Анна Никольская «Невероятные приключения Лоскутикова»
Я родился в декабре (кажется, это был четверг). Помню, за окошком падал снег и переливались огоньки: красные, зелёные, сиреневые…Я смотрел на них, смотрел, а в это время мне пришивали нос. Ах, что это был за нос! Поролоновый, гордый, обтянутый розовым шёлком! Мне он сразу понравился — ведь глаза на тот момент у меня уже были. Один — из маленькой пуговицы на ножке, другой — из большой, с четырьмя дырочками. Именно маленьким глазом я впервые увидел маму.
Она была очень красивая! У неё на затылке рос длинный кудрявый рыжий хвост — почти как у меня. С той лишь разницей, что мой был пришит к попе. Мама завязывала мне узелок на ухе, держа меня в нежных, тёплых руках. Лицо у неё было грустное. Я попытался ей улыбнуться, но с непривычки у меня не получилось. Не получалось и заговорить, потому что в горле застрял большой ватный ком.
Вдруг из-за маминого плеча высунулась лохматая чёрная голова в огромных очках.
— Что это? Что это за маленький уродец? — закричала голова сердито, и я понял, что она принадлежит толстой женщине в коричневом костюме.
Эта женщина смотрела на меня и хмурилась. Я подумал, что, наверное, она по ошибке надела чужие очки, ведь я же никакой не уродец! Конечно, я пока не видел себя в зеркале, но по внутренним ощущениям я был похож на маму — такой же красивый.
— Ты опять лекала перепутала? Ухо от зайца, хвост вообще тигриный! — продолжала кричать толстая коричневая женщина. — …туловище крота! Сколько лески на усы угробила! Лоскутикова, о чём ты только всё время думаешь?!
— Простите меня, Венера Аполлоновна, — заговорила мама тоненьким голосом.
Это были первые слова, которые я услышал из её уст.
— Я опять всё перепутала… Простите, пожалуйста!
Стоит ли говорить, что голос у мамы был ангельский.
— Смотри у меня, Лоскутикова! Чтобы в последний раз! — гаркнула Венера Аполлоновна и, выхватив меня у мамы, швырнула под потолок. И я полетел. Я летел, а в лицо мне дул тёплый ветер. За то время, что я летел, я успел хорошенько рассмотреть маму со стороны. Я словно предчувствовал, что вижу её в последний раз. Врождённое звериное чутьё подсказывало: сюда ты больше не вернёшься! Гляди же, гляди!
Моя мама плакала. Я не видел её слёз — только ладошки ковшиком у лица.
Моё приземление в мусорную корзину было мягким. Я упал в обрезки плюша и фетра и даже ничего себе не повредил. Но всё же я потерял сознание — не подумайте, совсем не от страха! А от переживаний.
ЭТИКЕТКА НА ПОПЕ
Когда я очнулся, в комнате было темно. Я огляделся по сторонам, пытаясь вспомнить, где я и что произошло. Признаюсь, на минутку я даже забыл, кто я такой. Но потом вспомнил и сразу обрадовался.
Я — Лоскутиков. В честь моей мамы. Красивый и благородный зверь. Из одежды на мне был только галстук-бабочка. Я решил присмотреть себе какие‑нибудь штаны, немного покопался в лоскутках, но скоро передумал. Штаны — не самое главное в жизни. Я не пупсик, но дикий зверь, а дикие ходят голыми!
— Ау! — позвал я, но никто не ответил.
— Ау!
Тишина. Все ушли и оставили меня одного. Я почистил себе хвост (к нему прилипли какие-то ниточки) и погрузился в тяжёлые думы. Почему я здесь? В этой корзине для мусора? Почему один?
Ведь все сидят там, на полке, с приклеенными на попу этикетками — я видел сам! Слоны, медведи, крокодилы, львы — все эти звери из лесов и джунглей! Почему я не с ними, не шуршу целлофановой обёрткой? Чем я плох? Или, может быть, я особенный? Не такой, как все? Мне ясно. Это всё Венера Аполлоновна и её очки. Всё дело в них! Через толстые линзы она не разглядела во мне красавца и зря обругала маму. А может, даже уволила её с работы. Ведь как объяснить то, что мамы нет больше рядом? Она бы никогда не оставила меня по доброй воле, НИ-КОГ-ДА! Я хорошо её знал. И тогда я для себя всё решил. Именно в тот момент, когда я сидел в мусорной корзине, в этой тишине и темноте, судьба моя совершала крутой поворот. Я найду маму! Найду и обязательно увижу улыбку на её лице. Вскоре я заснул. Что снилось мне, спросите вы, и я не отвечу. Потому что мне ровным счётом ничего не снилось. Я спал без сновидений и задних ног. А когда проснулся, за окном уже светило солнце, а в комнате кто-то пел.