Алесандр Блинов «Синий слон, или Девочка, которая разговаривала с облаками»
Издательство:
Самокат
|
МУХА, которая умела жужжать Второй концерт Шопена си бемоль мажор с вариациями
Да запросто!
Потому что родилась Муха в конце октября и по знаку Зодиака была Скорпион, а они известные слухачи — это раз.
И два — родилась Муха за старым проигрывателем пластинок «Вега».
А дачники когда осенью съехали в город, то забыли выключить проигрыватель с любимой заезженной пластинкой того самого концерта Шопена.
Поэтому Муха всё свое детство, отрочество и юные годы (мухи быстро взрослеют) провела под эту пластинку, пока в январе проигрыватель не сдох.
И теперь Муха не просто жужжала, как прочие, а издавала чудные по красоте и гармонии звуки ВТОРОГО КОНЦЕРТА ШОПЕНА СИ БЕМОЛЬ МАЖОР С ВАРИАЦИЯМИ…
Весть о необыкновенных способностях юной Мухи разнеслась по всей округе.
На совершеннолетие Мухи родственники решили устроить бал. Слетелась вся окрестная знать. Прилетело в полном составе важное семейство раскормленных сортирных мух, три злющих незамужних сестры овода от хряка Толика с заднего двора, изящные плодовые мушки с соседней груши, семейство из мясного отдела лабаза и мухи с рыбных рядов рынка, эстеты и гурманы…
Муха вышла перед всеми и сделала книксен. Боже, как она была прелестна!
Её огромные томные фасеточные глаза отливали рубином, изящные задние крылышкижужжальца нежно трепетали, фиолетовое хитинистое брюшко мерцало загадочным стальным блеском. Муха изящно потирала передние лапки и кланялась!
— Хороша… — пронеслось в толпе. — А как сложена!.. Божественна…
Муха присела в реверансе, расправила крылья и давай мотаться по комнатам, производя столь чарующие звуки, что всё общество, а с ними и дворовая челядь: два кота — Тимофей и Анисфема, приблудная собака Лизка, соседские гуси — Толик, Семён и Марфа, мыши-полёвки — Тоня, Лёня, Ляля, Лина и паук Василий Николаевич, которые облепили подоконники и корявый абрикос под окнами, затаив дыхание, слушали.
— Далеко пойдёт эта Муха, га, га, га, — откашлялся старый гусак Флор. — Чтоб плавать мне в супе!
Но Муха была, что называется, бесприданница. Родители старенькие, одна надежда — на злющего дядю-овода. А все знали: старый овод хоть и жаден, чтобы определить Мухе как приличной девушке на выданье достойный пансион, но со связями!
И Муху отправили в город под пригляд двух незамужних тёток, Софьи Абрамовны и Розы Соломоновны, двух старых прожжённых мух, семья которых жила в столовой при консерватории ещё со времён её основания господином Рубинштейном.
Старый овод так и сказал:
— Там всё пропитано духовностью! И Муха не пропадёт!
И отправили!
Муха подавала большие надежды.
И когда на известном конкурсе Муха изящно, в три четверти, села на стол перед отборочной комиссией и зловредная Вера Игнатьевна, профессор по классу фортепиано, хотела было уже прихлопнуть её программкой, муха зажужжала!
Все обмерли, и Муха заслуженно получила первое место и по вокалу, и по фортепиано… разом!
Вот такая это была музыкальная Муха. Разносторонняя.
Потом, правда, все удивлялись: «Какая муха нас укусила?» — но в итоговом бюллетене уже стояло: Генриетта Муха — первое место!
И, конечно, появился у Мухи импресарио — набриолиненный хлыщ Фабио, который говорил на шести языках, кроме русского, — и ангажемент появился, и гастроли…
Правда, находились зануды, шипевшие в кулуарах, что, нажужжать Муха могла только Второй концерт Шопена си бемоль мажор… и всё!
Но ведь бывают же актёры одной роли, писатели одной книги и композиторы одной песни. И никто не жалуется.
Обычно Муха выходила в конце концерта, исполняла своё чудное произведение и его же — семь раз на бис. Зал был в восторге!
Вот только когда Муха брала верхнее «си», то так металась по залу, что меломаны, ловившие каждый звук, вынуждены были крутить головами, как бешеные, и некоторые теряли сознание. Поэтому у консерватории всегда дежурили пятьшесть карет скорой помощи.
Хотя потерять сознание в такой ситуации почётно и достойно. Это как барышне из приличной семьи упасть на балу на глазах принца крови в обморок от перетянутого корсета…
И многие даже симулировали! Так потом и говорили: вот наша-то Верочка Румберг потеряла сознание три раза, а ваша Зина Сюткина — только раз! И то не до конца. Поэтому понятно, что Верочка вот-вот составит прекрасную партию с сыном мэра и у неё родятся семнадцать очаровательных девочек на смычках и двенадцать мальчиков на клавишах, а бедная Зина так и будет в девках прозябать.
Но, главное, Муха могла жужжать с утра до вечера, а толстые усатые оперные дивы с огромными гонорарами — от силы концерт, а потом по контракту ехали отдохнуть на воды в Баден-Баден.
Поэтому контракты импресарио предпочитали заключать с Мухой, а злобные соперницы даже обещали раскупить в ближайших лабазах мухобойки… но обошлось! У Мухи был фан-клуб в передних рядах, который защищал членистоногое насмерть!
В общем, успех полный! Гастроли, овации, ангажемент!
Скоро у Мухи появились подражатели, и теперь в приличных домах, общественных туалетах и фастфудах раздавалось не назойливое жужжание, а звуки арфы или клавесина.
И вообще стало модно иметь в приятелях двух-трёх мух с хорошо поставленными сценическими голосами: счастливый обладатель приносил их в общество в серебряном медальончике, и счастливцы прикладывали ухо и закатывали от восторга глаза, как завзятые меломаны.
Для Мухи писались партии в операх, и попзвёзды шили себе одежду с хвостом в хитинках, носили огромные стрекозьи очки и пришпиливали к лифу лукавые хрустящие крылышки.
Единственное, импресарио требовали, чтобы на всех афишах, где бы ни выступала Муха, в парижской Гранд-опера или мадридском Королевском оперном театре, чёрным по белому было написано: «Внимание! В зал с бутербродами, лягушками, жабами и пауками не входить!»
А на дверях висели постеры: толстая жаба, паук и бутерброд, перечёркнутые крест-накрест. А тут в пятницу притащился тип на концерт, с виду хлыщ, видно, подосланный усатыми дивами, сел нагло, как приглашённые, в восьмом ряду партера и нагло при всех из нагрудного кармана смокинга достал здоровый бутерброд с ливером, а из рюкзака — большую мадагаскарскую Жабу в розовом ошейнике.
Ну и, естественно, трагедия налицо: Муха села на ливер, а Жаба её — цап!
Ползала замерло от горя, а другая половина побежала к директору требовать деньги за возврат билетов.
Но тут Жаба запела!
И так красиво и сочно, что все посрамлённо вернулись.
А Жаба пропела не только весь репертуар Мухи, но ещё «Соловья» Алябьева, и этно-хиты из мадагаскарской культуры, и… кое-что из Вагнера.
Похоже, эта Муха была у Жабы не первая…
Конечно, некоторые невежды заявляли, что поёт не Жаба, а Муха в её животе. И даже требовали организовать комиссию по прослушиванию…
Но дирекция филармонии это отвергла, потому что не дело — прикладывать ухо к животу каждой дивы.
Ведь есть ещё понятие «душа».
А некоторые поют и сердцем!
А благодарные почитатели и свидетели чуда собрали деньги на памятник «Жабамуха». В бронзе!
И мэр, склонный ко всему неожиданному, поручил сваять памятник известному городскому авангардисту Мише Блюмкину, который и отлил удивительное по красоте чудо: «Огромная жирная жаба на шести тоненьких членистых ножках. С крылышками».
И если приложить к постаменту ухо, то можно было услышать то самое волшебное жужжание…
Поэтому памятник был всегда облеплен!
