Александр Кабаков «Проехали!» Москва. АСТ. 2012

Читать анонс книги Александра Кабакова «Проехали!»

BENTLEY “S” SERIES 1955 ГОДА

БОНД, ДЖЕЙМС БОНД

Почему-то принято считать, что экранизации историй о Джеймсе Бонде лучше литературной первоосновы. Мол, настоящую литературу экранизация только портит, а работы отставного шпиона Йена Флеминга суть макулатура, потому из них и удалось извлечь сюжетную канву для чрезвычайно обаятельных комедий, задавших стандарты мужской красоты и глупости.

Это заблуждение. Кто не читал по-английски, поверьте мне на слово: сага о Бонде – весьма приличная литература. Самое лучшее в ней – сам Бонд. В кино он выглядит неудачливым, но энергичным и жизнерадостным идиотом, а тексты знакомят с грустным, рефлексирующим почти интеллигентом средних лет, усталым бабником по привычке и осторожным картежником, старательно несущим неблагодарную службу в звании коммодора, то есть капитана первого ранга, морского полковника. В советское время таких называли «сапогами», намекая на их принадлежность к полувоенному ведомству, обычно это были, как и их коллега-англичанин, сильно пьющие мужики с залихватскими манерами, полностью разрушенной личной судьбой, хорошими иностранными языками и правильными, но неприметными лицами – тот же Коннери или Мур, только без киношного шарма. И служебные обязанности поселяли их не в замках и не на субмаринах, а в редакциях или посольствах, под крышами которых они не геройствовали, а тихо занимались своим шпионским делом.

К чему это все? А вот к чему: на экране Бонд рассекает на «астон мартинах» и даже «БМВ», а в книгах, как и положено такому господину, ездит на стареньком, хотя и мощном «бентли». Это существенная разница, скажу я вам. Именно старый «бентли» подобает офицеру и джентльмену – наряду с неизменно черным шерстяным галстуком, брюками из кавалерийской диагонали, сигаретами, набиваемыми в табачной лавке по особому заказу, дринком в каждую свободную минуту, холостяцкой квартиркой в первом этаже и одиночеством.

Скорей всего, старина Джеймс ездил именно на таком «бентли», какой вы сейчас воображаете: модель пятьдесят пятого года, как раз в то время выходили книги о самом симпатичном шпионе в мире. Разве могут быть сомнения в английском происхождении и джентльменской сущности этой машины? Длинный крепкий корпус, пропорции гончей и общая сдержанность облика. Мужчина достигает такого совершенства пробуждениями в ледяном общежитии частной школы, крикетом и теннисом, многочасовыми прогулками в резиновых сапогах-веллингтонах по вересковым пустошам… Плюс постоянным употреблением хереса, можжевеловой водки и односолодового виски, посещением портных на Севил Роу и клубов на Стрэнде… В результате всего перечисленного получается особая порода живых существ под названием british gentleman. Соответствующий этому биологическому виду автомобиль получается в результате выполнения всего одного условия: он должен быть собран на одноименном острове. Если присмотреться к такому экипажу, вам обязательно покажется, что он затянут в безукоризненный костюм из серой фланели, что причесан на косой пробор волосок к волоску, что тонок в талии, широк в плечах и невозмутим лицом…

А что «бентли» джентльмена не должен быть новым, то это так же очевидно, как и то, что обувь должна быть обношенной, пиджак сшит на заказ и не в этом сезоне, а щеки выбриты начисто и не электробритвой.

В сознании тех, кто знаком с агентом 007 в основном по кино, машина Бонда – это навороченный ракетами и парашютами почти болид чисто спортивного вида. А я представляю себе автомобиль этого «джентльмена на секретной службе Ее Величества» именно таким – старомодная колымага, но фантастически элегантная.

 

MAYBACH W3 1921–1928 ГОДОВ

СУДЬБА СИРОТЫ

 Даймлер, цеппелин, майбах… Бессмертие наступает тогда, когда твое имя начинают писать с маленькой буквы и без кавычек.

Вильгельм Майбах был приютским сиротой. Как и положено безотцовщине в серьезной и суровой стране Германии, пошел он в пятнадцать лет работать на завод – подмастерьем в цех и помощником чертежника в конструкторское бюро. Было это в начале шестидесятых годов позапрошлого века.

Если у тебя нет ничего, кроме толковой головы и выносливой к сидению за чертежной доской задницы, вся надежда на покровителей. А покровители, как правило, тоже не остаются в проигрыше. Так и вышло: великий первостроитель автомобилей Даймлер заметил старательного молодого конструктора Майбаха, сделал его своим главным инженером и не пожалел об этом – Вилли придумал четырехцилиндровый мотор небывалой мощности в двадцать четыре лошадиные силы и поразительное устройство для смешивания бензиновых капель с воздухом, названное карбюратором. С этой штукой машины Готлиба Даймлера ушли в далекий отрыв от конкурентов. Вилли же сохранил вечную признательность благодетелю.

Впрочем, все смертны, и старый Готлиб своим ходом отправился в иной, обходящийся без двигателей внутреннего сгорания мир, а герру Майбаху – уже уважаемому инженеру, но по-прежнему безденежному – пришлось приискивать нового патрона. Тут как раз возник полоумный граф Цеппелин, и Майбах с тем же прилежанием, с которым занимался моторами для автомобилей, погрузился в конструирование двигателей для дирижаблей – что делать, наемный специалист не имеет права на собственные навязчивые идеи, он только осуществляет чужие…

Но Майбаху повезло. Он все же накопил денег и открыл свое дело. Германия повержена в великой войне, ей запрещают все, в том числе и строить дирижабли, так что приходится вернуться к молодости, к автомобилям. Зато их он делает так, что богачи из победивших стран готовы заплатить любые деньги за это настоящее германское качество, с которым не сравнятся ни британская элегантность, ни французское щегольство. И будущие вожди рейха, еще митингующие по пивным, уже присматриваются к своему будущему официальному экипажу… К началу Второй мировой автомобили Майбаха становятся символом простой и абсолютной надежности, сдержанной роскоши, доступной только тем, кто укрепился на вершинах богатства и власти. Машины со сдвоенным М на эмблеме – Maybach Motorenbau – утверждаются в качестве такой же вечной и несокрушимой ценности, как никогда не выходящие из моды запахи месье Герлена, платьица мадемуазель Шанель и часы господ Патека и Филиппа. Вот он стоит на фоне картонной декорации, изображающей гарцскую скалу, сам недостижимый и прочный, как скала, – тот Maybach межвоенных лет, воплощение богатства и самоуверенности.

…А вчера по Кутузовскому пролетела мимо меня тень. Медленно вдвинулся сзади в поле зрения гигантский вислый нос, поглотило все пространство слева огромное, чуть сутулое, как положено крупному красавцу, тело, отразили искривленную окружающую среду лилово-коричневые зеркала дверей, и вот уже скрылись в робко расступившейся автомобильной толпе выпученные, налитые красным глаза задних фонарей. Maybach, полмиллиона евро, символ и пик достижений в водочной торговле или впаривании элитной недвижимости…

Ах, думал ли сиротка о такой карьере в далеком будущем вообще и в варварской России в частности! Но когда понадобилось создать нечто для совсем новых богачей в новом, двадцать первом веке, имя Майбаха всплыло, и самая дорогая машина транснационального, уже почти растерявшего немецкую основательность концерна Daimler—Chrysler была названа в его честь.

Так оно и прошло сквозь целый век, это резкое слово, похожее на строевую команду: May… bach! – пароль, по которому действительно богатые распознают друг друга.

Летит огромная сутулая тень над негодной московской мостовой, тень больших денег и еще больших амбиций… В этом есть какая-то высшая справедливость – наши нувориши, желая добавить солидности к своим безбашенным деньгам, ездят на машинах, увековечивающих память нищего штутгартского сироты.

 

FORD T 1909 ГОДА

УЛИЦА МОРСКАЯ, 15, С.-ПЕТЕРБУРГЪ

 

Чтение текстов, написанных по действовавшим до большевистского переворота правилам, для современного человека чрезвычайно увлекательно. За новейшие времена мы вполне привыкли к твердым знакам, и, вероятно, родившимся в последнее десятилетие будет казаться, что слова «трактир», «банк», «ломбард» и «коммерсант» лишь по недоразумению пишутся в школьных учебниках без «ъ» на конце. Но уже с десятеричным “i” возникают проблемы – даже Россiя выглядит странновато, а уж порядок употребления фиты и ятя неведом даже многим филологам. Когда же видишь целые страницы, исписанные по-старому, возникает совершенно особое впечатление от самого рисунка слов, пестрящих вроде бы чужеродными значками, – генетическая память подсказывает, что никакие они не чужеродные, а совершенно естественные…

Еще более странное ощущение от включения латиницы и иностранных названий в дореволюционное письмо. В нашем подсознании закрепилось представление о небывалой интернациональности, которой отмечен наш быт в последние годы, поскольку мы ведем отсчет от изолированности времен «железного занавеса». Страницы Пушкина и Толстого, написанные по-французски, не влияют на наши предубеждения, не так уж часто мы в них заглядываем.

Рекламная полоса из русского журнала 1910 года заставляет понять, что многое из представляющегося нам достижениями конца прошлого и начала нынешнего века заложено в отечественных традициях столетнего возраста. Замените картинку на этой рекламе фордовских автомобилей, приведите в соответствие с современными нормами технические данные машин и орфографию сообщения и получите страницу из текущей автомобильной периодики. Торговля со складов автомобилями нынешнего модельного года и всех модификаций, официальное дилерство для Ford Motor Co, Detroit, U.S.A., и даже сообщение, что предлагаемая продукция особенно приспособлена для российских условий – «автомобили, наиболее подходящие для самых скверных дорог», – все это, оказывается, существовало и без малого сто лет назад. Да и уровень автомобилизации страны был вполне приличный: как следует из рекламы, в то время по Российской империи бегало больше 100 «фордов» – если пересчитать на размеры и количество населения, получалось не хуже, чем в любой другой европейской стране. А ведь, как и сейчас, Россия тогда покупала изделия всего мирового автопрома, так что кроме выносливых «фордов», ездили здесь и «рено», и «роллс-ройсы», и «бенцы»… Впрочем, было одно отличие: собственные «руссо-балты» ни в чем не уступали самым престижным импортным маркам. С тех пор такого больше не было.

Если задуматься, высокомерное отношение к техническому прошлому ничем нельзя объяснить. Чего из повседневно употребляемой техники не было в то время, когда автомобили «Форд» предлагались к продаже в России представительством господина Фриде, расположенным в номере пятнадцать по улице Морской в С.-Петербурге? Автомобили, понятно, были, телефон был, самолеты понемногу летали, морские суда плавали ненамного меньших размеров, чем сейчас, поезда ходили с почти теперешней скоростью… Одной только электроники не было, то есть радио, телевизоров и Интернета. По мне, так не было бы, и ладно… А технического комфорта вполне хватало, к тому же комфорт дополнялся романтикой. Для автомобильной поездки летом надевали пыльник, кепку козырьком назад и большие предохранительные очки, зимой требовалась шуба, огромные перчатки с крагами и шлем с наушниками. Какая красота! Не говоря уж о красной стеганой коже сидений… И сколько приключений! Конечно, риск ДТП с серьезным результатом был меньше в силу сравнительно небольших еще скоростей, но какая отвага была в самом решении воспользоваться механическим экипажем! Злой балтийский ветер вышибал слезу из-под очков-консервов, клаксон крякал на весь Невский, и машина уносилась вдаль, через мосты, в загородную ресторацию, где прекрасные дамы уж ждали смелого шофэра – обязательно так, через «э» оборотное.

…В общем, не следует считать именно наше время эпохой бурной автомобилизации российских просторов. С небольшим перерывом на семьдесят лет наша страна всегда была великой автомобильной державой. По крайней мере, мы издавна знали толк в иномарках.