Культурным столицам нужны новые мифы. Обзор прессы за неделю

На  неделе газеты писали о новых книгах Леонида Зорина, Джулиана Барнса, Катрин Милле и других авторов, публиковали интервью с Дмитрием Даниловым, а Дмитрий Быков изложил свою точку зрения по поводу  Первого Одесского международного литературного фестиваля.

Приложение к «Независимой газете», «НГ-Exlibris», в выпуске от 14 июля публикует интервью с прозаиком Дмитрием Даниловым, автором книг «Черный и зеленый», «Дом десять», «Горизонтальное положение». «В конце мая новый роман Дмитрия Данилова «Горизонтальное положение» вошел в «короткий» список премии «Большая книга»», напоминает газета. «Имена небольших населенных пунктов, рек, озер, улочек у вас не выдуманные, но в таком большом количестве они почти инструмент – помогают создавать какую-то особенную атмосферу. Откуда у вас такая любовь к географическим названиям?», — спрашивает корреспондент. «Я вообще люблю описывать те или иные топосы, как же мне не любить топонимы? Но вообще в «Горизонтальном положении» я эти навязчивые перечисления названий улиц и населенных пунктов использовал как дополнительное средство нагнетания монотонности, придания тексту тягуче-депрессивного ритма, интонации», — отвечает Данилов. «В условно автобиографических текстах («Черный и зеленый», «Дом десять» и особенно «Горизонтальное положение») ничего не придумано, но многое умолчано, а многое, наоборот, выпячено. Ну, например, в «Горизонтальном положении» полностью выведена за скобки семейная жизнь лирического героя (а у автора она имеется и значима для него) и, наоборот, несколько преувеличена склонность к тупому депрессивному безделью. В общем, тут классический случай: не стоит отождествлять автора и лирического героя, по крайней мере полностью»… На вопрос, что из недавно прочитанного произвело впечатление: «Очень сильное впечатление произвела книга Дениса Осокина «Овсянки», особенно одноименный текст (по нему был снят одноименный же нашумевший фильм, который, как мне показалось, на порядок слабее текста). Проза на грани поэзии, затягивающая, погружающая в нечто, подобное трансу. Еще чрезвычайно понравился прекрасный сборник рассказов Николая Байтова «Думай, что говоришь». Короткие парадоксальные рассказы, по прочтении которых остаешься в каком-то тихом остолбенении. Обе эти книги вышли в серии «Уроки русского» издательства «КоЛибри», в этой же серии прошлой осенью вышла моя книжка «Черный и зеленый» (сборник повестей и рассказов). Это вообще очень хорошая серия, наверное, самая интересная сейчас. Ее составитель, молодой писатель Олег Зоберн – большой молодец». Также в интервью речь зашла о восточной философии, периоде влияния Юрия Мамлеева, литературно-художественной группе «Осумасшедшевшие безумцы»…

В «Новой газете» от 18 июля – статья Дмитрия Быкова о Первом Одесском международном литературном фестивиле. «Одесский международный литературный фестиваль (9—13 июля) был посвящен Исааку Бабелю и приурочен к открытию его памятника в Одессе. Скульптор — Георгий Франгулян, макет одобрен вдовой Бабеля, успевшей увидеть эскизы и умершей в позапрошлом году, — ей было 101. В лучших одесско-бабелевских традициях, в духе добродушного абсурда, памятник установить не успели — и фестиваль превратился в конференцию по бабелевскому творчеству с участием литературоведов, писателей, посильно усваивающих его уроки, художников, вдохновленных его прозой, и начитанных одесситов, гордых традицией. Отчет об этом событии обречен быть идиллическим, захлебывающимся, не лишенным одесского колорита и довольно пошлым. Сломаем-ка мы эту традицию», — пишет Быков. «Рискну сказать малоприятную вещь, но Одесский международный фестиваль — и сама местная культурная жизнь — будут тем более успешными, чем дальше отойдут от бабелевской матрицы, от того самого образа Одессы, создание которого считается главной заслугой Бабеля в русской литературе. Создать-то он создал, но теперь это надо преодолеть. Мне — и, думаю, не мне одному — давно уже невыносимо видеть, как почти вся Россия превращается в памятник себе. Это случилось, увы, с Петербургом, где живой культуре почти негде быть — она задыхается в безденежье и безработице, у нее почти нет площадок для нормального творческого общения, и это далеко не улучшает местные нравы. Это случилось и с Одессой, симметричной Петербургу почти во всем, — тоже расчерченная, размеренная, но южная столица, женский лик империи, ответ Екатерины Петру. Сейчас Одесса пребывает не в материальном, слава богу, но в явном духовном упадке, и хорошо, если фестиваль переломит эту тенденцию: здесь очень мало своих поэтов, а те, что есть, — несопоставимы с титанами двадцатых и даже с лучшими из киевлян. С прозой все тоже как-то не очень, судя по даримым образцам и обзору журнальных публикаций. Лучший одесский прозаик и очень интересный поэт Мария Галина давно переехала в Москву, и правильно сделала. Одесса живет на проценты с капитала — но сколько же можно, помилуйте, эксплуатировать пять рассказов и одну пьесу Бабеля, два романа Ильфа и Петрова и повесть Катаева?.. Бабель — писатель первейшего класса, но Беня Крик — не самый интересный его герой; честно говоря, от одесского юмора тошнит давно, и не потому, что это юмор плохой, а потому, что он ужасно однообразен… Одессе, если она хочет остаться культурной столицей евразийского юга, нужен новый миф — и необязательно ждать нового первоклассного прозаика, чтобы его создать. Бабель возник на прекрасно удобренной почве — Чуковский, Куприн, упомянутый Жаботинский, десятки меценатов, графоманов, издателей эту почву рыхлили и подкармливали, и, чтобы в Одессе появилась своя новая культура, — ей прежде всего необходима среда. Для этого в городе есть всё необходимое — такой талантливой, отзывчивой и умной публики мне давно не приходилось видеть, вопросы задаются по делу, ответы понимаются с полуслова. Но в Одессе плохо с литературными альманахами, студиями, издателями, концертными площадками и дискуссионными клубами. И думается мне, это происходит не только потому, что мало денег и утрачивается статус: Одесса по-прежнему богатый портовый город, туристическая Мекка и знаменитый курорт. Дело в том, что миф о городе крикливых торговок, аристократичных жуликов и меланхоличных еврейских философов, о городе контрабанды, торговли и воровства, многословных острот и легкомысленных красавиц — чрезвычайно удобен для эксплуатации. В конце концов, мы все с нашими водкой, икрой, Достоевским, Карениной, балетом, Сталиным и спутником так надоели сами себе, что дальше ехать некуда, — а ничего нового придумать не в состоянии. Так и выезжаем на этом наборе, отлично сознавая его унылость и неадекватность. Нужно, чтобы кто-нибудь громко сказал о пошлости одесского культурного мифа, который в свое время был очарователен, но время это прошло», — резюмирует Быков.

О новой книге Леонида Зорина в «Московских новостях» от 13 июля пишет критик Андрей Немзер. «В далеком 1981 году Давид Самойлов написал страшное и прекрасное восьмистишие. Исповедальное, но предельно точно выразившее общую трагедию цеха и поколения. Мне выпало счастье быть русским поэтом./ Мне выпала честь прикасаться к победам. Книга Леонида Зорина «Нулевые годы. Проза последних лет» (М., «НЛО») полнится гулом могучего самойловского реквиема. Мне выпало горе родиться в двадцатом,/ В проклятом году и в столетье проклятом. Зорин моложе ушедшего собрата — век ему выпал тот же. В романе «Трезвенник» (завершен в рубежном 2000 году, открывает новый том, видится мне вершиной зоринской прозы), писатель прощался с тем веком: «Теперь он отбрасывает копыта. Но ими он многих еще достанет. Не век, а какая-то скотобойня. Попробуй, увернись от него». Не увернешься. Как от русской истории. Как от своего назначения. Как от того недуга бытия, что властен на всех стихиях. Об этом Зорин писал после «Трезвенника». Об этом четыре повести (последняя из них — «Поезд дальнего следования» — вышла в июньском «Знамени»), шесть «вечерних рассказов», короткие записи, пополнившие ведущиеся смолоду «Зеленые тетради» (М., «НЛО», 1999). В финале повести «Габриэлла» герой (один из «сдвинутых» двойников автора) от воспоминаний об упущенном и все же неотменимом счастье переходит к размышлениям о будущем, «которого нет». Ни у него, ни у его «книжек». Отчаяние перебивается пушкинским но если — надеждой на хотя бы «единственное словечко», что соединит «твое прощанье и твой привет» и придаст «подобие смысла» несуразной жизни. «Сколько в ней слякоти и лузги, но все-таки были и вспышки солнца… К выводу об извечном несовершенстве бытия приходят и мало схожие друг с другом персонажи, и их создатель, прошедший долгий путь от юношеской бесшабашной веры в свою звезду до сегодняшних признаний».

«Коммерсантъ Weekend» от 15 июля публикует рецензию на «Нечего бояться» Джулиана Барнса (Эксмо, 2011). «В Англии книга Джулиана Барнса 2008 года, написанная вскоре после смерти обоих родителей, поначалу преподносилась как мемуар, жанр, в котором англичане добились такого совершенства, что не нужно даже быть постмодернистским классиком, чтобы написать скромный томик несомненно приятных для чтения воспоминаний. Но это оказалась совсем другая книга. Барнс, как многие его собратья по литературному направлению, начисто лишен двух необходимых для мемуариста качеств: сентиментальности и чувства юмора. Он, в общем, никогда и не был особенно смешным, скорее умным, чем остроумным, если не считать юмора, который мы из уважения к британской нации в его книги вчитывали сами. Что получается, когда памяти родителей посвящает книгу сентиментальный и остроумный автор, можно прочитать в написанном год спустя очерке американца Кристофера Бакли «Прощайте, мама и папа». В нем любящий сын описывает родителей со всеми их недостатками, умудряясь даже недостатки превратить в повод для восхищения. Такого почета маме и папе Барнс не оказывает: старение и смерть вызывают у него такую панику, что над свежей могилой он разражается речью о страхе смерти… Дело не в том, что Барнсу нечего существенного сказать о родителях, а в том, что сказать он ничего не может. Одно дело сочинять истории, а другое — пытаться описать реальность. Всякая попытка мемуариста спотыкается о неспособность памяти сохранять реальность: даже история со стаканчиками — и та выглядит совсем по-разному в воспоминаниях самого писателя и его брата… Книга о том, о чем нельзя написать книгу: воспоминания, которые так легко даются большинству из нас, для Барнса мучительно невозможны. Довериться памяти он не может, а выстроить семейный склеп из историй и фантазий справедливо не хочет. Единственная имеющаяся в его распоряжении достоверность — собственный страх смерти. Вот он и выжимает из него все, что может, превращая рассказ в эссе. В этом жанре жизненные факты за недостаточностью подменяются культурными».

В том же выпуске «Коммерсантъ Weekend» – рецензия на книгу Катрин Милле «Ревность» («Лимбус-пресс», 2011). «На самом деле книга называется не «Ревность», а «День страданий» — чтобы избежать напрашивающихся любому французу воспоминаний о Роб-Грийе… В своем первом романе 50-летняя Катрин с откровенностью и бесстрашием опытной перформансистки поведала историю своих сексуальных приключений: сменяющие друг друга любовники, групповой секс в Булонском лесу, особое пристрастие героини к минету. Продолжением этого опыта стала вторая биографическая книга, когда после 26 лет совместной жизни обнаружилось, что ее муж тоже не сидел все это время без дела. Милле пытается описать физиологию ревности, фиксируя каждое свое движение с дотошностью ученого. Она испытывает на себе потенциально смертельную вакцину, ведя рассказ «из глубин своего тела», в деталях описывая шпионаж женщины за мужчиной, «этой постыдной деятельности, которой в принципе не должно быть места ни для всех остальных людей, ни для нашего забывчивого сознания». Удивительно, насколько этот литературный опус далек от литературы и близок современному искусству с его игнорирующим приличия любопытством к частной жизни. Искусству, выставляющему на обозрение публики интимные подробности как лишенные эмоционального содержания объекты. Но после первой книги трюк уже не проходит: ревность оказывается обратной стороной сексуальной свободы, которой Милле наслаждалась раньше, необходимым послесловием, утверждающим, что на самом деле промискуитет — это не так уж и хорошо».

«Литературный институт имени Горького продолжает радовать новыми интересными проектами и инициативами… И вот еще один проект успешно завершился в этом литературном сезоне – поэтические чтения «Пять вечеров»», пишет «НГ-Exlibris», в выпуске от 14 июля. «Автор идеи проекта – Юлия Великанова, поэтесса, выпускница высших литературных курсов этого года. В течение пяти вечеров после семинара поэзии ВЛК, который ведет Валентин Сорокин, молодые поэты, слушатели и выпускники курсов читали свои стихи перед зрительным залом. «Молодым поэтам необходимо высказаться. Нам очень нужна аудитория, – делится Юлия Великанова. – Речь идет не о занятиях поэтического семинара. Как правило, на них царит жесткая критичная атмосфера, хотя и совершенно необходимая для творческого и личностного роста. Но творчество по-настоящему расцветает в обстановке доверия и поддержки». Одна из основных задач проекта – привлечь на мероприятия более широкую аудиторию, любителей и ценителей поэзии, а не только самих поэтов. Отчасти это получилось: на «Вечера» приходили родственники, друзья, коллеги-прозаики и драматурги. Современная поэзия вызывает интерес. Это радует. В каждом вечере участвовал особый гость – поэт, некогда окончивший литературные курсы и ныне нашедший свой путь в поэтическом сообществе и литературном мире. В этом сезоне такими гостями стали: Валентин Сорокин, Галина Дубинина, Антонина Спиридонова, Андрей Коровин и Алексей Антонов… Также на заключительном вечере выступили поэты Геннадий Кобылкин, Марина Пчелинцева, Ольга Яковлева, Алена Сеслюкова и др.  Юлия Великанова надеется, что проект будет жить и развиваться. Ведь многие интересные и состоявшиеся современные поэты будут рады приглашению выступить в стенах Литинститута. Они готовы делиться опытом с начинающими, и благодаря этому будет создаваться новое пространство для дружбы и сотрудничества».

Что касается традиционной пятерки книг недели по версии «НГ-Exlibris», то на этой неделе список выглядит так: Константин Арбенин, «Заявка на подвиг: Сказочное повествование» (Время, 2011); Алексей Слаповский, «Большая книга перемен» (АСТ, 2011); Александр Гальпер, «На Нью-Йорк мчатся орды Чингисхана» (Берлин: Пропеллер, 2011); Игорь Сатановский, «Кубисты в загоне. Верлибры, центоны и автопереводы (1998–2011)» (Нью-Йорк–Москва: КОЖА ПРЕСС, 2011); Эдвард Крицлер, «Еврейские пираты Карибского моря» (Текст, Книжники, 2011).

Вероника Шарова