемещения по городу, между квартирами и электричками, действительно напоминают движения в бреду, бег по закоулкам кошмарного сна. Завершается «Черная обезьяна» все той же дорогой, с которой все и началось. Последние слова романа: «Мне еще долго ехать». Вот в чем дело. В ощущении пути. Перед нами роман-кризис, в котором все двоится, троится и плавится. Он не сбалансирован, не дошлифован, не доведен до ума. Потому что впервые Захар Прилепин отказывается от прозы, выращенной исключительно из личного опыта, впервые пытается написать не автопортрет, а человека с другим типом сознания и судьбой. Пусть это не совсем получилось — герой все равно напоминает темное альтер-эго автора, от которого тот страстно хочет отделаться, — неважно. Сама попытка свернуть с исхоженых троп, само понимание, что, чтобы делать большую литературу, необходимо двигаться дальше, вырваться за пределы себя, — ценно. Сегодня ценно для самого Прилепина, в перспективе — и для читателя, у которого благодаря этому переломному роману появился шанс прочитать другого, лучшего Захара…», пишут «Ведомости».
«Национальная литературная премия «Большая книга» объявила список претендентов нового сезона. В этом году получить кругленькую сумму за литературное мастерство среди прочих грозит Владимиру Сорокину и Юрию Буйде», пишут «Известия» в номере от 21 апреля. «Про любой лонг-лист любой ежегодной награды в области словесности приятно говорить, что это «срез» литературы за год. Получается, что у нас из года в год, строго говоря, по кругу ходят одни и те же. Из 41 попавшего в длинный список автора многие там не просто уже не единожды побывали, но даже успели удостоиться одного из трех премиальных мест. Скажем, Дмитрий Быков в 2006 году получил первую премию (3 млн рублей) за биографию Бориса Пастернака (серия ЖЗЛ), а сейчас вошел в список претендентов с книгой «Остромов, или Ученик чародея». Виктор Пелевин стал третьим лауреатом (1 млн рублей) прошлого года за игровой роман про Льва Толстого «t», а в этом году снова фигурирует в списке со сборником «Ананасная вода для прекрасной дамы». Улицкая Людмила в 2007 году заняла первое место за документальный роман «Даниэль Штайн, переводчик», а в этом присутствует в конкурсе с романом в рассказах о советской интеллигенции «Зелёный шатёр». Михаил Шишкин в 2006 году получил третью премию за свой предыдущий роман «Венерин волос», а в этом претендует с эпистолярным «Письмовником»… А еще есть Лев Данилкин, который когда-то выходил в финал с биографией Александра Проханова, а теперь выпустил биографию Юрия Гагарина, Олег Зайончковский, Ольга Славникова, Андрей Рубанов — перечислять всех не имеет смысла. Не то чтобы их книги плохи. Просто глаз невольно цепляет новые, менее известные или даже подзабытые имена. И такие, к счастью, тоже есть. Например, молодой автор из Казани Денис Осокин со сборником из 27 рассказов «Овсянки»… Сразу двумя текстами присутствует отличный прозаик и стилист Юрий Буйда, который несколько лет не издавался: «Жунгли» и «Синяя кровь». Примечателен роман Алексея Евдокимова «Слава богу, не убили»… Ну и наконец, на национальную литературную премию в этом году претендует повесть Владимира Сорокина «Метель», что уже само по себе примечательно», заключают «Известия».
«Московские новости» в номере от 19 апреля выбирают три главных книги минувшей недели (11-17 апреля): на сей раз это Иэн Макьюэн, «Солнечная» (Эксмо, 2011), Денис Осокин, «Овсянки» («КоЛибри», 2011) и Чарльз Лэндри, «Креативный город» (Институт культурной политики, 2011). «Иэн Макьюэн был каким угодно, но смешным — никогда. «Солнечная» – дебют в жанре социальной сатиры – получил премию Вудхауза и полемику в британской прессе. Некоторые критики прочитали «Солнечную» как «роман о глобальном потеплении». Формально так и есть: главный герой – физик-пройдоха из тех, кто спекулирует на апокалипсических настроениях обывателей и распространяет псевдонаучные ужастики о таянии ледников и самоубийствах медведей. Но все же Макьюэн – не сатирик, поэтому его история не ограничивается обличением тех, кто делает бизнес на конце света. Скорее, она о том психологическом дискомфорте, который заставляет людей беспокоиться о судьбе Гольфстрима и сочувствовать пингвинам, лишь бы спастись от той скуки и безнадеги, которые и есть их жизнь… Текст Дениса Осокина был доступен уже три года назад. В 2008 году в журнале «Октябрь» он был опубликован под псевдонимом Аиста Сергеева, но массового интереса не вызвал. После Венецианского успеха фильма Федорченко и комплиментов Тарантино роман наверняка захотят прочитать киноманы. И обожгутся. Текст Осокина тоньче, уязвимее, умнее и поэтичнее фильма. Написанный на границе поэзии и прозы, он вообще не поддается переводу на экранный язык. Можно экранизировать свое ощущение и ритм, но никак не текст, в котором отсутствуют заглавные и правят тире. «этнографии! в этом углу много детских домов и коррекционных школ-интернатов – а памятников архитектуры почти нет. реки – узкие светлые – как бедра взрослеющих девочек – из звона насекомых и пиков крошечных птиц: вохтома – вига – унжа – векса – шача – мера – покша – нея – межа – меза – лух – кусь – вая – шуя – согожа – лежа»… Урбанистика – один из главных издательских трендов сезона. Вслед за Джекобс («Смерть и жизнь больших американских городов») и Вучиком («Транспорт в городах, удобных для жизни») издали важный труд британского социолога Лэндри – о том, как действия отдельных творческих единиц меняют окружающую среду. Книга Лэндри написана в начале «нулевых», автор апеллирует к относительно свежим примерам: постсоветский Берлин, современный Лондон, Ньй-Йорк после 11 сентября. Идей у Лэндри много: отказаться от старых мифов и туристических стереотипов (Прага — Кафка, Барселона — Гауди, Россия – водка, Париж – любовь). Штампы мешают городу развиваться. Среди других врагов «креативного города»: городские менеджеры, «гений места», злоупотребление формулами и бездумное копирование положительных образцов. Лэндри предлагает начать с революций в головах: придумать воображаемую Москву, в которой можно жить, и по возможности создать ее… Автор не критикует и не поучает, а призывает к действиям».
Приложение к «Независимой газете», «НГ-Exlibris», называет свою версию книг недели: «Дмитрий Горчев, «Деление на ноль: Сборник» (АСТ, Астрель, 2011); Владимир Шинкарев, «Митьки» (Амфора, 2011); Валерий Былинский, «Адаптация: Роман» (АСТ, Астрель, 2011); Екатерина Дайс, «Джон Фаулз и мистериальная традиция» (Клуб Касталия, 2011), Геннадий Прашкевич, «Герберт Уэллс» (Вече, 2011)». О книге Дайс: «По мнению культуролога Екатерины Дайс, в книгах Джона Фаулза (1926–2005) находит отражение та реальность, которую принято называть мистической, герметической и сакральной. Феномен Фаулза помещается в контекст эзотерической мысли XX века, становясь на заслуженное место медиатора между популярной литературой и алхимическими трактатами». О биографии Уэллса: «Биография классика мировой фантастики написана современным писателем-фантастом. В этом особый смысл. Без Уэллса не было бы современной фантастики. Эта книга не просто жизнеописание культового литератора и необычного мыслителя, но еще и дань, благодарность автора своему духовному учителю. Это полное эмоций и ярких художественных образов повествование. К примеру, ситуацию на острове доктора Моро Прашкевич иллюстрирует собственными наблюдениями…» О Горчеве: «Этот сборник уже окрестили самой грустной книгой года. Готовилась она еще при жизни Дмитрия Горчева; писатель сам составлял ее как избранное, как отчет за все прошедшие годы творческой жизни. Автору прочили громкий успех в ближайшем будущем, поэтому отчет предполагался промежуточный. А вышел окончательный… Книга появилась через год после смерти Горчева – неожиданной и нелепой. В сборник вошли лучшие примеры самых разных проявлений литературного дара автора: реалистические рассказы, оригинальные сказки, пьесы, эссе и так называемые зарисовки о жизни».
Вероника Шарова
