Анна Князева «Ключ от проклятой комнаты»

   Лера пошевелилась,  раздумывая, стоит ли просыпаться. Перед тем как лечь, она постелила на пол пальто, но все равно чувствовала себя побитой. В каменном сейфе было сыро и холодно. Спина онемела.

Она знала, что здание котельной готовили к сносу. На его месте  планировали возвести еще один бизнес-центр. Предприимчивые собственники рачительно использовали территорию, когда-то бывшую заводской.

Перспектива лечь в фундамент чужого благополучия не слишком прельщала Леру.

—  Спите… ? —  она похлопала по камню рядом с собой. Наткнувшись на Губанова, отдернула руку.

—  Нет. —  Чиркнула спичка. Слабый огонь показался в темноте пронзительной вспышкой. Затягиваясь сигаретой, Губанов прильнул к огню.

—  Как думаете, сколько сейчас времени?

—   Сейчас посмотрю… — он отвернул край рукава и взглянул на часы. —  Три часа ночи.

Когда огонь погас, Лера сказала:

—  Мы здесь уже восемь часов…

—  И, все-таки, зачем вы сюда пошли? —  спросил у нее Губанов.

—  За водой, —  Лера усмехнулась. —   Вчера вечером говорила с Кравченко про то, где могли утопить комендантшу. Он предположил, что в котельной. По его словам, здесь — по пояс воды.

—  Возможно, он говорил о другом помещении. В котельной есть еще одна лестница.

—  Как я могла так ошибиться… —  Лера застонала. —  Зачем поперлась сюда… Любопытная Варвара…

—  Любопытной Варваре на базаре нос оторвали.

—  Если бы только нос. Как думаете, догадается Кравченко, что мы здесь?

—  Судя по тому, что воды нет, и вы ошиблись…

—  Значит не найдут, — тихо сказала Лера.

—   Можете вспомнить ваш разговор?

—  Могу. Он спросил, из-за чего убили Филицию Павловну. Я рассказала ему про шантаж. Потом Кравченко попросил разыскать Машу, возмутился, почему не подготовили его кабинет. Я сказала, задержка произошла, когда принесли ковролин и обнаружили дырку как раз под его столом.

—  Насколько я помню, дыра была у окна.

—  Я тоже так думала. Но, потом вспомнила, что покрытие положили не той стороной. На самом деле его должны были развернуть на сто восемьдесят градусов. Я так и сказала Кравченко, что кусок был вырезан под его столом. После чего он сказал, где могли утопить комендантшу.

—  Почему же Кравченко не сообщил Васину? – спросил Губанов.

—  Потому, что к тому времени Васина уже не было.

—  Сказал бы тогда мне…

—  Вас он не нашел.

—  Ложь. Я говорил с Кравченко перед тем, как он поднялся к себе.

—  И вы рассказали ему про Филицию Павловну? —  тихо спросила Лера.

—  Во всех деталях.

—  Странно… — она задумалась: —  Знаете, в какой-то момент мне показалось, что он подначивал меня…

—  Как это?

—  Говорил, будто ему кажется, что меня больше других интересует расследование. И еще о том, что Филицию Павловну утопили в подвале котельной, но до утра убийца наверняка заметет следы…

—  Ну, и пошел бы сам.

—  Теперь и я это понимаю. —  Помолчав, Лера осторожно спросила: —  Вы думаете о том же что и я?

—  В каком смысле?

—  Что это Кравченко нас здесь запер.

—  Давайте порассуждаем… Какие у него могли быть причины? Что вы могли сказать такого особенного?

—   Мы говорили о гибели Филиции и обустройстве его кабинета.

—  Сдается мне, и то и другое связано. – Губанов чихнул и сел, прижавшись спиной к стене. —  Сырость… Теперь давайте повспоминаем, что необычного было в вашем разговоре.

—  Дырка, —  не задумываясь, сказала Лера.

—  Дырка в ковровом покрытии, в том самом месте, где располагался стол Кравченко, под самыми его ногами.  Согласен. Как думаете, для чего ее вырезали?

—  Может быть, это сделала Филиция Павловна? –  предположила  Лера. —  Кто мог вырезать дырку в рулоне без ее ведома в ее складе?

—  Логично, — согласился Губанов. —  Возможный ответ на вопрос: «Кто?». Вопрос: «Для чего?» пока без ответа.

—  Ковровое покрытие сняли за день до смерти Филиции Павловны. Как раз тогда она занялась шантажом.

—  Следуя вашим рассуждениям, Филиция Павловна Кондрюкова шантажировала убийцу куском ковролина?

—  Выходит, что так, —  Лера поднялась с пола и села рядом с Губановым. —  А, поскольку, ковролин из кабинета Кравченко, значит, она шантажировала его.

—  Предположим, все так и было. Но, только, вот ведь какая штука… — Губанов помолчал, по-видимому собираясь с мыслями. —   Для того, чтобы ковролин стал уликой, он должен нести какую-то информацию.

—  Может, был поврежден или… испачкан?

Губанов продолжил мысль:

—  Логично предположить, что вымазать ковролин можно не только ногами, но я думаю, что именно так и случилось: грязные подошвы.

—  Я знаю! — вскрикнула Лера.  —  Они были в краске!

—  В краске?

—  В голубой краске с седьмого этажа! Филиция Павловна видела ее и тоже испачкала туфли. Только Кравченко мог оставить след под столом, и только Филиция Павловна могла расшифровать что это значит.

—  А это значит, — продолжил Губанов, — Что сумочку Риты Сцейпек подкинул Игорь Петрович Кравченко, и Филиция Павловна поняла это раньше других.

—  И потому умерла.

—  Кравченко ее утопил… —  Не закончив фразы, Дмитрий Губанов услышал, как Лера заплакала.

—  Это он запер дверь… —  прошептала она. — Нас никогда не найдут… Какая же я дура, что пошла…

—  Ну-ну… Не корите себя. Вы не дура. Вы – любопытная Варвара. —  Дмитрий обнял ее. –  Любопытство…  Кравченко просто сыграл на нем.

 

***

 

 

   Машино утро началось с пробки на Ленинградском шоссе. Из области в центр тянулся нескончаемый хвост машин.

К «Пресне Палас» Маша подъехала ровно в десять. Свободных парковок не было, и ей пришлось объезжать дворы. Найдя подходящее место,  Маша вдруг заметила заснеженный автомобиль. По номеру определила, что он Лерин. По толстому слою снега —  что он простоял здесь всю ночь.

Маша вынула телефон, набрала Лере.

«Вне зоны…», —  нажав на отбой, Маша немедленно позвонила Барсуковой.

Надю встревожил Машин звонок, она и сама пыталась дозвониться до Леры, но безуспешно. Теперь она спешила по коридору шестого этажа в «Домовой».

В приемной Лобова разговаривали две женщины, одна из которых была Галеева.

—  Второй день работает, и такая безответственность.

—  А, ведь, показалась серьезной девушкой.

—  Не появлялась? —  Надя указала глазами на Лерин стол.

—  Нет. И даже не позвонила, —  сказала Галеева.

—  В соседнем дворе всю ночь простояла ее машина.

—  Может быть, выпила и уехала на такси? —  предположила Галеева.

Надя резко оборвала:

—  С Лерой что-то случилось!

 

* * *

 

У закрытой двери дирекции бизнес-центра слонялись рабочие. В вынужденном безделье, они напоминали скучающих детей.

Олег Иванович сидел на корточках и смотрел в конец коридора, откуда приближалась группа мужчин, среди которых были охранники и следователь прокуратуры Константин Васильевич Васин. Приблизившись, Васин дернул дверную ручку.

—  Никого? – спросил он у Олега Ивановича.

—  Пока никого, — ответил тот.

Следователь посмотрел на часы:

—  Одиннадцатый час.

Олег Иванович встал и пожал плечами.

—  Ждем…

—  Губанов не заходил? – спросил у него охранник.

—  Не знаю.

—  В подземном гараже видел его машину, — сказал Васин.

—  Чью машину? –  в разговор вклинилась подоспевшая Маша. Запыхавшись, она отомкнула дверь.

—  Машину Губанова, —  пояснил Васин.

—  Нам нужно поговорить, – сказала ему Маша.

—  Вот так сразу?

—  Пропала Лера Казанцева. Ее машина осталась на ночь в соседнем дворе, а сегодня она не пришла на работу. Мобильник –  вне зоны, дома  не ночевала.

—  Откуда знаете, что дома не ночевала? Проверяли?

—  Звонила вечером на домашний. Она не брала трубку. Уверена, с ней случилась беда.

—  Так-таки и беда… Может быть загуляла?

Маша вспыхнула:

—  Говорю вам, с ней что-то случилось.

Васин рассеянно обвел глазами приемную,  достал телефон и набрал номер Губанова:

—  Все утро звоню.  Телефон отключен. Что бы это могло значить? – он повернулся к охраннику. —  Видеонаблюдение восстановлено? Что с сервером?

—  Пока нет, — ответил охранник. – Восстанавливают.

 

***

 

Из темноты слышался звук падающих капель. Короткие перерывы между ними были равны секунде. Из шестидесяти капель складывалась минута, из трех тысяч шестисот – один час.

Через восемьдесят шесть тысяч четыреста капель пройдет день, спустя шестьсот четыре тысячи восемьсот – неделя…

Их найдут через неделю или, может быть, через год.  Кричи – не докричишься. Стучи – тебя никто не услышит. Надежды на спасение нет.

   -  Я не хочу умирать… - Лера попыталась выпрямиться, но, почувствовав боль в спине, без сил улеглась на пол.

—  Не нужно об этом думать, —  Повозившись в темноте, Губанов зажег огонь, заглянул в сигаретную пачку и, скомкав, отбросил ее в сторону. —  Сигареты закончились.

—  Что с нами будет… — прошептала Лера.

—  Не стоит об этом.

—  У меня нет сил…

—  Хотите, я что-нибудь расскажу?

—  Про сестру…

—  Что? – не расслышал Губанов.

—  Расскажите мне про сестру…

—  Про Женьку?  — Губанов тихо рассмеялся: —  В детстве она  сворачивала мне кровь. Прилипчивая была, зараза. Я старше Женьки на семь лет. Мать заставляла  таскать ее за собой. Чуть что не по ней, коронная фраза: «Я все расскажу маме».  А, если родители наказывали меня, тут же  заступалась, плакала: «Не трогайте Димку». Добрая девчонка была. И как только нарвалась на этого Кузьмичева… Не повезло ей.

—  Замуж за него вышла из-за денег?

—  Я в душу ее не лез. Точно сказать не могу. Кузьмичев звонил, цветы присылал, подарки. Женьке было двадцать четыре, она уже терапевтом работала в поликлинике. Кузьмичев к ней каждый день на прием записывался. Жаловался на одиночество, плакал. Ну, и выплакал. Первые годы жили неплохо. Потом Кузьмичев начал борзеть. Любовницы – одна за другой. Помотал Женьке душу изрядно. Говорил ей, брось его к черту. Не послушалась. Ребят жалко, племянников. Как подумаю, что никогда не увижу… До слез… —  Губанов вдруг замолчал, потом чуть слышно вздохнул. —  Венька, племянник, насквозь больной. Астма. От матери на минуту не отлипал. Даже не представляю, как он там без нее.

—  Сколько ему? – тихо спросила Лера.

—  Два… с половиной.

—  Маленький. А второй?

—  Вторая… Варвара, ей – пять.

—  Совсем малыши.

—  Женька с ума сходит. —  Не сдержавшись, Губанов скрипнул зубами: —  Убил бы гада. Я, после того, как сестру с матерью из психушки вызволил, сразу к Кузьмичеву в офис рванул. Один раз по морде успел съездить. Охранники подоспели. Падаль…

—  Мне бы очень хотелось помочь, но я не знаю, где дети, —  Лера приподнялась на локоть и посмотрела в темноту, туда, где сидел Губанов.

Он усмехнулся:

—  Еще вчера думал, что все плохо. А теперь, кажется, только бы выбраться. Остальное – пустяки. Найду.

—  Если выберемся, точно найдете.

Губанов замолчал, потом сказал тихим голосом:

   -  Знаете, когда вы так говорите, я чувствую себя мальчишкой, которого похвалила мать.

    Смутившись, Лера быстро заговорила:

—  А я все время одна. Ни сестер, ни братьев. С восьми лет жила с бабушкой.

—  Родители умерли?

—  Живы. Когда они поженились, отцовская мать была против, считала их брак мезальянсом.  Отец был ученым, заведующим кафедрой. Мама работала манекенщицей, по тем временам считайте, что проституткой. К тому же, отец ради нее ушел от первой жены. В нашей семье вообще все очень сложно. Еще когда отец был женат, они с мамой встречались. Потом отец  бросил маму. Потом родилась я…

—  Вашему отцу это было известно?

—  Нет. Мама не хотела, чтобы он знал.

—  Наверное, так не правильно.

—  Потом они встретились. Папа увидел меня и сразу ушел от жены к нам с мамой. Бабушка нас долго не признавала. Потом, когда она овдовела, я стала жить у нее. Родители уехали за границу, потом они разводились. Им было не до меня.

—  Родителей часто видите? – спросил Губанов.

—  Нет. Отца не видела много лет. У него другая семья. Маму случайно встретила, здесь, в бизнес-центре. Успели сказать несколько слов. Она торопилась.

—  Выходит, не слишком хотела вас видеть.

—  Она избегает меня, как будто в чем-то передо мной виновата.

—  Избегает своей дочери? —  Губанов хмыкнул. —  Нонсенс.

—  А мне с этим нонсенсом приходится жить. И ничего.

—  Ничего себе – ничего…

Лерин голос сделался немного мечтательным:

—  Мне всегда казалось, что раньше она была другой. Ласковой… любящей… доброй…самоотверженной. Может быть, я это выдумала, но точно помню ее голос, когда она пела. Прохладную руку на моем лбу. Ее лампу… —  При воспоминании о лампе, Лера вздрогнула,  передернув плечами.

—  Что? —   спросил Дмитрий Губанов.

—  Так… Вспомнился детский сон… Он и теперь снится.

—  Страшный?

—  О-о-очень.

—  Знаете, иногда, чтобы избавиться от ночного кошмара, о нем нужно кому-нибудь рассказать.

—  Не хочется, — Лера обеспокоенно заворочалась.

—  Ну и ладно. Просто хотел помочь.

—  Вобщем-то, ничего особенного. —   Она все же решилась: — Снится одно и то же. Мамина лампа, под красным платком. В комнате никого нет. Я лежу в постели и, кажется, болею. Мне плохо, тяжелые веки сами по себе закрываются. Я с трудом их поднимаю и вдруг вижу черного человека. Он стоит в простенке между окнами. Справа и слева от него шторы. Одежда у него черная. Волосы – тоже. Он медленно поворачивается и смотрит на меня злыми глазами. В этот момент я всегда кричу и от этого просыпаюсь.

—  Ну, вот, больше не присниться.

—  Ваши бы слова Богу в уши.

Они замолчали.

—   Э-э-х, —  Губанов вздохнул. —  Подумаешь про свою жизнь, а вспомнить-то нечего. Как жил? Для чего? Да и жил ли вообще… Работал… Дела делал… Дурак.

Лера вдруг резко села, потом подхватилась на ноги:

—  Не слышали?

—  Нет. —  Дмитрий Губанов тоже встал рядом с ней.

—  Мне показалось… Сколько сейчас времени?

Губанов включил фонарь.

—  Восемь часов вечера.

—  Сутки, —  услышав  какой-то звук, она встрепенулась: —  А сейчас?

—  Кажется что-то… —  Губанов прошел вперед и прильнул ухом к двери. Простояв несколько мгновений, он вдруг начал изо всех сил колотить по ней фонариком, тот сразу потух, и  от него стали отваливаться детали. А Губанов все бил и бил…

Лера закрыла глаза и заткнула уши, она молила Бога о спасении.  А когда вновь открыла глаза, дверь распахнулась. Лера увидела в сером проеме чью-то фигуру:

—  Кто здесь?

Лера попыталась сказать, но вместо этого зарыдала. Ноги ее ослабели, она стала падать. В эту минуту ее подхватил Губанов. Отчаянно рыдая, Лера с трудом выговорила:

—  Я молилась, и он услышал.