Татьяна Полякова «Свой, чужой, родной»

Спагетти оказались вполне съедобными, что заметно прибавило нам настроения.
– Рассказывайте, как жизнь, – отодвинув опустевшую тарелку и откидываясь на спинку стула, предложил Тимофей.
– У меня полная жопа, – заявила Людка.
– Что так? – насторожились мы.
– В редакции мужик появился. Ничего себе. Только-только подумала «вот оно, мое женское счастье». А он сегодня решил проставиться – в выходные женился, видите ли… Еще и поздравляй его…
– Да фиг с ним, – отмахнулась я.
– Оно конечно, – вздохнула Людка, – но знаешь, Валек, обидно.
– Валек у нас не спешит обзавестись второй половинкой, – съязвил Тимофей.
– Это кто сказал? – хмыкнула подруга. – Просто ты на эту роль не годишься, мой дорогой бывший возлюбленный.
– А кто годится?
– Есть мнение, она сама не в курсе, чего хочет.
– Чтобы меня умники, вроде вас, оставили в покое, – усмехнулась я.
– Завидую я тебе, – тут же завела старую песню Людка. – На работу ходить не надо, мужики по фигу… Все-таки это не совсем нормально, как думаешь?
– Со дня на день жду большой любви, – заявила я. – А пока не размениваюсь по мелочам.
Тимофей при этих словах едва заметно поморщился.
– А работу мы выбираем сами, так что не жалуйся.
С работой у меня, кстати, полный порядок. Деньги получаю вполне приличные, их даже больше, чем я способна потратить. А вот спешить в офис мне в самом деле не надо – работаю я дома, точнее, могу работать везде, где есть Интернет.
Но Людке подобная трудовая деятельность точно бы не подошла. Здорово, когда ты сам распоряжаешься своим временем, вся штука в том, чтобы не забыть себя за эту самую работу усадить, особенно если злой начальник над душой не стоит. Людка на это точно была не способна. Все свои дела она откладывала на потом, хватаясь за них в последний момент. Клялась, что в следующий раз все будет иначе, и продолжала в том же духе.
Тимофей отправился в свою квартиру, откуда вернулся с бутылкой коньяка.
– Поднимем настроение? – спросил он Людку, кивнув на бутылку.
– Да хрен с ним, пусть валяется, – махнула она рукой, но за рюмками пошла. – Наливай, – сказала, расставляя их на столе.
– А у нас происшествие. Загадочное, – начал Глазков.
– Вот только про расчлененку не надо, – скривилась Людка, но интерес в глазах уже появился – профессия давала себя знать.
– Никакой расчлененки, – замотал он головой, – вполне себе целенький дяденька. Правда, без рук, то есть без кистей.
– Блин! – выругалась я. – А можно не сразу после жратвы? Тоже мне, тема для светской беседы…
– Пусть рассказывет, коли начал, – вздохнула подруга. – Где нашли? Кого?
– На Малой Садовой решили дом сносить. Помните развалюху напротив гастронома, сеткой затянутую?
Оба почему-то уставились на меня.
– Я не помню, – пожала плечами я.
Малая Садовая не так уж далеко, но находится в стороне от моих привычных маршрутов.
– Короче, – продолжил Тимофей, – дом давно признан аварийным, но сносить его не торопились, потому что он, типа, представляет ценность. Хрен знает какую, учитывая, что там три стены, и те на ладан дышат. В конце прошлого года в нем пожар случился. Жильцы соседних домов стали жаловаться, мол, бомжатник, и добра не жди, спалят всю улицу… Думали-думали, полгода считай, и вдруг – бац, решили! Вчера бульдозер подогнали, и того… А сегодня мусор вывозить стали. И один глазастый мужичок, дай ему Бог здоровья, углядел в ковше что-то странное.
– Труп? – нахмурилась Людка. – Я вроде в новостной ленте что-то читала…
– Что-то читала! – передразнил Тимофей. – И это журналист… Ты ж должна быть на Садовой через пять минут после того, как глазастый мужик сказал: «Вау, это что за хрень в ковше?»
– Друзья у меня фиговые, – не осталась в долгу Людка. – Оттого новости узнаю ближе к ночи.
– А как же репортерский нюх? – не отставал Тимофей.
Иногда я думаю, с Людкой они зря разбежались, их так и тянет поскандалить, а это, как известно, верный признак чувств, которые продолжают бушевать где-то в глубинах души…
– Да пошел ты…
– Пусть дальше рассказывает, – вмешалась я.
– Продолжаю по многочисленным просьбам, – подмигнул мне Тимофей.
Внешность у него, кстати, весьма примечательная. Смугловатый блондин с зелеными глазами. Такой в толпе не затеряется. Рост выше среднего, Людка обычно с издевкой говорит «почти высокий», и фигура была бы неплохой, завяжи он с пивом. Но расстаться с пивом оказалось куда сложнее, чем с Людкой, прибавим к этому хороший аппетит, и будущее, предсказанное ему подругой, выглядит вполне правдоподобно: ленивый боров на диване. Но до этого, надеюсь, еще очень далеко, и в настоящий момент Тимка вполне может претендовать на звание «любимца девушек».
– Решили посмотреть, что в ковше, – продолжил Тимофей, – и обнаружили мешок. Обычный мешок для мусора, крепенький такой, литров на сто…
– Прям мастер художественной прозы, – вновь влезла Людка. – Ты когда до сути дойдешь?
– Суть проста. В мешке мертвый дяденька без кистей рук.
– А кисти так и не нашли?
– Нет. Но, может, еще всплывут где-нибудь. Хотя вряд ли.
– Ага. Труп вы еще худо-бедно найдете, а все, что по мелочи, – задание повышенной сложности.
– Логично предположить, что если их потрудились оттяпать, то и спрятать подальше догадались.
– Это чтобы мужика не смогли опознать по отпечаткам пальцев? – задала вопрос я.
– Блестящий пример догадливости, – хихикнул Тимка, а я спросила:
– А где обещанная загадка?
– Сейчас в своем повествовании и до нее доберусь. Мужики в мешок нос сунули, один отправился блевать, а другой звонить в полицию. Работу, само собой, остановили, тут и менты приехали и смогли констатировать: труп в мешке имеет место быть. Но опознать его по любому было бы весьма проблематично.
– Начинается, – фыркнула Людка. – Только без натуралистических подробностей! Твое красноречие даже с коньяком трудно пережить.
А я спросила:
– Ты сказал, обошлось без расчлененки, так какой же должен быть мешок, чтоб в него мужика засунуть? Даже если он не особо крупный?
– В России не без умельцев, – вздохнул Тимофей. – Мешок, как я уже сказал, самый обыкновенный. В таких обычно мусор после ремонта вывозят.
– Давай уже загадку! – не выдержала Людка. – Что не так с твоим мужиком?
– Скончался он довольно давно, никак не меньше шести лет назад, эксперты пока навскидку определили… За это время труп претерпел кое-какие изменения, и запихнуть его в мешок проблемы не составило. Если кому-то такое в принципе по душе.
– Его что, из могилы выкопали? – нахмурилась Людка. – Охренеть…
– Не похоже, что из могилы…
– Ничего не понимаю, – пробормотала подруга в досаде, а я вновь полезла с вопросом.
– Так может он все это время в доме и находился? Сам говоришь, дом давно заброшен.
– Теоретически мог. Странно только, что ни бомжи, что в доме обретались, ни пожарные его не нашли.
– Может, пожар случился оттого, что от трупа пытались избавиться?
– Кстати, идея, – кивнул Тимофей. – Хотя сомнительно… Если он уже несколько лет был в доме, с какой стати вдруг пожар устраивать?
– Да… нестыковочка, – вздохнула подруга. – И никаких предположений, кем дядя был при жизни?
– Ждем озарения, – съязвил Тимофей. – У тебя нет знакомого экстрасенса?
– У меня есть знакомый придурок, подойдет? Нет, серьезно. Если вдруг появился труп, значит, где-то пропал человек. В смысле, живой. Шесть лет, конечно, срок, но не так уж много людей исчезает бесследно… Можно проверить.
– Спасибо, что подсказала.
– И что ты думаешь по поводу перспектив? – спросила я.
– Перспектив? Перспективы дохлые. Оттого это, скорее всего, очередной висяк на наши головы. Так что лучше бы мужички ничего не заметили да и вывезли его по тихой – с глаз долой из сердца вон. И пусть бы его в другом месте нашли, за пределами нашего замечательного города, и голову ломать пришлось бы другим хорошим людям.
– Только не строй из себя циника, – фыркнула Людка. – Я же вижу, мужик в мешке задел за живое.
– Я же сказал: загадочно. А загадки возбуждают любопытство. Кстати, забыл сообщить ценную деталь. Труп обретался долгое время целехонький, а кистей лишился совсем недавно. Буквально на днях.
– Чудеса, – пропела Людка и совершенно серьезно добавила: – Может, кто на память взял?
– И кто из нас троих циник? – вопросительно глядя на меня, спросил Тимофей.
– Оба хороши, – пожала плечами я и продолжила: – Допустим, убили мужика несколько лет назад и спрятали тело в доме. Потом узнали, что дом идет под снос, и решили лишить мужика кистей рук, не будучи уверенными, что отпечатки пальцев снять невозможно. Следовательно, искать надо среди пропавших без вести примерно в то же время людей, чьи отпечатки по той или иной причине должны быть в вашей базе данных.
– Это мы и сами догадались, – усмехнулся Тимофей, но смотрел, скорее, удовлетворенно, ибо не раз заявлял: девушка я сообразительная, чему он рад безмерно. Не знаю, что уж у него там за повод для радости, то есть какая ему от этого польза, но я не против чужих восторгов, доброе слово и собаке приятно. – Только вряд ли труп был спрятан в доме, – продолжил Глазков. – Не то крысы устроили бы легкое пиршество…
– Да блин! – рявкнула Людка. – Просила же без натурализма… Меня от ваших разговоров сейчас стошнит.
– Тоже мне, журналист, – отмахнулся Тимофей.
– Получается, он находился в другом месте, – не обращая внимания на негодование подруги, продолжила я. – И вдруг от него решили избавиться. Почему? Лежал бы себе да лежал… Если его несколько лет не нашли, значит, место вполне надежное.
– А если нет? – влезла Людка, у которой интерес к разговору сохранялся, хоть она и жаловалась на слабый желудок. – Если место вдруг перестало быть надежным?
– Ну да… – я согласно кивнула. – Возиться с трупом – малоприятное удовольствие. Не стали бы зря беспокоиться. Мешок, кстати, новый или старый?
– Похоже, новенький…
– То есть бедолага все эти годы не в нем лежал?
– Ага. И вдруг его запихнули в мешок да и спрятали в доме.
– А может, все наоборот? – нахмурилась я, демонстрируя работу мысли. – Может, с точки зрения того, кто это сделал, пришла пора трупу объявиться?
– На фига тогда кисти отрубать?
– А чтоб вам жизнь медом не казалась, – фыркнула Людка. – Не все в кабинетах штаны просиживать, надо и побегать.
– Он либо не знал, что дом вот-вот снесут, – продолжила я, – и рассчитывал, что труп еще долго не обнаружат, либо идея заключается в том, чтобы личность убитого вы установили, но на это ушло время.
– А за это время что-то должно произойти?
Людка весело подмигнула:
– Вот так, служивый, просто сидишь и ждешь, что из этого получится.
– Примерно это я и планировал, – сладенько улыбнулся ей Тимка.
– Убили-то его как? – проявила интерес подруга.
– Судя по всему, задушили.
– На заказуху не похоже, – почесав за ухом, заметила Людка.
– Не похоже, – согласился Тимофей. – Киллеры предпочитают не входить в тесный контакт с жертвой.
– А вот почему, кстати?
– Хочешь, я тебе с одним злодеем интервью устрою? Он все расскажет.
– Это с кем?
– Да хоть с Колей Тополевым, пока его не отправили в места очень даже отдаленные.
– С Кощеем, что ли? Он же практически идиот. Двух слов связать не может.
– С этим не поспоришь, Коля – известный молчун, но даже когда молчит, на умного не похож, а вот стрелять умеет так, точно вырос на Диком Западе. Прямо талант. Восемь доказанных убийств. И брал недорого.
– Город многое потеряет, – съязвила Людка.
А я вернулась к предыдущему разговору:
– Об убитом что-нибудь известно? Возраст, к примеру?
– Не старик, это точно. Но и не пацан. Скорее всего, от тридцати пяти до пятидесяти, шатен. Может, еще что нароют, но пока все. Как только определятся со временем кончины, дело веселее пойдет. Проверим, кто без вести пропал в этот период…
– Так, может, он приезжий? – сказала Людка.
– Может. Тогда у нас наверняка висяк. Что не радует ни нас, ни наше начальство.
– Если он приезжий, какой смысл прятать труп несколько лет, а потом еще и перетаскивать? Нет, он почти наверняка из этого города. И человек вам известный.
– Твои слова да Богу в уши. Махонькое везение нам бы не помешало. Я в отпуск хочу, а когда начальство гневается, об отпуске лучше помалкивать.
Разошлись мы в тот вечер поздно, впрочем, в этом не было ничего необычного, то есть вовсе не рассказ Тимофея так на нас подействовал. Посиделки за полночь скорее норма, когда вечер у всех троих свободен. Разумеется, самым занятым из нас был Тимофей и вечера вне дома, к своему сожалению, проводил не так приятно, как ему бы хотелось. Людкина работа тоже требовала жертв. В общем, примерно три-четыре вечера в неделю я пребывала в одиночестве, потому что на работу бежать сломя голову не требовалось, и особых поводов покидать дом тоже не находилось. Хоть я и жила в этом городе больше двух лет, похвастать большим количеством знакомых не могла, наверное, потому что к знакомствам не очень-то стремилась. Но о любви, как водится, мечтала. Вот уж действительно повод согласиться с утверждением, что женская душа – тайна за семью печатями, в просторечии: сама не знает, чего хочет.
Вернувшись к себе, я приняла душ и устроилась в постели с книгой. Но не читала, а лежала с закрытыми глазами, задумавшись. Думы мои, несмотря на недавний разговор о жуткой находке и внезапное появление хозяев в доме с колоннами, были о новом знакомом, что говорило о многом. Мысленно я уже называла его Валькой, в очередной раз отметив, что имя ему идет.
Я незаметно погрузилась в сон, и приснился мне дом с колоннами. Поначалу все было вполне реалистично. Я отправляюсь на пробежку и вижу дом, он погружен в темноту, но ставни, против обыкновения, открыты. Толкнув калитку, я вскоре оказываюсь на крыльце и замечаю, что дверь в дом тоже открыта. И решаюсь войти. В конце длинного холла возникает силуэт человека, он стоит неподвижно. На мужчине старомодный костюм в полоску, на голове вязаная шапочка, эта самая шапка вызывает недоумение, я приближаюсь, человек по-прежнему стоит ко мне спиной. И резко оборачивается, когда до него остается всего несколько шагов.
Лицо его выглядит ужасно, а потом и вовсе начинает расплываться, как подтаявшее мороженое. Я в ужасе бросаюсь к двери, оборачиваюсь и вижу, как мужчина призывно машет мне руками. Руки короткие, потому что кисти отсутствуют, вместо них – окровавленные культи. Я ору от страха и просыпаюсь.
Типичный кошмар, чему удивляться, если до поздней ночи мы говорили о трупе? Я побрела на кухню, по дороге натыкаясь в темноте на мебель, слава Богу, что ее немного. В комнате задернуты плотные шторы, а вот на кухне гораздо светлее. Часы показывали 03.20 утра. Получается, что спала я от силы минут сорок.
Выпив воды из-под крана, я замерла возле окна. Отсюда дом с колоннами не увидишь, но я все равно выискивала взглядом примерное место.
– Дался мне этот дом, – проворчала я в крайней досаде и вернулась в постель.
Должно быть, я еще не отошла от кошмара, и, когда стояла возле окна, возникло странное чувство, будто некто, находящийся в доме, настойчиво звал меня, тянул ко мне невидимые руки… Совсем как мертвец во сне.
– Стивен Кинг, – хмыкнула я, но беспокойство все росло, я даже подумала, не отправиться ли к Людке. Бежать из квартиры сломя голову, разбудить подругу среди ночи только потому, что мне кошмар приснился?
– Меньше надо о покойниках болтать, – вслух произнесла я.
Полежала еще немного. Сна ни в одном глазу. Людку беспокоить я не стала, вместо этого устроилась за компьютером. Работа, как всегда, увлекла. Вторично я взглянула на часы уже в восемь, когда хлопнула дверь Тимофеевой квартиры. Он отправился на работу, а я – спать.

Разбудил меня телефонный звонок. Звонил Федор, которого я в шутку называла своим работодателем. Впрочем, мы, и правда, часто работали вместе.
– Чего голос такой несчастный? – спросил он после моего вялого приветствия.
– Недавно уснула.
– Ну, извини. Прорыв в личной жизни?
– Если бы. Работала до утра.
– С чего вдруг? – вроде бы удивился он. – Дня не хватает?
– Тимка вчера про найденный труп рассказывал, не поверишь, кошмары замучили. Пришлось спасаться работой.
– Ты там с трупами поаккуратней, они до добра не доводят. А сосед твой – дурак, нашел, о чем девушке рассказать. Как работа продвигается?
– Завтра-послезавтра закончу.
– Отлично. Деньги уже перевели. Ты видела?
– Спасибо, не успела проверить.
Федор засмеялся:
– Ты необыкновенная девушка. Такое впечатление, что деньги тебя вообще не интересуют.
– Это сильное преувеличение. Я к ним спокойно отношусь: нет сейчас, значит, будут завтра. Может, поэтому они сами идут мне в руки? Возьми на вооружение.
– Ага, как же. У меня ипотека и два кредита, беременная Юлька и стерва-любовница, которая считает меня миллионером.
– Нелегкая у тебя жизнь.
– Мне интересно, ты вообще деньги тратишь? Я не имею ввиду самое необходимое…
– Трачу, Федя, трачу. Могу тебе в долг дать.
– Нет уж, долгов у меня и так предостаточно. А чего ты, к примеру, квартиру не купишь?
– Зачем? – удивилась я. – Мое нынешнее жилье меня вполне устраивает.
– Собственная квартира – это совсем другое.
– Верю на слово. Просто я не убеждена, что навсегда хочу остаться в этом городе. И выйдет одна морока: сначала покупай, потом продавай… А так шмотки собрал – и пошел, куда глаза глядят.
– Счастливый ты человек, Тинка, – вздохнул Федор. – Я бы тоже так хотел…
– Что мешает? – засмеялась я.
– Да все. Ипотека и кредиты… и даже Юлька. Уж быстрее бы родила. В жизни смысл появится… Да?
– Должен, – ответила я.
– Уверена?
– Это же не моя жизнь, а твоя. Тебе и решать.
– Говорить с тобой – одно удовольствие… Вообще-то я по делу… Тут халтурка подвернулась, деньги небольшие, но и работы на пять минут. Сделаешь? Я точно к субботе не успею, а обещал.
– Хорошо.
– Спасибо. Сейчас все скину, лови.
Мы простились, и я решила, что дальше оставаться в постели смысла нет. Уже собиралась завтракать, когда в дверь позвонили, пошла открывать и обнаружила Людку.
– У тебя деньги есть? – спросила она, проходя на кухню.
– Конечно.
– Блин! – выругалась она. – Правильно Глазков, он же всевидящий глаз правоохранительных органов, говорит, что ты девушка с придурью! Кто еще способен ответить «конечно» на вопрос «есть ли деньги»?
– Он так говорил? – хмыкнула я. – А мне врет: красавица, умница, да еще спортсменка… Сколько тебе нужно?
– Пару тысяч. Тачку заправить нечем.
Пока я ходила за деньгами, Людка выпила кофе, который я себе приготовила.
– Спасибо. А чем это у тебя воняет?
Я пожала плечами. Никакого неприятного запаха вроде не чувствовалось.
– За мойкой мышь, случайно, не сдохла? – по части запахов у Людки пунктик, я вновь начала принюхиваться. – Прикинь, – продолжила она, – мне сегодня всю ночь крысы снились. Здоровые. Будто я в каком-то подвале, а они вокруг так и шмыгают. Проснулась в холодном поту. Хотела Глазкову в стенку стучать, чтоб бежал спасать девушку. Потом решила: больно много чести… И стала читать «Анну Каренину», поставила рекорд: вырубилась на третьей странице.
– А мне покойник приснился, да еще без рук.
– Это вчерашние разговоры, – кивнула Людка. – Нет бы о приятном поговорить… О мужчинах, к примеру…
– Вряд ли Глазкова эта тема увлечет.
– Тогда о бабах… Хотя нам-то они к чему… Ладно, за денежку спасибо. Пойду трудиться. Ну как тут тебе не позавидовать? И деньги есть, и идти никуда не надо.
Проводив Людку, я позавтракала и вернулась с книжкой в руках в гостиную, она же спальная, внезапно осознав, что ничего лучше моего старенького дивана до сих пор не изобрели.
Все бы хорошо, но слова подруги о трупе, на сей раз мышином, в голову запали. Выбравшись на кухню, чтобы налить чаю, я сразу же начала принюхиваться. В самом деле, запах есть. Для начала я избавилась от мусора, прогулявшись до мусорных баков, затем вымыла мусорное ведро. После чего начала принюхиваться с удвоенным рвением. Кончилось тем, что я решила отодвинуть кухонный гарнитур. Был он стареньким, единая столешница у него отсутствовала, так что воплотить свой замысел я смогла без особого труда. Мойку с места я, конечно, не сдвину, но подлезть к ней смогу, если стол перемещу.
В общем, я взялась за дело. Мышиных трупов не обнаружила, но грязи здесь скопилось предостаточно, что неудивительно. За два года жизни в квартире генеральной уборкой я не занималась ни разу, и те, кто жил здесь до меня, этим себя тоже не обременяли.
Собрав мусор в совок, я потянулась к швабре и вот тогда заметила листок бумаги, прилипший к шероховатой задней стенке стола. Я подхватила его с намерением бросить все в тот же совок, но по неведомой причине не сделала это сразу, а повертела листок в руке. И пораженно замерла. Может, реагировать так и не стоило, но в тот момент я почувствовала нечто вроде озарения, как будто всего на несколько секунд увидела наш мир в хитросплетении причинно-следственных связей и поняла, как все устроено…
Длилось сие недолго, но я продолжала еще некоторое время стоять, таращась на листок бумаги. Обычный листок, который используют для заметок и держат под рукой на тот случай, если надо что-то записать. До сих пор в гостиницах такие лежат возле телефонов, а рядом – карандаш или ручка.
В квартире тоже был телефон, но я им никогда не пользовалась, предпочитая мобильный, хотя старательно оплачивала. Листок пожелтел и скукожился, наверное, оттого, что на него попала вода, запись, сделанная шариковой ручкой, выцвела, однако прочитать ее можно было без особого труда: «Нижняя Гончарная, 23. В 17.00». 23-й дом по Нижней Гончарной – это не дающий мне покоя дом с колоннами! И кому-то из бывших жильцов квартиры там назначили встречу. Помнится, Людка говорила, в доме было фотоателье и магазин дамского платья. В магазине время не назначают, а вот в ателье, пожалуй, могут.
Интересно, сколько здесь пролежал, то есть скорее провисел этот листок? Если верить подруге, дом с колоннами в нынешнем его виде стоит лет шесть-семь. Мог листок находиться здесь столько времени?
Я спешно закончила уборку, а найденный листок магнитом придавила к дверце холодильника, самой себе не в состоянии объяснить, зачем это делаю.
Приготовив обед, я вновь села за работу, но во время перерывов подходила к холодильнику и брала листок в руки. Просто наваждение, ей-богу! Вертела его и так и сяк, словно рассчитывая разглядеть что-то еще.
В шесть часов с работы вернулась Людка и заглянула ко мне.
– У тебя пожрать есть?
– Диетический плов сгодится?
– А что, в стране с мясом проблемы?
– С мясом в стране порядок. Ешь, что дают.
Людка пошла мыть руки, но потом решила принять душ. Ожидая ее, я успела накрыть стол и заварила чай. Ждала я ее с нетерпением, и лишь только мы приступили к трапезе, сообщила:
– Трупов за мойкой не обнаружено.
– А чем воняло? – Людка начала принюхиваться. – Вроде сейчас все нормально…
– Совок грязи намела. А еще нашла вот это, – я поднялась, взяла листок и протянула Людке.
– И чего? – спросила она, глядя с некоторым недоумением.
– Адрес. Это дом с колоннами.
– О господи! – она вернула мне листок. – У тебя на этом доме легкий сдвиг. Не находишь?
– Согласись, это все-таки странно, кто-то жил здесь до меня и…
– Тоже незаметно спятил? Может, там какая-то контора была. Дай Глазкову задание, пусть узнает, что там за злые духи… Хотя недолго им осталось…
– В каком смысле?
– В смысле, что есть решение пустить там Любанинскую магистраль. Несколько домов, и твой любимец в том числе, пойдут под снос, зато губернаторский сад не тронут. Вот так.
– Это точно? – нахмурилась я.
– Еще месяц назад решение приняли. А сегодня на пресс-конференции сам мэр сказал. Он, поди, знает, что говорит. Хотя в нашем мэре я не особо уверена. В принципе, правильно, четыре дома, что идут под снос, исторической ценности не представляют, а из-за губернаторского сада такая война развернулась, до президента дошли… И дорогу, в конце концов, надо делать, чтоб всю Россию не смешить.
Любанинская магистраль, о которой говорила подруга, в самом деле стала притчей во языцех. Новую дорогу начали строить лет десять назад, чтобы разгрузить центр города, который просто задыхался в пробках. Шла она по старому руслу реки Любань, от которой осталось лишь название. Еще в прошлом веке речка превратилась в болото, которое осушили, в результате остался овраг, заросший камышом. Он разрезал старый город на две части и портил всю картину. Мало того, запах там стоял весьма неприятный, а еще прибавьте несанкционированные свалки, которые росли в овраге как грибы-поганки.
Оттого новую дорогу и решено было проложить там – чтобы и старую разгрузить, и избавиться наконец от зловония, о котором местные уже стихи слагали, что-то типа «старинный город наш могучий стоит на Любани вонючей».
Однако намерение так намерением и оставалось. Долгое время все ограничивалось десятком «КамАЗов» с песком и дополнительным неудобством для водителей. Каждую весну «КамАЗы» исправно появлялись, затем исчезали, а остряки подсчитывали, сколько денег зарыли на этот раз и утверждали, что на потраченные за десятилетие средства можно было построить дорогу Москва – Пекин.
Одному Богу известно, как долго бы это продолжалось, но тут в город приехал президент. Граждане с восторгом вышли его встречать, однако картину всеобщей радости подпортили ходоки от народа с длинным перечнем заслуг лихоимцев-чиновников. Любанинская магистраль заняла там почетное первое место. Не успел президент отбыть в соседнюю область, как «КамАЗы» пошли сплошным потоком, в рекордные сроки завалив песком даже то, что заваливать не стоило. И тут возникла новая проблема. Так как всерьез строить дорогу, по-видимому, никто не собирался, реального плана строительства попросту не существовало, и его пришлось изобретать на ходу. Тогда и выяснилось: чтобы провести дорогу из пункта А в пункт Б, потребовалось бы снести старое духовное училище, а главное, отдать под дорогу часть бывшего губернаторского сада, который считался любимым местом отдыха горожан. И хоть взамен предлагалось создать сразу два парка с фонтанами и детскими площадками, горожане стояли насмерть, а чтобы местная власть в одночасье не решила вопрос при помощи бульдозера, отправили петицию президенту, собрав аж сорок тысяч подписей. Если верить Людке. Ясное дело, снести четыре дома, один из которых давно заброшен и затянут сеткой, куда проще, чем справиться с народным гневом.
– Значит, дом снесут? – спросила я, точнее, подумала вслух. – Когда?
– Ну, на днях вряд ли получится. Надо же все согласовать, наверняка кто-то из жильцов заартачится… Полгода, думаю, еще простоит. Находись он на пару-тройку метров подальше, мог бы выжить, а так оказывается практически на обочине.
– Жаль. Красивый дом.
– Да ладно! Чего в нем красивого? Сама говоришь: выглядит жутко…
«Может, хозяева объявились, узнав о предстоящем сносе?» – подумала я, убирая посуду.
Людка побежала по делам, а я, немного послонявшись по квартире, решила позвонить своей квартирной хозяйке.
Мой звонок Марину Витальевну насторожил. Обычно я звонила раз в месяц, когда наступал срок оплаты квартиры, до которого было еще далеко, и, едва поздоровавшись, она спросила:
– Тиночка, что случилось?
– Все в порядке, – ответила я и заверила, что в обозримом будущем съезжать не собираюсь. Это ее заметно успокоило, а я продолжала: – Марина Витальевна, я решила сделать генеральную уборку и мебель в кухне отодвинула…
– Что-то не так? – вновь заволновалась она.
– Все нормально, – повторила я. – Нашла записку, которая за стол завалилась. Вот и хотела узнать, кто жил до меня в этой квартире.
– Какую записку?
Хозяйка моя, женщина нервная, пребывала в постоянной тревоге, каждое мгновение ожидая от мира какой-нибудь пакости. Малейшее изменение в привычном течении жизни вызывало у нее едва ли не панику. Она боялась, что лишится квартирантки и придется искать другую, что крыша старая, квартиру зальет и надо будет делать ремонт; что зима будет холодной и полопаются трубы; лето – жарким и начнутся пожары…
Собственно, по этой причине я и старалась свести наше общение к минимуму. Заезжая к ней, деньги передавала у порога и, отговорившись делами, тут же сбегала, а если она ко мне наведывалась, встречала ее в дверях уже одетая и торопилась покинуть квартиру. Иногда и вовсе оставляла деньги в почтовом ящике, от которого у нее был ключ. Этот способ ей не нравился, хотя доступ к ящикам внизу никто, кроме нас с ней, Тимофея и Людки, не имел, а у них ключа от ее ящика, соответственно, не было. Почтальоны всю корреспонденцию, состоявшую в основном из счетов, закидывали в щель, предусмотрительно сделанную в двери, что Марину Витальевну, кстати, тоже беспокоило: «счета потеряются». Мне стоило больших трудов объяснить, что при автоплатежах весь этот ворох бумаг без надобности.
В общем, обращаясь к ней, я прекрасно понимала, что нарушаю привычное течение ее жизни и подвергаю себя испытаниям. Но любопытство было сильнее.
– Давайте я вам ее покажу. Ничего особенного, но меня она заинтересовала. Вот я и хотела поговорить о прежних жильцах. Можно по телефону поговорить, если вам удобнее.
– А как же записка?
– Я вам ее прочитаю.
Она с минуту размышляла.
– Я приехать не могу, у меня варенье… Приезжай прямо сейчас и записку привези.
– Хорошо. Спасибо.
Я поспешила закончить разговор, собралась за пять минут и покинула квартиру.
Жила Марина Витальевна в трех троллейбусных остановках отсюда, и я решила отправиться к ней пешком. Разомнусь, а заодно придумаю объяснение моему внезапному любопытству.
Двухподъездную пятиэтажку втиснули между особняками начала прошлого века, и была она как бельмо на глазу. Совершенно неуместное здесь сооружение, но году в семидесятом, когда строили этот дом, должно быть, считали иначе.
Набрав код на домофоне и сообщив о своем приходе, я поднялась на третий этаж. Марина Витальевна ждала меня, стоя в дверях.
Было ей лет сорок пять, выражение лица такое, словно она говорила: «Когда ж вы меня в покое оставите!»
– Заходи, Тиночка, – сказала Марина.
Я вошла, сбросила балетки, отказалась от предложенных тапочек и вслед за хозяйкой направилась на кухню. С вареньем она уже закончила. Земляничный запах еще стоял на кухне, но медный таз был убран на один из шкафов, а на столе выстроились стеклянные банки, на крышках которых Марина Витальевна фломастером написала «земляника». Должно быть, боялась перепутать.
– Вот сюда садись, – засуетилась хозяйка. – Хочешь чаю?
– Спасибо, ничего не надо.
– Ага… А где записка?
Я достала листок бумаги и протянула ей. Руки ее дрожали, что, в общем-то, не удивило. Зная ее характер, я не сомневалась: ничего хорошего она от жизни в принципе не ждет.
С минуту Марина Витальевна разглядывала записку, точно там не пара слов, а текст на три тысячи знаков. Потом взяла очки, лежавшие на холодильнике, и вновь принялась читать. Губы ее при этом шевелились, словно у первоклашки. Я приготовилась к испытаниям.
– Я ничего не понимаю, – жалобно произнесла она, положив листок на стол перед собой.
– Видите ли, 23-й дом вроде бы нежилой, а моя подруга мечтает устроить там фотосессию, вот я и подумала: может, кто-то из ваших бывших квартирантов знаком с хозяином дома?
– Какой дом? Господи, Тина, как ты меня напугала…
«Интересно, что ж такого страшного я сказала?» – очень хотелось спросить мне, но вместо этого я начала плести про подругу и фотосессию, а Марина Витальевна, сложив руки на коленях, продолжала смотреть на пожелтевший листок бумаги с таким выражением, точно перед ней устроилась гадюка.
Разумеется, я уже жалела, что пришла сюда, и тут Марина сказала:
– Теперь придется в полицию идти. Как думаешь?
Это уж вовсе никуда не годилось, и я, не сдержавшись, спросила:
– В полицию-то зачем?
– А вдруг это важно?
– Кому?
– Ну, не знаю… – она тяжело вздохнула.
«С ума сойти», – мысленно простонала я, а вслух сказала:
– Это просто адрес, который кто-то из квартирантов записал на листке бумаги. Я сомневаюсь, что в полиции этим заинтересуются.
– Думаешь? А следователь сказал, если что-то вдруг вспомните или еще чего…
– Какой следователь? – насторожилась я.
– Фамилии я уже не помню. Шесть лет прошло.
– Стоп! – прорвало меня.
Может, прозвучало не особо вежливо, но подействовало. Марина Витальевна теперь смотрела и помалкивала, а я задала вопрос:
– Что случилось шесть лет назад?
– Как же… сестра моя пропала.
– В каком смысле «пропала»?
– В таком, – пожала плечами она. – Была и нет.
– Но… – подобное в моей голове не особо укладывалось. – Она возвращалась с работы или еще куда-то пошла? При каких обстоятельствах это случилось?
– Да никаких обстоятельств не было. Пропала и все, до сих пор ни слуху ни духу… Такие обстоятельства.
– А почему вы решили, что записка имеет отношение к вашей сестре?
– Почерк-то ее.
– Вы уверены?
– Конечно, уверена. Почерк у нее красивый, буковки ровненькие и с завитушками. Она еще в детстве всем поздравительные открытки подписывала. Здесь видно, что спешила, но все равно буковки одна к одной.
Приподнявшись, я посмотрела на записку. Буквы действительно ровные, и завитушки присутствуют.
Тут Марина Витальевна вскочила, бросилась в прихожую, начала рыться в верхнем ящике комода и вскоре вернулась с поздравительной открыткой.
– Вот, смотри. Это она мне на день рождения дарила, а потом пропала, недели через две. День рождения у меня 30 мая, а хватились Эмму 14 июня. Это я отлично помню.
Пожалуй, насчет почерка Марина Витальевна права, я, конечно, не графолог, но очень похоже.
– А кто ее хватился? – задала я очередной вопрос.
Марина устроилась на стуле, тяжело вздохнула и ответила:
– Подруга ее. Варька Спиридонова. Она как раз под Эмкой жила.
– А ваша сестра жила в квартире, которую вы сейчас мне сдаете?
– Ну… квартира родительская. Папа умер, когда Эмке четыре года было. А маму мы восемь лет назад похоронили. Хотели квартиру продать, но у Эмки своего жилья не было, она то у хахаля своего, то на съемной. Не складывалось у нее с мужчинами… Хотя сама, конечно, виновата. Мама ей говорила: до свадьбы к себе не подпускай, а она с пятнадцати лет парням на шею вешалась. Мама только диву давалась, в кого Эмка такая шалава… Извини, Тиночка. Это я от нервов…
– Ничего-ничего, – замотала головой я. – Значит, сестра осталась в родительской квартире?
– А куда ей еще? У меня квартира своя, у нее нет. Пошла сестре на уступки. На те деньги, что ей причитались, она бы квартиру не купила. Если только на окраине, а ей туда не хотелось. Рассудили так: за год-два она подзаработает деньжат, тогда и квартиру на продажу выставим. Да не успели, пропала сестра.
– И первой на это обратила внимание соседка?
– Да. Варька. Они с детства дружили. А с сестрой мы в то время не очень ладили. Виделись редко. Она и на день рождения ко мне заскочила на полчаса. Дела у нее… Что за дела? Она ведь даже не работала. С одного места уволилась, а другого не нашла. Кто ж так увольняется, скажи на милость? Надо головой-то думать, что делаешь… А 14 июня у Варьки день рождения. И она, само собой, Эмки хватилась. То есть хватилась раньше, но не беспокоилась. Мало ли куда подруга сорвалась, Эмка – она такая… Поманит какой-нибудь мужик – и понеслась душа в рай. Она и с работы уволилась, потому что в отпуск ее не отпускали, а ее, видишь ли, любовник в Турцию позвал. Слетала в Турцию, работы лишилась, а потом, конечно, и любовника. Ну, а Варвара забеспокоилась, когда Эмка на день рождения к ней не пришла и даже не поздравила. И мне позвонила. Я сначала отмахнулась, хорошо сестру зная, но тревогу почувствовала. Варька-то права, дружили они с трех лет, и не было такого, чтоб сестра ее не поздравила. Я в квартиру. Все вещи на месте. Паспорт в шкафу, и загранпаспорт тоже. Выходит, никуда она не уехала. Куда без паспорта? Я сразу в полицию заявила. Они Варьку поспрашивали, еще кое-кого из соседей… На том все и кончилось. Шесть лет никаких известий. Два раза на опознание вызывали. Такой ужас… Хорошо, Варька со мной ходила. Слава богу, не Эмка в морге лежала, но ты подумай, что я пережила. Я на этом деле инвалидность заработала. С мужем развелась. Кому я нужна, больная-пребольная. И сейчас опять все сначала? Начнут водить по кабинетам да трупы показывать. Ужас, – она передернула плечами и заплакала.
– Но… вдруг это действительно важно? – нерешительно сказала я. – Вдруг встреча, которая произошла в двадцать третьем доме, имеет отношение к ее исчезновению?
– Имеет не имеет… Шесть лет прошло. И ты сама говоришь, дом-то этот заброшенный. И неизвестно, когда Эмка записку писала. Она в квартире два года жила. А неряха была – ужас. Уж точно гарнитур не двигала ни разу.
– И все-таки…
Марина смотрела так, точно я по капле пью ее кровь, потом кивнула:
– Только я одна не пойду. Да у меня в их коридорах приступ начнется. Еще в больнице окажусь… И был бы толк. Шесть лет прошло…
– Эмму признали мертвой? – сообразила я.
– А как же…
«Она за квартиру боится, что ли?» – подумала я. Впрочем, длинный список «чего боится моя хозяйка» можно продолжать до бесконечности.
– Ладно, – сказала я, поднимаясь. – Я записку Тимофею Глазкову покажу. Он подскажет, как поступить.
– Точно, – обрадовалась Марина. – Может, без меня как-нибудь обойдется. Мне с моим здоровьем…
Я заверила, что ее здоровье мы будем беречь, и поспешила к двери.