Михаил Идов. Кофемолка. Corpus, 2009

Сразу же предуведомляем читателей, что автор этого романа кофе не пьёт. Зато ему доподлинно известно, что кафе для американцев среднего интеллектуального класса действительно Нечто, служащее одним из признаков этой самой интеллектуальности…

Знакомьтесь, Михаил Идов. В детстве и отрочестве – рижанин. С начала 90-х и по сей день – американец. Ныне к тому же — российский писатель. С тех самых пор, как в 2009 году лично перевел на русский свой англоязычный роман «Ground Up», сделав его «Кофемолкой»: «Мне просто повезло с лишним языком. Это как глаз на затылке или третья рука: странно, но полезно. Спасибо ядерной сверхдержаве за эксперименты, приведшие к таким мутациям».

Итак, мы в Нью-Йорке, где семейная пара вышеупомянутых интеллектуалов (он – Марк Шарф, «еврейский гуманитарий», предки из России; она – Нина Ляу, «гламурная азиатка», предки из Юго-Восточной Азии) решает(ся) открыть собственное кафе-салон. Так сказать, творчески перераспределиться: из абстрактного в конкретное. И работать, работать, работать. В результате, согласно железной логике истории и волей автора, наши герои «воспроизводят классическую траекторию «американской мечты» в строго обратном направлении».

Первые радости, связанные с чтением «Кофемолки», приходят быстро и остаются до последней страницы. Читается легко (слог), даже с радостью (юмор). Как родное даже: идеи носятся в воздухе, а атмосфера не знает границ. Хотя, казалось бы, где он, тот Нью-Йорк?! Но — культурный контекст: от довлатовского «Ремесла» до только недавно отсмотренной «Душевной кухни»! Но — производственный роман со сладостным избавлением от отечественных чёрных реалий (бандитов, контрольных выстрелов, заднепроходной бюрократии)! Но – искусство (пусть и кофейное) против массовой культуры! Просто увлекательное приключение души и тела сквозь дело!

Впрочем, не надо оваций. Сермяжная правда быстро выступает наружу. Захотев «получать выручку не деньгами, а смыслом» и уверовав в «созидательное начало предпринимательства», Марк и Нина тут же узнали жизнь лучше, но с худшей её стороны. Выяснилось, что люди – как люди («Неужели мы снова переоценили утончённость наших посетителей?»). Что дурной общепит (масскульт) неказист, зато неистребим и неотвратим (Марк: «Я чувствовал себя как человек, проигрывающий спринт выводку черепашек»). Что медиа правят миром, и о великолепии большинства вещей сегодня говорит не их качество, а «журнал, канал, портал, «Вог», блог, Бог», и последний затесался в этот ряд только для некоторой солидности. Что, наконец, искусство – не настоящий мир, а настоящий тот, где «деньги делаются на деньгах и СМИ пишут о СМИ», где всё сложное и оригинальное лишь удобрение для простого, банального, скучного и утилитарного. Так что, как советует кафепроходцам некто Ави (герой тамошнего места и времени), почувствуйте себя проще и станьте проще.

И вот тут автор таких симпатичных, но в куски битых мечт, берёт и с Ави почти соглашается. И становится заметна авторская ирония по отношению к пустоватой экстравагантности «высокого» искусства, которое слишком часто, как, например, друг Марка и местный рок-бард Вик Фиоретти, работает на уровне тех, кто «застрял в пятом классе», но котируется, как Слово для избранных. И никак не ускользнуть от сюжетного сарказма, медным тазом накрывающего и смыслы, и созидательные начала: после краха свободы так тянет к упорядоченной сытой несвободе! То есть, логично итожит сам Идов, «Кофемолку» можно рассматривать как антиинтеллектуальное произведение».

Никаких рецептов счастья в «Кофемолке» не будет. Но всё же ирония Михаила Идова не зла, а послевкусие его текста – не тоска. Скорее печаль, которая в свою очередь не только светла, но и странным образом весела. Это смех висельника, узнавшего, что он всё же не уходит, а худо-бедно остаётся. Остаётся там, где всё ему было не так, но теперь именно это и замечательно. Что-то типа: теряя – находишь. Как поясняет сам автор: «Эта непрерывная чертова рефлексия, этот взгляд на себя со стороны, постоянное представление о том, что ты главный герой в фильме о себе, — это одна из самых раздражающих меня собственных черт. Для меня спасение Марка состоит в том, что он через провал своего кафе наконец излечивается немножко от рефлексии». Идов, не желая находиться в контексте «современной русской литературы» (а скорее классической), мастерски вбивает здоровую середину в нашу любовь к крайностям. Это, например, всё равно, что перестать спорить, загибая пальцы, титанами были наши шестидесятники или пустыми фантазёрами, а просто сесть и пересмотреть «Я шагаю по Москве».

Но успокоимся ли такими печалями и радостями, возможно ли нас так перемолоть? У вас есть ответ?

Павел Тимошинов