Мик Уолл «Metallica. Экстремальная биография группы»

ПРОЛОГ
Перед самым рассветом

Грязно-белый автобус катил по старой однополосной дороге.
Тем паршивым серым утром было холодно; температура опустилась чуть ниже нуля. Конец сентября, но в Швеции, где летом солнце никогда не спит, ночи снова становились длиннее. Скоро наступит мрачный период в середине зимы, когда взлетит национальная статистика суицидов, а также потребление наркотиков и алкоголя — придут снега и круглосуточная темнота. Пока же дорога впереди была чистой. Да, холод и мгла, но дождя не было много дней, и земля под вращающимися колесами была сухой, как старые кости.
Бодрствовал только водитель, как он утверждал позже. Все остальные — четверо музыкантов группы, их тур-менеджер, трое техников для выступлений — спали на своих тонких деревянных кроватях, врезанных в стенки задней части автобуса, с картонными крышками над окнами, защищавшими от сквозняка. Английский автобус был не лучшим вариантом для ночных путешествий по неанглийским дорогам, где дорожное движение организовано с правой стороны, а не с левой. Водитель много раз ездил по этим дорогам, в отличие от группы, которую вез. Все всегда было по плану; и в этот раз должно было быть так же.
А потом случилось это.
О чем они позже спорили. И до сих пор спорят, четверть века спустя. Был ли на дороге лед? Было достаточно холодно, но ведь дождя не было: ни снега, ни кусочков льда ни в один из предшествующих дней. Тогда, может быть, водитель уснул? Или он был пьян, или, возможно, под кайфом? Если так, то почему полиция, арестовавшая его на месте происшествия, потом отпустила, сняв все обвинения? Или что-то случилось с автобусом? И снова криминалисты сказали «нет». Когда они осмотрели обломки, техническая сторона вопроса оказалась в порядке. Единственное, что кто-то мог впоследствии знать точно: автобус перевернулся, когда вошел в легкий левый поворот. Первым это осознал водитель, сидящий с правой стороны, когда увидел, что автобус соскользнул с аварийной полосы в сторону гравия, насыпанного вдоль трассы, а правые колеса врезались в грязь.
Теперь уже совсем встревоженный, с широко открытыми глазами, водитель крутанул руль резко влево в попытке вернуть автобус
на дорогу. На секунду ему показалось, что у него получилось. Но хвост автобуса занесло вправо, и огромные задние колеса сошли
с дороги и прыгали по грязной обочине. Водитель в панике пытался взять ситуацию под контроль.
Безрезультатно. Люди в хвосте автобуса начали просыпаться, с криками падая со своих коек. Автобус накренился в сторону, в считаные секунды сделал полный разворот, и колеса остановились, как только тошнотворно врезались в бордюр на противоположной стороне дороги. Звук бьющегося стекла, снова крики и стоны, а затем ужасающий момент, когда автобус опрокинулся набок и ударился о землю с громоподобным треском.
Двое из девяти пассажиров лежали под кроватями, которые сложились друг на друга слева направо. Пятеро отделались небольшими травмами: сломанным пальцем ноги или еще чем-то, а один лежал мертвый, и его ноги торчали из-под заваленного автобуса. Водитель оказался везучим — лишь небольшие порезы и синяки.
Рассвет лежал у самого горизонта, но было все еще темно и так же пронизывающе холодно. Одним из первых, кто выбрался из-под
обломков, был барабанщик: низкий, худощавый парнишка с длинными волосами чайного цвета. Он сорвался с места и побежал
по дороге, сам не зная куда, просто подальше оттуда, настолько обезумевший, что не чувствовал боли в сломанном пальце ноги.
Этот сообразительный молодой авантюрист привык ко многому, но такого никогда не видел.
Вслед за ним выбрался гитарный техник, гигант высотой шесть футов семь дюймов, выкарабкавшийся из переднего левого выхода,
который теперь был люком в потолке, и стоял в одном белье, его спина горела от боли.
Из заднего запасного выхода вышел солист, высокий парень с растерянным видом, тоже в одних носках и белье; он орал и вопил, вне себя от гнева. Кашляя и крича, за ним следом шел гитарист: еще одна невысокая тощая и сухая фигура с большими темными глазами, наполненными ночным небом и пеплом. Все шумели наперебой, никто не знал, что происходит, что делать и что будет дальше. Было все еще темно, промозгло, и к такому, чем бы это ни было, никто не был готов. Они лишь понимали, что все плохо, чертовски плохо.
К тому моменту, когда час спустя появился второй автобус, с остальной частью команды, и примчалась первая из семи машин «скорой помощи», только тур-менеджер, казалось, осознал, что произошло, и пребывал в таком шоке, что понятия не имел, как донести это до остальных. Донести мысль о том, что они оставят здесь одного из своих. Не кого-то случайного, а того, в ком они чувствовали источник своей удачи, кем дорожили больше чем друг другом, на кого всегда равнялись, даже когда подшучивали или пренебрегали его советом, кого ценили за чувство целостности, чувство правильного и неправильного, которое остальным всегда казалось немного чрезмерным просто потому, что молодые сопляки не всегда задумываются о правильности, скорее о том, что круче здесь и сейчас.
Темнота отступила, и серое рассветное небо размылось над их головами. Они залезли в машины «скорой помощи» и уехали, еще не зная, что за спиной оставили не только свое прошлое, но и будущее. Единственный, кого они любили и делили между собой, гласно или негласно, до того самого момента, когда автобус врезался в невидимый кусок льда, а чертов водитель если и не спал, то был недостаточно бодр, чтобы следовать изгибу дороги; карта сокровищ, которая принадлежала им до тех пор, пока дьявол не взял все в свои руки и не изменил их жизни навсегда. До того самого момента, пока Клифф Бертон, басист, ушедший на их глазах, не забрал с собой душу группы вместе с ее самым банальным за всю историю тяжелого металла названием: Metallica.
Часть 1
РОЖДЕННЫЙ УМЕРЕТЬ
1. ПРИНЦ

Так странно и неожиданно, что спустя столько лет я начал думать, а было ли все это на самом деле, или это своего рода ложные воспоминания, вызванные травмой. Но вид Ларса, прыгающего ко мне на костылях вниз по лестнице Hammersmith Odeon, до сих пор стоит перед глазами, несмотря на все эти дни, годы и жизни, которые прошли между нами.
Я не помню того концерта, кто и что это было, только момент, когда он на всей скорости соскочил со ступеней, окрикнув меня
по имени: «Эй, Мик, твою мать! Что происходит?»
Главный вход заперт, фанаты давно ушли, и я мог только предположить, что он просто тусовался на той же алкогольной вечеринке после концерта, где я тоже был, слоняясь по бару наверху до самого утра, а теперь искал такси. Но тогда я его не видел.
И все же в том состоянии, в котором я находился в тот момент, мое поле зрения было ограничено, сжато до сморщенного острого
кончика иглы. Это была первая вылазка после смерти моей матери за пару недель до этого. Она была моложе, чем я сейчас, когда
ее сразил рак мозга, и концу, хоть он и был относительно внезапным, предшествовали абсолютно бесчеловечные обстоятельства,
мучительные для нее и невыносимые для тех из нас, кто при этом присутствовал.
Через мгновение он уже был внизу, прямо у меня перед лицом.
«Эй!» — сказал он. Я вопросительно кивнул в сторону костылей.
«Мой палец», — сказал он, как будто это было настолько старой новостью, что даже не стоило упоминания. Должно быть, я выглядел озадаченным. «Я сломал его». Я уставился на него. «В аварии», — добавил он нетерпеливо.
Я привык к рок-звездам, даже к тем, кто еще не был популярен, таким, как Ларс, но которые думали, что ты знаешь все подробности
их рабочих будней и серьезно этим увлечен. Но все же… Сломанный палец? Авария? Какая авария?
Но ему это было совсем не интересно. Он только хотел знать: «Так ты был здесь с нами?».
И снова я был сбит с толку. Он сразу это прочитал. «Когда мы здесь выступали, ты, идиот!» А, теперь я понял. Metallica недавно отыграла в Hammersmith Odeon. Поскольку в последнее время я был их защитником в британской рок-прессе, Ларс небезосновательно ожидал, что я буду на первом появлении группы в качестве хедлайнера на престижном событии вроде этого. Ну конечно, меня там не было. Вместо этого я или дежурил в больнице, или ехал из больницы домой, или собирался в больницу. Или же я просто был в аду.
Но я тогда не знал, как выразить эти мысли словами. Я едва ли мог сказать это себе, не говоря уже о других. Мне было двадцать восемь, и мой мир одновременно сжался и расширился таким невероятным образом, что я только пытался это осознать. Ему было двадцать два, и его это мало интересовало. Все, что имело значение, — это Metallica, ты придурок!
«Нет, — сказал я, слишком истощенный, чтобы врать. — Хорошо прошло?»
«Что? — он взорвался. — Как прошло? Тебя что, там не было?»
Он посмотрел на меня с разочарованием, смешанным со злостью и негодованием. «Это было чертовски хорошо! Ты пропустил суперофигительный концерт! Все было распродано, и фанаты обезумели!»
«О, — сказал я. — Это здорово. Жаль, что я пропустил это, чувак».
Он гневно смотрел мне в глаза. Рано повзрослевший ребенок, быстро превращающийся в полноценного мужчину, Ларс, возможно, слишком любил Metallica, любил то, что она давала ему, любил за свое отражение в зеркале, когда он смотрел на него достаточно долго, чтобы подумать о чем-то другом. Однако он не был глупым человеком, и в этот момент он, должно быть, понял по моему лицу, что происходит что-то еще, не что-то конкретное, но достаточное, чтобы простить мое преступление, хотя и недостаточное, чтобы о нем забыть, во всяком случае, не в обозримом будущем — потому он сменил тему и после неуместной шутки снова поковылял на костылях, все еще недовольный мной, но уже не настолько обиженный. Или я так себя утешал. Он и его сломанный палец.
Я смотрел, как он исчезал в ночи, сопровождаемый репортером, ищущим, кто бы их подбросил до дома или куда они собирались
дальше.
«Авария, — подумал я. — Какая еще авария?»
Когда Джеймс Хэтфилд впервые встретил Ларса Ульриха, то сразу его разгадал. «Богатенький сынок», — сказал он. Знаете, такой
типаж: у него есть все; единственный ребенок в семье, который не знает значения слова «нет». Он таким и был. Родившись в доме
размером с замок в элегантном городке Хеллеруп, в самом модном районе коммуны Гентофте, в восточной Дании, Ларс Ульрих
явился в этот мир во второй день Рождества, 1963 г. Будучи поздним рождественским подарком для бездетной пары, давно разменявшей третий десяток и по меркам того времени уже старой для рождения детей, Ларс стал особенным с первого дня жизни. И это мнение он быстро начнет разделять.
Его отец Торбен был ветераном большого тенниса, проведя более сотни матчей Кубка Дэвиса, во время которых он несколько
раз приводил команду к финалу, и к тому же был полноправным членом послевоенного клуба богатеев. Его богемная мать Лоун
занималась в основном тем, что старалась спустить вечно витающего в облаках мужа с небес на землю. Звезда эпохи любительского тенниса, которому было уже за сорок, но он все еще побеждал в матчах Большого шлема, когда перешел в профессионалы в конце 1960-х. Интересы Торбена, однако, не ограничивались только спортом. Из-за ограничения датских спортивных властей той эры любительского тенниса на участие в зарубежных соревнованиях всего 5—6 раз в году у него было время, чтобы также стать музыкальным обозревателем датской газеты Politiken, трубачом в нескольких джазовых ансамблях, а позже режиссером нескольких документальных фильмов и практикующим буддистом. Он был длинноволосым, с пышной бородой, похожий на Гэндальфа, чья одержимость фитнесом для тела и ума не прекратилась и после окончания спортивной карьеры. Как он вспоминал в интервью 2005 года: «Наверное, я играл в теннис по вечерам, ближе к ночи шел играть на трубе, а после поднимался к себе за газетой или чтобы написать обзор, затем я мог встретиться с кем-то из друзей и позавтракать, и возвращался к группе для репетиции к полудню, а на теннис шел к трем. А потом я внезапно понимал, что не спал
три или четыре дня».

Купить книгу на сайте ЭКСМО