Давиде Морозинотто «Знаменитый Каталог «Уокер&Даун»
Байу
Всё началось с убийства мистера Дарсли.
Хотя нет. Если разобраться, всё началось ещё раньше, в тот день, когда мы закончили каноэ.
Отличное у нас получилось каноэ! Мы несколько месяцев искали подходящее дерево, пока не наткнулись на здоровенный кипарис, росший у болота. Потом долго кромсали его топориком (точнее, рубил я, ну и Жюли немного, пока Эдди ныл, что нечего женщинам валить деревья, а Тит пялился на нас, не говоря ни слова. Хотя если по правде, то Тит вообще всегда молчит).
Повалить кипарис — это только начало, в нём ведь ещё надо выдолбить четыре сидячих места. А потом гладко выстругать ствол и как следует отшлифовать — мы шкурили его мелким песком с одного конца до другого чуть ли не до крови в ладонях.
На всё это ушли месяцы — ещё и потому, что хранить каноэ мы решили в Убежище, а это довольно далеко от дома, и я мог заскочить туда лишь вечером после заката, ну или когда мама разрешала погулять — а та‑ кое разве бывало?
В тот день, например, я всё‑таки решил удрать без разрешения. Наврал маме, что иду на ферму к Фаб‑ ронам помогать с починкой сарая, а сам смылся в Убежище. Это что‑то вроде хижины, которую мы с ребятами из банды соорудили прошлым летом. Она находилась как раз на краю байу — большущего зелёного болота, прикрытого густой сеткой болтающихся лиан, над которыми зависло облако здоровенных комаров. А ещё из‑за этого болота и весь наш край называют байу.
Сама хижина, конечно, не ахти — кособокая соломенная крыша да земляной пол, — но ведь никто, кроме нас, не знает о её существовании! А это самое главное. Постепенно мы даже натащили в неё кучу никому не нужного барахла. Добраться до неё можно на лодке или пешком — через Трухлявый мост и короткую, но дико опасную тропу, ну, где зыбучие пески. Говорят, там уже сгинуло невесть сколько народу.
Ясное дело, нас в это место тянуло со страшной силой. Добраться до Убежища уже само по себе было приключением (хотя, если честно, мы‑то отлично знали потайную тропинку на болоте). Вот и тогда я примчался сразу после обеда и застал там Жюли и Тита, которые уже работали над каноэ, оттачивая последние детали.
Жюли и Тит — брат и сестра, но держу пари, с первого взгляда это и в голову никому не придёт. Жюли моего возраста и очень красивая. Не то чтобы я в неё влюблён и всё такое, просто все в посёлке так считают, поэтому и называют её Жоли, «красотка». Жоли Жюли, Жужу. У неё рыжие волосы, веснушки, тёмные глаза и забавная щербинка между передними зубами. Что до Тита, так он весь шоколадного цвета, волосы у него жёсткие, кудря‑ вые. И маленький такой, и по возрасту, и по росту, так что все называют его Петит — «малыш». Сокращённо Тит. Короче, Жюли была белой, а Тит — чернокожим, и то, что они всё‑таки брат и сестра, автоматически ста‑ вило мать Жюли в очень нехорошее положение — «продажная женщина, шлюха», как поговаривал мой брат Чак, заявляя в придачу, что небось именно потому‑то Тит и родился таким полудурком. Но я‑то знаю, что всё это враки — Тит куда умнее прочих. Просто он предпочитает молчать. Он смотрит, слушает и никогда не говорит. Может, он давно понял, что много болтают одни дураки. Например, мой братец Чак — так тот вообще не умолкает ни на минуту.
Тит спокойно сидел себе на старом пне, а Жюли скребла ножом корпус каноэ. Она как раз заканчивала вырезать на нём название: «Гроза морей». Незаметно от них я скользнул в Убежище, где пахло плесенью и гнилым илом. Жужу оставила на земле свой конопляный кисет, я тут же схватил его, выудил жменю крошеного табака и набил трубку. Потом вышел и с трубкой в зубах уселся перед Убежищем, не скрывая улыбки. Вот тогда‑то Тит меня и заприметил — я ж говорю, что он не дурак, — и тут же ткнул в меня пальцем.
Жюли бросила работу, подняла голову и вытерла потный лоб подолом юбки. На мгновение передо мной мелькнули её бледные ноги, и внутри всё словно перемешалось. Рядом с ней на меня частенько что‑то накатывало.
— Те Труа! — крикнула она. — Ты стащил мой табак!
Ну да, Те Труа — это я, и в тот момент я дьявольски (как мне показалось) ухмыльнулся и вскочил на ноги.
— Да ладно тебе, я даже не разжёг трубку! Дай‑ка мне лучше нож, не то мы и до завтра не закончим.
Ага, так Жюли и разогналась уступить мне нож. Хочешь не хочешь, пришлось строгать весло.
Тут приплёлся Эдди. Эдди‑Кузнечик, или Эд‑очкарик, мой лучший друг. Эд на год старше меня и на ладонь выше, но он такой худосочный, что, когда мы дрались, я всегда укладывал его на лопатки. Светлые волосы Эдди напоминали торчащие волокна сахарного тростника, а старые очки были связаны за дужками бечёвкой. В байу ни у кого, кроме Эда, вообще не было очков — его отец, доктор, специально ездил за ними аж в Новый Орлеан.
— Что‑то скверно я себя чувствую, — простонал Эдди, усаживаясь на пень рядом с Титом. — Наверное, у меня
температура.
У Эдди вечно поднималась температура. И он вечно плохо себя чувствовал, иногда даже бредил — и говорил, что в такие мгновения он слышит голоса болота и понимает тайный язык зверей. Ясное дело, сплошные враки.
Как бы то ни было, если Эдди говорил, что у него температура, никто и ничто не могло заставить его взяться за работу, поэтому мы с Жюли молча переглянулись и продолжали работать сами. На отделку ушло ещё несколько часов, зато до заката каноэ было готово. Вот она, лучше некуда — гладкая красавица лодка, которая по скорости могла заткнуть за пояс хоть межокеанские корабли, это уж точно.
Так как постройка каноэ — целиком моя заслуга, мне и следовало первым спустить его на воду, но Жюли почему‑то и слышать об этом не хотела, и Эдди тоже, а Тит так вообще неизвестно зачем уже залез на борт, и выпихнуть его оттуда не было никакой возможности.
Тогда мы решили, что спустим каноэ на воду все вместе, и стали отталкивать его от берега. Каноэ держалось на воде просто отлично, даже чуть выше предполагаемого, и мы все вскочили в него друг за дружкой. Я пристроился стоя и начал медленно грести, стараясь не врезаться в редкие островки и стволы деревьев, словно растопыренные пальцы, неожиданно поднимавшиеся из застоялой воды.
День стоял душный и жаркий, солнечные лучи застревали среди листвы и раскрашивали болото изломанными тенями. Я продолжал грести, пока Убежище не исчезло из виду, и лишь затем, уставши, присел, чтобы разжечь давешнюю трубку.
— Давай сюда, — сказала Жюли. — Как-никак табак‑то мой.
— Я не буду, у меня температура, — вставил Эдди.
Пока Жюли разжигала трубку, я насадил на удочку свою фирменную наживку на рыбу‑призрак, которую сам и смастерил, и поверьте, она была куда лучше, чем фирменные крючки из Каталога.
— Осторожно, — предупредил Эдди. — Эта часть байу опасна, я слышу странный шёпот.
— Опять враки, — бросила Жюли.
— А вот и нет. Из воды доносится зловещий шёпот, бормотание и свист. Можете мне поверить, это мокасины, их тут сотни.
Водяные мокасины — это болотные гадюки, и очень ядовитые: один их укус может укокошить насмерть любого. Но в то, что их тут сотни, я, конечно, не верил, да и вряд ли эти твари повелись бы на мою наживку. А вот на стеклянного сома она в самый раз, и поздоровее бы!
Я забросил поплавок и устроился поудобнее, перекидываясь байками с остальными. Эдди рассказал, что этой ночью у мадам Бушер начались схватки и она родила девочку, только та оказалась с шестью пальцами на левой руке, что было дурным знаком. В жизни не встречал никого, кто так охотно верил бы всяким глупостям, как Эдди‑Кузнечик!
Жужу похвасталась, что едва не поймала гигантскую черепаху, которая чуть не оттяпала ей ногу. Скажи это любая другая девчонка, я бы не поверил ни единому слову, но Жюли я знал хорошо, и если она сказала, значит, так оно и есть.
Ту т удочка дёрнулась и чуть было не упала в воду, но я вцепился в неё как раз вовремя.
— Клюёт! — завопил я. — Да это сущий монстр, во как тянет!
Эдди, желая помочь, подскочил ко мне, но я велел ему сидеть и не дёргаться — ещё перевернёт каноэ, и вывалимся все в воду. Враки враками, а болотные мокасины тут и правда могут водиться. Сам я покрепче упёрся в лодку широко расставленными ногами, стиснул удилище и приготовился к долгой борьбе. Гигантский стеклянный сом, как пить дать! Самый огромный из всех, что попадались на этом берегу байу.
Увы, я ошибался. Наживка оказалась на поверхности после первого же рывка, а на крючке вместо огромной рыбины болталась грязная и дырявая жестяная банка.
— Фу, да это просто жестянка от томатной пасты, закинь её подальше, — сказал Эдди.
— Дурак, — тут же ответила ему Жюли, — мы можем сделать из неё фонарь для Убежища.
— Точно, и будем приходить по ночам, — поддержал я.
— Но по ночам здесь черти шастают! — воскликнул Эдди.
— Опять врёшь, — не сдавалась Жюли.
— А вот и нет! Они бродят по болоту, как голубые огоньки!
Похоже, разгоралась ссора, но маленький Тит что-то промычал, протянул руку и первым ухватил жестянку. В ней что‑то звякнуло.
— Дай‑ка взглянуть, — сказал я.
Выхватив банку из руки Тита, я вывалил её содержимое на дно каноэ. Сперва оттуда вылилась вода вперемешку с илом, потом вывалились три монеты. Три долларовые монеты, блеснувшие на солнце, словно три крошечные искры.
— Три доллара! — воскликнул Эдди и протянул руку.
Я тут же врезал ему в плечо, и он чуть не упал в болото.
— Не лезь, — предупредил я. — Это я их выловил!
— Но удочка же моя!
— Зато наживка моя!
— А каноэ общее, — вмешалась Жюли. — И если бы не я и не Тит, то вы бы давно выбросили эту банку вместе с монетами.
Мы смотрели на сияющие монеты, пока не начало резать глаза.
— Каждый может взять по монете… — пробормотал Эдди.
— Но монет всего три, а нас четверо, — заметил я. — Хотя Жюли и Тит все равно родственники.
За доллар можно, конечно, купить что‑то стоящее, — задумалась Жюли. — Но три доллара — это уже настоящее богатство! Я считаю, мы должны все вместе решить, на что их потратить!
— Держу пари, что за три доллара мистер Траверт продаст нам половину своей лавки, — выдохнул Эдди. — Вот уж набью живот ирисками, пока не лопну!
— Можно пойти к мистеру Фаброну и купить поросёнка, — предложил я. — Держать его в Убежище и кормить объедками. А как разжиреет — продать и купить ещё трёх‑четырёх. Да мы устроим настоящую ферму! И лет через пять разбогатеем!
— Но пять лет — это уйма времени, — возразил Эдди. — А вдруг поросёнок заболеет и умрёт?
— Я умею обращаться с животными, — запротестовал я. — Кто ходит к Фабронам помогать по хозяйству?
— Но это не значит…
Пока мы спорили, Жюли молча рассматривала монеты. Потом вдруг улыбнулась, собрала их и сжала в кулаке.
— Я придумала! — воскликнула она.
— Что?
— Каталог! Мы можем купить что‑нибудь из Каталога.