Юрий Арабов. Орлеан. АСТ, 2011
Прозаик, поэт и сценарист (в том числе одиннадцати лент Александра Сокурова) Юрий Арабов, не любящий ни писателей, ни кинематографистов, и не желающий быть ни тем, ни другим, написал, однако, свой далёко не первый роман – кстати, родившийся из сценария, не нашедшего экранного воплощения.
Роман этот состоит из книги и другой книги (так назван эпилог). Основное действие происходит в городке Орлеан. Вообще-то действительно есть такое село в Алтайском крае, но насколько оно адекватно своему литературному аналогу мне неизвестно. У Арабова же там явно не растёт кокос и даже трын-трава: скучно, бедновато, всё вокруг поломанное, недоделанное, неуютное, постаревшее, тленное, бессмысленное… Одним словом — «равнодушная действительность».
И люди там соответствующие. Жизнь у них хреновая. Во всех смыслах. То есть и им самим хреново, и другим от них тоже хреново. Парикмахерша Лидия Павловна Дериглазова держит маленького сына в шкафу. Хирург Рудольф Валентинович Белецкий, не принимающий близко к сердцу беды пациентов, не разделяет «вообще никакой точки зрения» и не желает нести свой крест по предельно простой причине – «не люблю носить тяжести». Дознаватель Неволин Василий Карлович — настоящий дознаватель, то есть сажает и косит в соответствии с личной необходимостью… Смысл явленного явлен без всяких фиг в кармане: «Сейчас сердца быть не должно, время такое». Время обозначено резко и в лоб — здесь молодые люди «рассчитывали в голове цену продвинутого мобильного телефона, который необходимо было купить, чтобы послать с него Богу выразительный смайлик». Так что слова одного из персонажей романа не станут для читателей откровением: «Городу грозят события, как минимум, поучительные».
Тут как тут появляется некто экзекутор — «менеджер среднего звена, но только по морально-этической части». Именно он, уж как может, берётся разобраться с посланиями Богу в виде смайликов. Вот сказал Неволин про ноу-хау всей теперешней жизни: «На нас набросили покров иллюзиона, а за ним вполне конкретные люди творят свои вполне конкретные дела»; а экзекутор, раз, и уже вышибает иллюзион иллюзионом. Вот он Кларк Гейбл и Лидке «философию гонит»; вот слесарь-старичок с посохом и татуировкой «Э. Х. 21.7.1899», поясняющий Белецкому: «Лишь веруя мыслят. А вы не мыслите, потому и не веруете»; а вот является к Неволину, прости господи, массажистом с ликом несправедливо посаженного дознавателем Павлючика А. Павлючека. Ну, и, как вещает где-то в середине романа 10-летняя дочка милиционера: «Спасутся только еврейские первенцы… А обрезанных будут судить по делам их, и часть из них уйдёт в мир теней». Приятного чтения…
Читается действительно неплохо, но только если вас не смущает сплав очень невероятного с очень очевидным, и за насущную идею вы простите автору некоторую рыхлость формы. И ещё не принимайте всеядный «постмодернизм» орлеанского существования за авторский постмодернизм. Автор, конечно, ироничен, но абсолютно серьёзен.
А вообще-то в Орлеане не стесняются изъясняться манерно и несвоевременно. Уж на что Лидия Павловна – всего-то парикмахерша, а как излагает: «Меня убивают!.. Моя добродетель растоптана грязными сапогами аристократа». То тут, то там на страницы настойчиво проникают самые разнообразные отсылки к культурным кладезям человечества. Олирна, Мошиах, Торквемада, священный знак «Ом»… «В распахнутые окна на лестничных площадках хотело влезть заходящее солнце, как влезало когда-то к поэту Маяковскому, но он давно не принимал, и поговорить было не с кем». Но говорят, однако, много, выплёскивая на нас самогонный интеллектуализм, кислотой разъедающий покровы вечного Совбыта, скрывающего, эх, тайные бездны, в которых Ницше, хаос новой России, бледная моль в лейтенантских погонах, камышовая кошка Гиневра и W на двери офиса экзекутора. Понятное дело, в этот коктейль так и просятся Пелевин и Булгаков. А на «Мастера и Маргариту» прозрачно намекает и упомянутый выше эпилог, дополняющий сатирическую часть частью исторической.
И будет в конце московская зима 1921 года. Перед нами не иначе как ответвления от сценария для сокуровского «Тельца», исполненные в духе анекдотов Хармса. Арманд Хаммер на приёме у Ленина. Вождь считает американца сибирским валенком и решает основать в пустыне город Орлеан. Дзержинский считает: «Чем больше городов в пустыне, тем лучше. А деревень должно быть меньше. И предателей тоже. Как можно меньше предателей». И пытается арестовать Сталина. Сталин окуривает Троцкого вонючим табаком. Ленин спрашивает Крупскую: «Когда мы сможем освободиться от совести?» «Через сто лет», — прозорливо отвечает та. Мартов является к Ленину с палкой, чтобы побить его за НЭП, проявляя при этом провидческие способности: «Какой капитализм при диктатуре? При диктатуре одной партии?» Резюме первое (в моём изложении): ВСЁ напрасно, как Орлеан в пустыне. Почему? Второе резюме сформулировал сам автор, правда, в интервью по поводу фильма «Фауст». Но подходит, кажется, один в один: «Современный человек — человек секулярного общества, человек цивилизации — вообще разрывает связи с метафизикой как таковой. Он не верит ни в Бога, ни в черта, и функции черта переносятся на самого человека».
Павел Тимошинов
|