Аманда Проуз «Дитя клевера»
Все четверо собрались в холле. Никаких восхищенных возгласов со стороны отца при виде невесты. Никаких слез на глазах матери. Отец лишь не забыл поинтересоваться у всех, не обращаясь ни к кому конкретно:
— Заднюю дверь не забыли закрыть?
После чего все четверо направились к выходу. Их путь лежал к церкви Святой Анны, что на Невелл-стрит. Красивое, старинное здание с изысканной архитектурой, с первого же взгляда подавляющее своим величием. Неудивительно, что участники брачных церемоний моментально чувствуют себя мелкими и незначительными, вступая под своды собора. Все окна зарешечены или закрыты металлическими сетками. Их установили сравнительно недавно, по распоряжению викария. Тому уже до смерти надоело бороться с вандалами, регулярно совершающими набеги на неохраняемый исторический памятник. Все четверо шли очень быстро, словно торопясь не опоздать к началу киносеанса или к закрытию распродаж в каком-нибудь супермаркете. Ничто ни в выражении их лиц, ни в поведении не указывало на то, что к церкви приближается свадебная процессия. Разве что белое платье Дот… Дескать, вот идет невеста. Она надела тот наряд, который купила ей мать, не проявив к нему ни малейшего интереса. Ее вообще не трогали свадебные хлопоты. Так какая ей разница, в чем идти под венец? Предельно простой покрой в форме трапеции из королевского атласа с облегающим лифом и искусственными маргаритками, пущенными в качестве отделки вокруг шеи. Платье доходило почти до щиколотки. Дот в тон платью обула туфли с перепонкой, застегивающейся на металлический крючок. Завершали свадебный наряд перчатки длиной до локтя, тоже белые, но несколько иного оттенка, цвета топленого молока.
Родители заранее решили, что брачная церемония состоится в храме той конфессии, к которой принадлежит Уолли. Собственно, никаких таких табу они не нарушали, да и конфессиональные различия в наши дни уже мало что значат. И все же… Пожалуй, в иных обстоятельствах Дот даже посмеялась бы в глубине души над такой показной веротерпимостью своих родителей, но слишком мало было смешного в том, что происходило с ней самой. Дот, как, наверное, и все девушки, с самого детства мечтала о свадьбе. Подробности самого торжества в ее воображении рисовались пунктиром, но что до главного… Так, она всегда представляла собственный образ в мареве кружев, с длинной фатой и букетом ландышей в руке. Рядом мама, утирающая носовым платочком слезы умиления, и красавец жених, с сияющим лицом берущий ее за руку. Глаза его искрятся, они полны любовью. Общая картина торжества стала наполняться конкретикой уже после того, как Сол сделал ей предложение. И Дот тут же мысленно набросала новый фасон своего подвенечного платья: приталенный наряд, длинный рукав, классические линии кроя и обязательно болеро из атласа в тон кружевной материи самого платья. Она мечтала о том, что подъедет к церкви, как самая настоящая принцесса, сидя в роскошном открытом экипаже, с лошадьми, чья сбруя украшена цветами. И Сол, уже поджидающий ее у алтаря… Вот он видит ее и поворачивается навстречу, наблюдая за тем, как она медленно движется по центральному проходу. А потом они стоят рядом, и он не сводит с нее восторженных глаз, пока каждый из них произносит слова клятвы, соединяющей их навек.
Джоан торопливо взбежала по ступенькам крыльца, волоча за собой Ди, которую она крепко держала за руку. Отец нерешительно согнул руку в локте, Дот молча положила поверх его согнутой руки свою руку. Он осторожно погладил ее пальцы другой рукой. Впервые за долгие месяцы он прикоснулся к дочери. Он не посмотрел на нее, не проронил ни слова, и лишь где-то уже на середине их дистанции вдруг неожиданно обронил тихим голосом:
— Я люблю тебя, Дот! Я всегда тебя любил! И всегда хотел для тебя только добра!
При этом он продолжал смотреть вперед. Дот промолчала в ответ. Слишком поздно, подумала она. Едва ли сейчас его слова смогут пролиться бальзамом, чтобы зарубцевались ее незаживающие раны. Что сделано, то сделано! Дот думала, что не сумеет вынести этот день, не сможет пережить его. Но нет! Та же душевная апатия, своеобразная анестезия, которая сковала ее тело и душу после возвращения из монастырского приюта, сделали свое дело. Ужасным оставалось лишь одно: ее ведет к алтарю, против ее воли, человек, которому когда-то она безоговорочно доверяла во всем.