«Большую книгу» выберут среди романов. Обзор прессы за неделю

На прошедшей неделе газеты дружно анализировали «короткий список» премии «Большая книга», вспомнили о юбилее поэта Владислава Ходасевича, обратились к антологии Евгения Евтушенко «Десять веков русской поэзии» — на сей раз об Инне Лиснянской, а также рецензировали не самую обычную книгу – комиксы «сказочника для взрослых» Нила Геймана о Песочном человеке.

«В Греции откроют памятник А. С. Пушкину. Памятник подарен городу Родос известным московским скульптором Григорием Потоцким», сообщает «Вечерняя Москва» в номере от 24 мая. Событие состоялось 28 мая. «Григорий Потоцкий — автор памятников А. Пушкину в России, Германии, Республике Сербской, Турции, на Филиппинах, в Китае, Египте, США, Канаде. Каждый новый памятник Пушкину не похож на предыдущий. И тем не менее — это Пушкин. Пропорции так угаданы, что создают подлинный образ поэта.  Внутренний порыв, динамика, создают совершенно неожиданный эффект.  Эмоциональное решение образа в памятнике настолько точно передаёт Пушкина, и некоторая, на первый взгляд неточность форм, ещё более усиливает впечатление, что перед нами Пушкин. Художник дарит памятники тем странам, в которых особенно тяжелая экономическая ситуация, кризис. И в эту минуту поддержать, когда на культуру нет денег и возможностей, особенно важно. Только в области духовности мы можем обрести взаимопонимание и необходимое нам всем единство общечеловеческой культуры».

«В Москве назван короткий список номинантов на премию «Большая книга». В нем не оказалось ни рассказов, ни биографий, ни документальной прозы», отмечает «Коммерсантъ» в номере от 26 мая. «В небольшой список (регламент позволяет включить в него до пятнадцати имен, но эксперты предпочитают держаться минимума в восемь) вошли одни романы. Впервые за историю премии, первым лауреатом которой стала написанная Дмитрием Быковым биография Бориса Пастернака, а последним — книга Павла Басинского о Льве Толстом. В этом году Быков снова в списке — на этот раз с романом о литературной жизни 20-х годов «Остромов, или Ученик чародея». Вошел в число финалистов и Михаил Шишкин со своим «Письмовником» — в первый год премии его роман «Венерин волос» занял третье место. Владимир Сорокин, только недавно получивший премию НОС за повесть «Метель», с «Метелью» же оказался и в коротком списке «Большой книги». Остальные финалисты: Сергей Кузнецов с семейной сагой «Хоровод воды», роман Ольги Славниковой «Легкая голова» и ряд крепких толстожурнальных прозаиков — Юрий Арабов («Орлеан), Юрий Буйда («Синяя кровь»), Дмитрий Данилов («Горизонтальное положение»), Алексей Слаповский («Большая книга перемен»), Сергей Солоух («Игра в ящик»)», перечисляет финалистов «Ъ». «Список мог бы быть и больше — в нем нет ни «Ананасной воды для прекрасной дамы» Виктора Пелевина, ни «Зеленого шатра» Людмилы Улицкой, нет целого ряда молодых прозаиков, о наличии которых в длинном списке так бодро говорилось на его объявлении. Но эксперты ограничились десятью авторами, как минимум три из которых получат премии в конце года… В списке этого года, состоящего из строго художественной литературы, выбирать придется не из фикшна и нон-фикшна, а, вернее всего, между именами знакомыми и незнакомыми, новыми. Тем более что генеральная линия большинства романов короткого списка одна — попытка увидеть современность через историю. Оттуда 20-е в романе Дмитрия Быкова и 60-е в романе в письмах Михаила Шишкина, и 70-е в «Игре в ящик» Сергея Солоуха. Юрий Буйда в «Синей крови» пересказывает историю актрисы Валентины Караваевой (в романе — Ида Змойро), Сергей Кузнецов в «Хороводе воды» пишет о героях в разборках со своей семьей и прошлым. И даже Владимир Сорокин в «Метели» отправляет своего героя в путь от пушкинского прошлого до китайского будущего. Это бесконечное выяснение отношений с прошлым и историей в русской литературе похоже на затянувшуюся семейную драму, участвовать в которой изнурительно, а выйти из которой невозможно. Но судя по тому, что многостраничные документальные романы сменили такие легкие и почти счастливые тексты, как шишкинский «Письмовник», у драмы возможен если даже не конец, то переход в другое измерение».

«Борьбу за три «большекнижные» награды продолжат десять романов. Почему претендентов десять, а не больше, что дозволяет регламент? Видимо, потому что экспертам захотелось проявить взыскательность и до предела сократить группу соискателей. Чтобы знатоки языками цокали: Ну, строги! Всем шортам шорт!», иронизирует обозреватель «Московских новостей» Андрей Немзер в номере от 26 мая. «В результате этой изящной операции с дистанции слетело несколько приметных и живых сочинений, «культовые» опусы двух «культовых» авторов, впрочем, уже одаренных нашей самой денежной премией («Ананасная вода для прекрасной дамы» Виктора Пелевина и «Зеленый шатер» Людмилы Улицкой), и прекрасный роман Елены Катишонок «Когда уходит человек», который, по моему разумению, непременно должен был войти в тройку победителей. Больше скажу: работу Катишонок я считаю самым отрадным событием отнюдь не дурного (лучшего за последние годы!) литературного сезона. Досада же от решения экспертного совета «Большой книги» особенно сильна потому, что история «Русского Букера», похоже, прекратила свое течение. Бог весть, на время или навсегда (этот сюжет требует отдельного разговора), но и при добром расположении звезд едва ли очередная (двадцатая!) романная награда будет вручена в срок. Не потому ли эксперты «Большой книги» впервые отринули установку на жанровое разнообразие, которым эта премия так кичилась? Ни тебе «ЖЗЛ» (в длинном списке светились три книги с факелами) и ее аналогов, ни интеллектуальной эссеистики, ни новеллистических сборников. И правда, зачем теперь на уши вставать, если треклятый конкурент впал (загнан) в летаргию? Ведь о том, что «большой книгой» у нас может быть только роман, все знали и в пору активно разогреваемой моды на non fiction. Поиграли — и будя. Порядок в танковых частях», пишут «МН». «Цветут, цветут на большекнижной клумбе сто цветов. Дерзость изо всех сил поощряют. А также молодость. О чем председатель экспертного совета Михаил Бутов счел необходимым сообщить специально. И правильно сделал. Дерзость, которую всяк понимает по-своему, может, и без него бы заметили. А с молодостью как-то сложнее… Впрочем, выход на финишную прямую «Остромова» и «Письмовника» занимателен вовсе не вдруг обнаружившейся молодостью авторов. Их романы — солидные, преисполненные велемудрой скорбью, блещущие наработанными изысками, каждым словом подтверждающие «культовый» статус сочинителей… типичные «большие книги» нашего времени. Такие же, как пролетевшие мимо кассы творенья Улицкой и Пелевина…» «Вот и добрался я до своей тройки: «Легкая голова» Ольги Славниковой, «Большая книга перемен» Алексея Слаповского, «Игра в ящик» Сергея Солоуха. Подчеркну: речь идет о моем выборе, а вовсе не о предсказании результата. Лучшие шансы несомненно у Славниковой. Несмотря на легкий скандалец, случившийся после публикации первой части романа, опрометчиво принятый кое-кем за целое, а может, в какой-то мере и благодаря ему (любой шум на пользу). Славникова хоть и замечательный прозаик, но в литературный истеблишмент крепко встроена… Да и для более-менее широкой публики имя Славниковой не пустое. Перспективы Солоуха (о его романе я недавно рассказывал) и Слаповского («Большая книга перемен» покамест опубликована в саратовской «Волге», ее отшлифованная книжная версия должна появиться летом) туманнее. Но, кажется, не безнадежны. Бодрость внушает звукоряд — фамилии трех любезных мне претендентов начинаются с одной и той же буквы. Увековеченной в чудесном стишке о девице (машине), что шла темным лесом за любовным (каким-то) интересом… Впрочем, с той же буквы начинается и фамилия Сорокин».

«На традиционном литературном обеде в ГУМе был объявлен короткий список премии «Большая книга». Нон-фикшн подвинули, роман пропустили вперед», продолжают тему «Ведомости» в номере от 26 мая. «В этом и состоит главная новость нынешнего сезона. «На этот раз у нас получился фактически романный список», — сказал председатель экспертного совета писатель Михаил Бутов. Биографии, мемуары и эссе и прочая проза-док были сняты с дистанции. В результате оказались отсечены несколько по-настоящему сильных и добросовестных биографии: Хемингуэя в исполнении Максима Чертанова, Гагарина — Льва Данилкина, Блока — Владимира Новикова. Не загрузили на корабль, плывущий в светлое завтра(первый приз — 3 млн, второй — 1,5 млн, третий — 1 млн руб.), и автобиографические книжки: задевающую нервной открытостью прозу Сергея Шаргунова «Книга без фотографий»… рассказывающую о детстве нынешних сорокалетних «Скунскамеру» Андрея Аствацатурова, писательские «записки на манжетах» Даниила Гранина. Более ценным грузом экспертам показались «Орлеан» Юрия Арабова, «Синяя кровь» Юрия Буйды, «Остромов, или Ученик чародея» Дмитрия Быкова, «Горизонтальное положение» Дмитрия Данилова, «Хоровод воды» Сергея Кузнецова, «Большая книга перемен» Алексея Слаповского, «Легкая голова» Ольги Славниковой, «Игра в ящик» Сергея Солоуха, «Метель» Владимира Сорокина,«Письмовник» Михаила Шишкина. В этом списке присутствуют несколько достаточно очевидных лидеров», полагает газета. «В первую очередь — это Ольга Славникова… Не меньшие шансы на финал и у Михаила Шишкина… Не удивлюсь, если одним из призеров станет Сергей Солоух с «Игрой в ящик» — повествованием о математиках-аспирантах начала 1980-х, объемно передающим аромат времени, точно диагностирующим тогдашние соблазны, хотя и писанным слишком вязко, длинно, без заботы о читательском интересе. Не исключено, впрочем, что и танцующий свою зубастую чечетку на костях русской классики Владимир Сорокин тоже окажется в призерах. Хочется надеяться, что романная горячка свалила «Большую книгу» вовсе не потому, что премия «Букер», вручаемая за лучший роман и до сих пор не обретшая спонсора, пока так и не объявила конкурса. Хочется верить, что экспертами руководило лишь похвальное желание меняться и, следовательно, двигаться вперед. И короткий список, пусть и с оговорками…получился совсем неплох. Плохо другое: литературных премий у нас по-прежнему страшно мало. Настолько, что для иных авторов, причем вовсе не литературных ветеранов, наград буквально не осталось. В писательском венке Дмитрия Быкова есть и «Нацбест», и «Большая книга», а у Михаила Шишкина помимо этих двух еще и «Букер». Вот и приходится идти по второму кругу».

«Новые Известия» в номере от 27 мая публикуют отрывок из Евгения Евтушенко «Десять веков русской поэзии» об Инне Лиснянской. «В кошмарах не без оснований разочарованного в коммунизме, но не очарованного и капитализмом Джорджа Оруэлла все-таки не хватает хотя бы подспудного противопоставления культуры и тоталитаризма, свойственного не только одной политической системе. А ведь свободная мысль, как в живых тайниках, пряталась в людях самых несвободных обществ и мужала именно в силу неизбежного духовного сопротивления… Мне повезло: со своей манией поиска единомышленников, прежде чем прорваться сквозь железный занавес в остальной мир, я побывал во всех республиках Советского Союза, в самых отдаленных местах России – на Камчатке, на Чукотке, на Сахалине, в Магадане и прошел по семи сибирским рекам. И везде, несмотря на неустанное пропагандистское оболванивание населения, находил точечные пульсирующие тайники интеллигентности и свободомыслия. И в Баку, родном городе Инны Лиснянской, я встретил многих упрямых, думающих людей – и азербайджанцев, и русских, и евреев, и армян, которые отнюдь не враждовали тогда, а были заодно, понимая, что у всех у них общий враг – пропитанная сталинизмом феодальная партократия…» «В 1978 году Василий Аксенов пригласил Семена Липкина и Инну Лиснянскую, уже ставших мужем и женой, участвовать в альманахе «Метрополь», который должны были составить произведения, не пропущенные советской цензурой. Когда на организаторов и авторов альманаха обрушились поношения и оргвыводы, Липкин и Лиснянская вышли из Союза писателей, протестуя против исключения оттуда молодых «метропольцев». В отместку пожилую супружескую пару просто-напросто лишили средств к существованию, закрыв доступ к печати. Их явно подталкивали к отъезду. Но уехать они не могли, потому что знали: обратного билета не будет. Не зря Лиснянская писала о своей звезде:

А с моей ничего не случится,

И никто никогда не поймёт,

Что чужая страна мне не снится,

А родная заснуть не даёт.

У нее не было расхождения между стихами и жизнью, как это иногда случается, приводя к омертвению таланта.

Я в русский снег и в русский слог

Вросла – и нету выхода, –

Сама я отдалась в залог

От вдоха и до выдоха!

Семь лет непечатания на родине были нелегкими и опасными, но они стали годами творческого расцвета и для Липкина, и для Лиснянской, потому что нравственная несломленность стала опорой их творчества… Потеряв соратника-мужа, который многое передал ей из своего опыта, Инна Львовна продолжает работать, да так, что он был бы горд за нее. Вся наша страна после Сталина оказалась гигантским госпиталем лицевого ранения, но были и есть писатели, которые возвращают лица людям и достоинство – самой отечественной литературе. Среди них и Василий Гроссман, и Семен Липкин, и Инна Лиснянская – поэт с душою санитарки», цитируют «НИ» автора книги. В материале приведены и стихотворения героини книги.

* * *

Я вроде бы из тех старух,

Чей вольный не загублен дух

Ни лицедейством, ни витийством.

Судьба, прочитанная вслух,

Мне кажется самоубийством.

И вновь, как робкий неофит

Или опознанный бандит,

Бегу подмостков, многолюдства

И доживаю жизнь навзрыд

В родимой полумгле искусства.

«Московские новости» в номере от 27 мая обращаются к теме 125-летия со дня рождения Владислава Ходасевича. «Я угасну… Я угасну…/ Все равно… Умру, уйду./ Я скитаюсь здесь напрасно./ Путь далек мне. Я пойду. // Небо низко. Ветер злобен./ Травы вялы. Пал туман./ Призрак счастья тускл и дробен./ Жизнь — томительный обман. // Вы — останьтесь. Вам за мною/ Не идти. Туман глубок./ Я уйду, закроюсь мглою…/ Путь неведом и далек… Стихотворение датировано 30 октября 1904 года. Автору — студенту Московского университета — восемнадцать лет. Это явно далеко не первый опыт: составляя канву автобиографии, памятливый Ходасевич отметил уже 1903 год записью стихи навсегда. Тридцать с лишком лет спустя он отчеканит оду «главному» русскому стиховому размеру, тому, что «надоел» уже Пушкину, но сохранил (и по сей день хранит) обаяние и мощь. Не ямбом ли четырехстопным,/ Заветным ямбом допотопным?/ О чем, как не о нем самом — / О благодатном ямбе том? // С высот надзвездной Музикии/ К нам ангелами занесен,/ Он крепче всех твердынь России,/ Славнее всех ее знамен <…> Таинственна его природа,/ В нем спит спондей, поет пэон,/ Ему один закон — свобода./ В его свободе есть закон… Восславленный на пороге небытия (примерно за год до кончины поэта) размер не зря назван благодатным. Он не изобретен, а дарован свыше. Он той же небесной природы, что музыка, о которой поведано в стихотворении, открывающем «Тяжелую лиру». Вышедший колоть дрова поэт слышит музыку, не различимую его дородным соседом… Строки, запечатлевшие и восславившие музыкальный экстаз (выход за пределы земного мира, следствием которого в финале стихотворения становится преображение всего призрачного каждодневного бытия), были написаны той же рукой, что формально им резко противоречащие. Я — чающий и говорящий./ Заумно, может быть, поет/ Лишь ангел, Богу предстоящий, — / Да Бога не узревший скот/ Мычит заумно и ревет./ А я не ангел осиянный,/ Не лютый змий, не глупый бык./ Люблю из рода в род мне данный/ Мой человеческий язык:/ Его суровую свободу,/ Его извилистый закон…/ О если б мой предсмертный стон/ Облечь в классическую оду!.. Ходасевич предчувствовал такой изворот судьбы. Уж и возвышенным, и низким/ По горло сыт,/ И только к теням застигийским/ Душа летит. // Уж и мечта, и жизнь — обуза/ Не по плечам./ Умолкни, Парка! Полно, Муза!/ Довольно вам! Это о Пушкине в его день рождения, ставший последним. Но, разумеется, не только о нем. И не о физической расправе он думал в более-менее благополучном 1924 году, давая ироничные и твердые наставления на будущее «Себе»: Не жди, не уповай, не верь:/ Все то же будет, что теперь./ Глаза усталые смежи,/ В стихах, пожалуй, ворожи,/ Но помни, что придет пора — / И шею брей для топора. А как же славный водопад кипящих российских стихов? Да по сказанному: И чем сильней спадают с кручи,/ Тем пенистей водоворот,/ Тем сокровенней лад певучий/ И выше светлых брызгов взлет — // Тех брызгов, где, как сон, повисла,/ Сияя счастьем высоты,/ Играя переливом смысла, — / Живая радуга мечты… Мало кто из наследников Орфея избежал соблазна отказаться от своего дела, что вдруг начинало казаться бессмысленным, лживым, неуместным. Мало кто не прошел сквозь годы душащей немоты. Никто не знает, что сталось бы с Ходасевичем, если б не случившаяся 14 июня 1939 года смерть — смерть поэта».

«У нас в России нет традиции чтения комиксов. Напротив, у нас есть давняя традиция иронизировать по поводу традиции чтения комиксов», — отмечает «НГ-Exlibris» в выпуске от 26 мая, рассказывая о книге Нила Геймана «The Sandman. Песочный человек. Книга 1. Прелюдии и ноктюрны» — действительно, книге комиксов.  «Иногда в метро заглянешь через плечо какой-нибудь барышни в пестрый журнал, что она читает (мужики все же либо не читают вообще ничего, либо читают что-то специально-деловое, либо уж что-то неприличное), и невольно подумаешь: «Да лучше бы она была неграмотной! Или читала бы комиксы». Хотя, смею вас заверить, не каждый сможет читать современный комикс и понимать суть – тут тоже нужен навык… Он кажется примитивным тем, кто не умеет воспринимать информацию с картинки. А в комиксе – синтез сюжета, графических изображений, каллиграфии и реплик. Все важно. Все взвешенно. И тогда возникает не просто комикс, а графический роман. А это самостоятельный жанр, прошедший развитие, как, пожалуй, любой жанр, от вульгарного примитива до настоящих шедевров», пишет газета. «Нил Гейман – сейчас один из самых интересных британских авторов-постмодернистов, играющих с мифами и архетипами. Его произведения – сказки для взрослых, иногда страшноватые, иногда романтические, но всегда увлекательные и загадочные… В сказочном мире Геймана есть Вечные – они древнее богов. Боги уходят, когда в них перестают верить люди, а Вечные остаются. Говоря языком современной психологической науки, это – архетипы. Среди них – Смерть и ее брат Сон. В комиксе они вполне антропоморфны и несколько напоминают музыкантов и поклонников готического рока. Группа оккультистов стремится пленить Смерть, но попадается Сон. Первая книга серии The Sandman – «Прелюдии и ноктюрны» – повествует о том, как он был пленен, как освободился и вернул себе свои магические атрибуты. В названии обыгрывается название произведения Шопена. В тексте также множество отсылок к произведениям Гомера, Шекспира, Данте, Кэрролла, песням Элвиса Костелло, группы The Doors и много еще к чему. Здесь мифологические персонажи вроде Люцифера и Вельзевула соседствуют с комиксовыми вроде Джона Константина (известного по фильму «Константин» с Киану Ривзом). Финальная глава вообще прекрасна – в ней Сон совсем по-готски впадает в депрессию, чем демонстрирует свою человеческую сторону, и сестренка Смерть в образе лохматой девчонки его приводит в чувства… Надо отдать должное издателям и редакторам русского перевода. Поскольку, как было сказано выше, у нас нет традиции чтения комиксов. То, что понятно американцам, нам не ясно без комментариев… В общем, в русском варианте это не только сочетание увлекательной мифологической истории с выразительными картинками, но еще и культурологическое исследование, знакомящее нас с малоизвестным для нас пластом западного печатного искусства.

Традиционно, «НГ-Exlibris» выбирает и пять книг недели: на сей раз это Виктор Кондырев, «Все на свете, кроме шила и гвоздя: Воспоминания о Викторе Платоновиче Некрасове. Киев–Париж. 1972–1987 гг.» (АСТ: Астрель, 2011); Герман Власов, «Определение снега: Книга стихотворений» (Водолей, 2011); Юрий Рубинский, «Франция. Время Саркози» (Международные отношения, 2011); «Ядерная перезагрузка: сокращение и нераспространение вооружений», под ред. А. Арбатова и В. Дворкина (Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2011); Лев Колодный, «Рукописи не горят. Как был найден «Тихий Дон»» (Голос-Пресс, 2011).

Вероника Шарова