Софи Кинселла «Удиви меня»

В четыре часа дня мы уже сидим в кабинете врача; я чувствую себя совершенно спокойной и счастливой — так, как только может чувствовать себя женщина (у которой выходной и чьи дети играют в гостях у подруги) после изумительного похода в ресторан с любимым человеком.

Мы с Дэном еще никогда не были на приеме у доктора Бэмфорда — страховая компания посоветовала нам его — и он оказался весьма своеобразным человеком. Для начала он пригласил в кабинет нас обоих сразу, что было необычно уже само по себе. Хотя затем и последовали довольно стандартные вопросы, проверка кровяного давления и осмотр результатов процедур, которые мы сделали заранее, доктор Бэмфорд, заполняя наши карточки, декламировал их содержание громким, точно театральным голосом:

— Миссис Уинтер, очаровательная леди тридцати двух лет, не курит, придерживается здорового питания…

На словах «здоровое питание» Дэн подмигнул мне, но я сделала вид, что не заметила. Сегодня праздник, имею право себя побаловать. Да и как можно было устоять перед чудеснейшим двойным шоколадным муссом? Ловлю свое отражение в стеклянной дверце шкафа для медикаментов и, втянув живот, мгновенно выпрямляюсь.

Я блондинка с длинными волнистыми волосами. По-настоящему длинными, до пояса. Совсем как у Рапунцель. Сколько себя помню, у меня всегда были длинные волосы; даже помыслить не могу о том, чтобы их обрезать. Это моя отличительная черта, моя особенность. Папа так любил мои золотые косы. Очень любил.

У наших с Дэном девочек тоже красивые светлые волосы; я делала все возможное, чтобы подчеркнуть эту красоту: наряжала девочек сначала в милые платья и переднички, как у викторианских куколок, затем в модные сарафанчики и чудесные полосатые свитерки. По крайней мере, до прошлого года, когда девочки решили, что любят футбол больше всего на свете, и готовы хоть до старости носить (уже порядком мне надоевшие) ярко-синие футболки с логотипом «Челси». Дэна я не виню. Почти не виню.

— Мистер Уинтер, богатырского сложения мужчина тридцати двух лет…

Доктор Бэмфорд зачитывает карточку Дэна, а я едва заметно улыбаюсь. «Богатырского сложения…» Дэну это понравится.

Конечно, мы время от времени ходим в тренажерку, иногда занимается спортом, но мускулистым я бы Дэна не назвала. Дэн просто Дэн. Такой, каким он был всегда. Такой, каким и должен быть мой Дэн.

— Вот и всё, в принципе. Отлично! — доктор Бэмфорд закончил заполнять карточки и теперь смотрит на нас, улыбаясь во все пятьдесят два. Он носит парик; я это заметила сразу, как только мы вошли в кабинет, поэтому стараюсь ничем себя не выдать. Моя работа связана со сбором средств для Уиллоуби-хаус, крошечного, узкоспециализированного музея в центре Лондона. Мне часто приходится общаться с почтенного возраста меценатами в дорогих париках. Какие только парики не мелькали у меня перед глазами: и откровенно ужасные, и те, которые, смотрелись неплохо.

Ладно, ладно, беру свои слова назад. Парики всегда смотрятся отвратительно.

— Чудесная, здоровая пара, — доктор Бэмфорд одобрительно кивает, будто учитель, прочитавший хорошее сочинение. — Давно вы женаты?

— Семь лет, — отвечаю я, — три года встречались до свадьбы. Прошло десять лет со дня нашего знакомства. — Во внезапном порыве нежности кладу свою ладонь Дэну на запястье. — Сегодня тот самый день!

— Годовщина нашего знакомства, — подтверждает Дэн.

— Поздравляю! Любопытное у вас семейное древо… — доктор Бэмфорд вновь погрузился в наши документы. — Бабушки и дедушки либо еще живы, либо покинули этот мир в довольно почтенном возрасте.

— Всё так, — довольно кивает Дэн. — Мои все живы-здоровы, а бабушка и дедушка Сильви здравствуют себе на юге Франции.

— Они закаленные французской анисовой настойкой, — улыбаясь Дэну, вставляю я.

— Но родителей осталось только трое?

— Мой отец погиб в автокатастрофе, — поясняю я.

— Ох, — глаза доктора Бэмфорда светятся искренним сочувствием. — Но при жизни на здоровье он не жаловался?

— Что вы! У папы здоровья было хоть отбавляй! Он казался мне вечно молодым. Папа был удивительным. Он был…

Я не могу удержаться и лезу в сумочку за телефоном. Мой отец был невероятно привлекательным мужчиной. Доктору Бэмфорду нужно увидеть его, чтобы понять. Каждый раз, когда я разговариваю с людьми, которые не знали моего отца, во мне пробуждается странное чувство сродни возмущению, почти безмолвной ярости за то, что им уже никогда его не узнать, не почувствовать его крепкое, воодушевляющее рукопожатие; что они никогда не поймут, кого я потеряла.

Люди часто говорили, что мой отец похож на Роберта Редфорта. У моего отца был тот же внутренний свет, та же харизма. Папа был добрейшим, золотым человеком до самой своей смерти, с которой я до сих пор не могу смириться, хоть и прошло уже два года. Бывает так, я просыпаюсь утром и представляю всего на пару секунд, что он снова с нами, что все опять по-прежнему. Но правда тяжелым грузом давит на плечи.

Показываю доктору Бэмфорду свою детскую фотографию с папой. Я нашла фотокарточку спустя несколько дней после его смерти и сфотографировала ее на телефон. Папа и я сидим на крыльце нашего старого семейного дома  в тени прекрасных магнолий (этот снимок, должно быть, сделала мама). Мы смеемся над шуткой, которую я уже не вспомню, и солнечные зайчики скачут по нашим лицам и голым коленкам.

Я жду, что же скажет доктор Бэмфорд, подсознательно желая, чтобы он горестно воскликнул: «Какая ужасная потеря для всего мира! И как вы находите силы жить дальше?!»

Но, конечно, я никогда не услышу этого из уст врача. Я заметила, что чем больше времени прошло со дня смерти твоего близкого, тем сдержанней соболезнования окружающих. Доктор Бэмфорд просто кивает и отдает мне телефон, приговаривая: «Хорошо… Очень хорошо».

Он поднимает глаза на нас с Дэном и серьезно говорит:

— Вы, молодые люди, очевидно, взяли все самое лучшее от своих здоровых предков. Если исключить несчастные случаи, то впереди у вас еще много, очень много лет.

— Отлично! — улыбается Дэн. — Как раз это мы и хотели услышать.

— Все мы теперь живем гораздо дольше, — улыбка доктора Бэмфорда становится все шире. — Долголетие, знаете ли, это сфера моих научных интересов. Ожидаемая продолжительность жизни растет с каждым годом. Но не все, к сожалению, это понимают. Правительство, специалисты по экономике, пенсионные фонды… Нет, они еще не осознали. — С губ врача сорвался короткий смешок. — Как долго вы надеетесь прожить? Каждый из вас?

— Ох, — задумался Дэн. — Ну не знаю. Лет восемьдесят? Восемьдесят пять?

— Девяносто, — самоуверенно вставляю я. Моя бабуля прожила девяносто лет, что мешает мне прожить столько же?

— О, вы проживете сотню лет, — самозабвенно уверяет меня доктор Бэмфорд. — Даже больше. Сто два года. А вы… — врач смотрит на Дэна. — Наверное, все-таки сотню.

— Продолжительность жизни не может быть настолько высокой, — ахает Дэн.

— Средняя продолжительность жизни нет, — соглашается доктор Бэмфорд. — Но ваш уровень здоровья намного превышает уровень моего среднестатистического пациента. Вы следите за собой, у вас хорошие гены… Я абсолютно уверен, что вы отметите свой сотый день рождения, — заключает врач и награждает нас благосклонной улыбкой, будто Дед Мороз, вручающий несмышленому чаду первый рождественский подарок.

— Ух ты!

Пытаюсь представить себя стодвухлетней старушкой, но ничего не выходит. Никогда бы не подумала, что проживу так долго. Я вообще не думала о том, сколько проживу. Будь что будет, всегда говорила я себе.

— Сто лет! — Дэн аж просиял. — А в этом что-то есть!

— А мне будет сто два! — со смехом перебиваю я. — Вперед, в мою супердлинную жизнь!

— Сколько лет, говорите, вы женаты? — спрашивает доктор Бэмфорд. — Семь?

— Да, семь, — подтверждаю я. — А вместе десять.

— Тогда я несказанно рад сообщить вам эти новости, — доктор Бэмфорд просто светится от удовольствия. — Впереди у вас еще шестьдесят восемь прекрасных лет брака!

Что? Что он только что сказал?

Разеваю рот, мое лицо словно льдом сковано. Внезапно мне не хватает воздуха, а перед глазами пляшут мушки.

Шестьдесят восемь лет? Шестьдесят восемь лет брака с Дэном? Нет, я, конечно люблю Дэна и все такое, но… Еще шестьдесят восемь лет?

— Надеюсь, у вас в запасе много газет и кроссвордов, — доктор веселится от души. — Может, вы даже составите список тем вроде «Обсудить после девяноста пяти». Хотя, телевизор есть всегда! Как и лото с настольными играми!

Очевидно, он находит это смешным. Выдавливаю слабую улыбку и поворачиваюсь к Дэну. Может, мой супруг оценил шутку. Но Дэн сидит, будто в трансе, даже не заметив, что уронил на пол пластиковый стаканчик из-под воды. Лицо у него серое-пресерое.

— Дэн! — осторожно тереблю его за коленку. — Дэн! Ты меня слышишь?

Он приходит в себя, гримаса ужаса сменятся застывшей улыбкой: — Угу, — хрипло выдает он.

— Разве это не прекрасно? — снова заговариваю я, но не верю своему голосу. — Шестьдесят восемь лет вместе. Нам так… повезло.

— Конечно, — отвечает, нет, почти стонет Дэн. — Шестьдесят восемь… Повезло.