Дэвид Карной «Музыка ножей»

ДЭВИД КАРНОЙ

МУЗЫКА НОЖЕЙ

 

Перевод Екатерины и Сергея Шабуцких

 

ФАНТОМ ПРЕСС, 2012

 

В первый раз Когана привели в больницу, когда ему было девять лет. Что-то случилось у мамы с головой. Мама вечно все забывала, и никто не мог объяснить, в чем дело. Поэтому ее направили университетскую клинику Чикаго на прием к «специалисту». Так его взрослые называли. Тед помнил, как вошел в двери, а там дяди и тети в белых халатах, и папа сказал, что они помогут маме. Вот такое у него осталось первое впечатление от врачей и медицины.

Мама умерла в 1983. Ему тогда было девятнадцать. Последние шесть лет она провела в доме престарелых еврейской общины. Она умерла всего в шестьдесят. Даже в самом начале болезни, мама, не могла, например, вспомнить, куда положила нужную вещь. Или папа вез ее по магазинам и договаривался встретиться с ней в пять в таком-то месте. А когда приходил, ее там не было. И он повсюду ее искал. Находил, спрашивал, что же, елки зеленые, случилось, а она отвечала: «Не знаю. Я ничего не помню». Тут любой догадается – что-то не так. А потом начались личностные изменения. В наши дни все знают, что это симптомы Альгеймера, а тогда диагноз никак не могли поставить.

У Теда был брат, на одиннадцать лет старше его. Вот он вырос в нормальных условиях. Отец, как и положено, приходил с работы уставший (он был булочником), и мама готовила ужин и ждала возвращения мужа и сына. Она всем старалась услужить. Ей казалось, в этом и заключается роль матери и жены. Так было принято у поколения их родителей. Люди редко выражали свои чувства, редко целовались, обнимались и говорили нежные слова. Никто не разговаривал так, как говорят образцовые супруги в сериалах, никаких «Здравствуй, дорогая» и тому подобной ерунды. Но зато, когда ужин ждет тебя на столе, и все домочадцы в сборе, лучше понимаешь, что такое семья.

Когану было девять, когда все рухнуло. А когда маму увезли навсегда, ему было одиннадцать. За несколько лет до того брата отправили во Вьетнам. Он попал в морскую пехоту. Так что детство у Когана было не такое, как у всех. Отец часто задерживался на работе, а потом еще куда-то уходил, и Тед оставался один. По вечерам, закончив учить уроки, он отправлялся играть в бейсбол. Выходил на улицу и бросал старые теннисные мячики в коробку, полную строительной пены. Коробка стояла в глубине гаража. Дырка в ней была как раз такого размера, какого бывает ловушка на бейсбольной рукавице. Тед тренировался часами, и однажды попал пятьдесят раз кряду.

– Ну что, Тедди, кто сегодня питчером? – каждый вечер спрашивал их сосед, вдовец Сид Файнберг, выводя на прогулку собаку.

– Сивер[1], – отвечал Тед.

– Вроде Сивер в воскресенье подавал?

– Мы же для Кубка тренируемся. Я потом его на день отправлю отдыхать.

– Думаешь, это правильно?

– А что делать? Седьмой иннинг, и ему надо выбить за тринадцать страйкаутов.

– Замени его, – советует Файнберг. – Замени, пока не поздно.

– Ни за что! Он будет играть до конца.

Том Сивер был его любимым питчером. И он всегда играл до самого конца.

– Ладно, поживем увидим. Я вернусь к девятому иннингу.

Болезнь матери сделала из Теда отличного питчера. Может, и врачом его сделала она? Тед часто об этом думал. Сколько времени он провел в коридорах больниц. Сколько перевидал людей в белых халатах. Не могло это на него не повлиять.

В десятом классе он познакомился с Мелиссой Маккумбер. Северо-западный Университет проводил олимпиаду по биологии. Там они и встретились. Высокая, неуклюжая, на год старше его. Мелисса ходила в маленькую частную школу, «Франсез Паркер». Приятель Когана сказал, это школа для «богатых сучек». Мелисса и вправду была богатой, вернее, богатым был ее отец, биржевой брокер, но вот сучкой она точно не была. Напротив, Коган редко встречал таких приятных девочек.

По воскресеньям, когда было тепло, Мелисса приглашала его к себе домой поплавать. Жила она в Линкольн-парке, и Теду приходилось добираться туда сначала на автобусе, потом на поезде, а потом еще пешком. Но оно того стоило. К Мелиссе приходили друзья, они все вместе играли, а миссис Маккумбер приносила им к бассейну бутерброды и газировку. Холодильник в этом доме всегда был полон всякой всячины – мяса, маринованных огурцов, остатков ужина, напитков, – и Когану разрешали есть все, что захочется. Миссис Маккумбер даже его уговаривала: «Давай, Тедди, доедай. Иначе испортится и придется выбросить. Девочки все равно это есть не станут».

В первый раз Тед уехал от них на поезде и на автобусе. А потом миссис Маккумбер узнала, что он ехал поздно на общественном транспорте, и оставила его ужинать, а потом попросила мужа, Билла, отвезти его домой. Маккумберы никогда не говорили с ним о его семье, но Мелисса, видимо, им все рассказала: что его отец много работает и поздно возвращается (про женщин отец с Тедом не говорил, но по городу ходили слухи), что дома Когана ждет замороженная лапша быстрого приготовления. Видимо, поэтому у миссис Маккумбер всегда был припасен большой кусок мяса или куриные ножки для Когана. «Тедди, пожалуйста, останься на ужин», – так она к нему обращалась. Он садился за стол, оглядывался по сторонам и думал: «Вот какой должна быть настоящая семья. У меня точно будет такая».

Билл Маккумбер был мужчиной грузным. Он потерял ногу на корейской войне, носил протез и ходил с трудом, сильно хромая. И при этом каждые выходные непременно играл в гольф. Днем его обычно дома не было. Билл возвращался к ужину, садился в гостиной, клал ноги на журнальный столик, закуривал сигару и читал газету. Маккумбер был шумный и добродушный, прямая противоположность отца Тедди. И все же Коган восхищался Биллом. Тот умел наслаждаться жизнью, и наслаждался бы ею, какие бы напасти на него ни свалились. Тедди он казался воплощением подлинной силы духа и добродетели.

По пути домой они с Биллом говорили о спорте и географии. Тедди смотрел в окно «кадиллака» и рассказывал Маккумберу про свою коллекцию монет. О монетах и странах, откуда они приехали, Тедди знал много, и еще больше он знал о странах, из которых у него монет не было, вроде Монголии или африканских государств, в которых никто из американцев, кроме цереушников, не бывал. И, конечно, Тедди мечтал когда-нибудь там побывать. Ему хотелось путешествовать. Путешествия были страстью мистера Маккумбера. Каждый год он вез свою семью в какое-нибудь новое место. В этом году собирались смотреть на пирамиды. А в следующем, может, поедут в Скандинавию. По дороге Маккумбер рассказывал Тедди о прошлых путешествиях и планировал будущие. Коган говорил мало. Кивал, восхищался и потихоньку мечтал, что в следующий раз его возьмут с собой.

Как только они въезжали в район, где жил Коган, Билл сразу же замолкал. Здесь жили евреи среднего достатка. Маленькие частные домики, небольшие коричневые здания на несколько квартир. Машина въезжала на дорожку к гаражу, ту самую, на которой Коган тренировался бросать мяч, и щеки Тедди вспыхивали от стыда. Ему хотелось как можно скорее выбраться из «кадиллака».

– Большое спасибо за то, что вы меня отвезли, – говорил он Биллу. – Правда, спасибо!

Тедди вылезал из машины и пулей несся в дом. Так продолжалось раз семь или восемь, пока Маккумбер его не остановил однажды.

– Погоди-ка секунду, – велел он. – Я давно хотел тебя спросить.

Коган испуганно посмотрел на Билла.

– Ты вообще в колледж поступать собираешься? Решил уже, где хочешь учиться?

Коган ответил, что ни о чем таком пока не думал. Северо-западный Университет ему очень понравился. Там хорошая академическая школа, и в Большую Десятку он входит. Хорошо бы, конечно, было туда поступить, вот только с деньгами пока непонятно. Вернее, непонятно, дадут ли ему стипендию, и сможет ли он поступить на бесплатное отделение, потому что отец все равно не сможет заплатить за его обучение в частном университете. Брат Тедди тоже учился в государственном университете.

Мистер Маккумбер кивнул.

– Вы с Мелиссой – большие друзья, верно?

Коган не знал, что на это ответить? К чему он клонит? Намекает, что Тедди в Мелиссу втюрился?

– Ну, вобщем, да, – промямлил он. – Нам с ней интересно вместе.

– Она о тебе очень хорошо отзывается. Говорит, ты в мяч здорово играешь, и учишься отлично. Что ты один из лучших учеников в классе.

– Мелисса очень добра ко мне. И вы с миссис Маккумбер тоже.

– Знаешь, я в прошлом году пытался ее в другую частную школу отослать, – мистер Маккумбер его словно не слушал. – А она не захотела уезжать. Она очень к матери привязана, и друзей бросать не захотела.

Они помолчали.

– Ну, я и подумал, раз твоя мама умерла, а отца… Ну, вобщем, его дома часто не бывает, может, ты захочешь поехать в пансион?

– Не знаю. Я про эти пансионы вообще ничего не слышал.

– Я думаю, они дадут тебе стипендию, ведь ты хорошо учишься. Я бы тебе деньгами помог и замолвил за тебя словечко. Я сам там учился, это в Массачусетсе. Я им каждый год приличные деньги даю. Давай попробуем, вдруг тебя примут? Ты как?

Коган пожал плечами:

– Ну, давайте.

Маккумбер улыбнулся.

– Вот и отлично! – он снова стал на себя похож. – Ты молодчина! Я все организую.

И они пожали друг другу руки.

Он не вспоминал о предложении Маккумбера, пока через неделю Мелисса не приехала к нему в школу все зареванная. Тедди играл на площадке в бейсбол.

– Папа думает, что мы с тобой слишком плотно общаемся, – сердито выпалила она. – Вот он и хочет тебя отослать!

Тедди никак не мог понять, о чем речь.

– Что значит, слишком плотно? Мы же просто дружим?

– Конечно! Но ты же знаешь, сколько мы времени проводим вместе?! Ты же понимаешь, что ты мне нравишься не просто как друг?

Тедди стоял на залитой солнцем бейсбольной площадке и медленно осознавал, что перед его глазами, но без всякого его участия, разворачивается трагедия, а он и не заметил. Ему-то казалось, что он так – почти незаметная часть жизни семьи Маккумберов. Просто гость, который приходит по выходным. У Мелиссы ведь полно друзей. А тут его произвели сразу в совсем другой чин, да еще и отсылают. Отсылают! Дело серьезное. Ничего страшного, в том что он нравится Мелиссе. Кое-какие признаки ее внимания Тедди и раньше замечал. Нет, конечно, он не думал, что дело обстоит так, как говорит Мелисса. Но все же отсылать его из-за этого? И ведь он вроде нравился ее родителям! Тедди ничего не понимал. Как можно сначала принимать его в своем доме, разговаривать с ним ласково, кормить, а потом пытаться отослать подальше?

– Чего-то я не понял, – сказал он. – Я же вроде нравился твоим родителям?

– Ты и сейчас нравишься.

– Тогда какое им дело, друзья мы, или… еще чего?

Мелисса молчала.

– Им-то что за дело? – не отставал Тедди.

– Ты еврей, Тедди, – сказала Мелисса, глядя в сторону. – Они не хотят, чтобы за мной ухаживал еврейский мальчик.

– Так я и не ухаживаю.

Она помолчала, а потом сказала:

– Они не хотят даже, чтобы я влюблялась в еврейских мальчиков.

– Господи! Ну так не влюбляйся.

– Не могу!

Тедди пришел домой и все рассказал отцу. Рассказал про предложение мистера Маккумбера, как он хотел отправить его в пансион, типа, умаслить и отослать, а он и так теперь не хотел с Мелиссой встречаться. Тедди ничего не понимал.

Отец выслушал его молча. Когда сын закончил, мистер Коган сказал:

– Знаешь, твоего дядю Адама отправили подыхать в концлагерь по той же самой причине. Его прятала одна семья, а потом в него влюбилась их дочка. И они выдали его гестапо. – Он помолчал и добавил: – Видишь, прогресс налицо. Вашему поколению уже легче. Теперь людям хоть стыдно такое говорить. Они знают, что поступают неправильно, и им хочется как-то компенсировать ущерб, который они причиняют.

А еще отец сказал, что Маккумберы в самом деле относятся к нему хорошо.

– Тогда почему они со мной не поговорили? Почему они меня не спросили, влюбился я или нет?

– Потому что твои чувства значения не имеют.

Легче не стало.

– Она тебе нравится? – спросил его отец.

Нравится, конечно. Но ухаживать за ней он не собирался. И уж точно не собирался на ней жениться. Ее родители этого, по всей видимости, и боялись.

– Тогда, может, стоит подумать над предложением ее отца? Школа-то хорошая?

– Еще какая! Похоже, одна из лучших.

– И денег с тебя не возьмут?

– Мистер Маккумбер часто делает пожертвования в их пользу. Говорит, меня примут бесплатно.

– Тогда веди себя с Мелиссой по-прежнему. Дружи с ней, встречайся почаще.

– Ты что? Ее отец антисемит!

– Да, и ему за это стыдно. Пользуйся, пока есть возможность.

И он воспользовался. И окончил частный пансион «Андовер». А потом Йельский университет.

Под конец учебы Тед сблизился со своим братом. Фил служил ему примером во всем. После войны брат устроился работать школьным учителем. Теду пора было решать, чем заниматься. Ему нравилась биология, и особенно интересно было изучать поведение человека. Тед посещал все курсы психологии в университете. Дипломы он писал сразу по двум темам, биологии и психологии. А еще Тед слышал, что в Гарварде начинают исследования биохимической подоплеки психических болезней. Отличный способ совместить его интересы. Тед посоветовался с братом, сказал, что думает пойти в аспирантуру на психолога.

– Знаешь, Тедди, – ответил Фил. – Выгляни на улицу. Там полным полно таксистов с дипломами психологов. И работу им никогда не найти. Я понимаю, что поведение человека – это дико интересно. И что теперь? Если тебе нравится психология, вали заниматься психиатрией. Тогда у тебя хоть работа будет. Семью сможешь прокормить. Зачем упускать такую возможность. Хочешь учиться, учись чему-нибудь полезному. Поступай в аспирантуру на медицинский факультет.

Тед немного подумал над предложением брата, но все ребята, которые пошли на медфак в Йеле, были полными дебилами. Они всех презирали и только и знали, что нос задирать. У таких и списать-то нельзя. Они не скажут, какие учебники читают, чтобы к экзамену подготовиться. Да они сами были больные! И с такими провести еще четыре года?

И все же, сама идея показалась ему заманчивой. На дворе стояли восьмидесятые, экономика при Рейгане хоть и была на подъеме, но, что правда, то правда: психологом ему работы не найти. И Тед все же подал документы на медицинский факультет.

Во время собеседования он всем рассказывал, что у его матери была болезнь Альцгеймера, и что ему хотелось бы попытаться разработать методы лечения этой болезни. Но, когда начались занятия, и Тед начал изучать психологию, оказалось, что пациентов с Альцгеймером он почти не видит, потому это – болезнь неврологическая, а не психическая. Вместо этого он постоянно работал с полными шизиками, которые слышали голоса, разговаривали с телевизором, и ничего не соображали из-за галаперидола и успокоительных препаратов.

Врач, к которому Когана назначили на практику, выписывал своим пациентам максимальные дозы, а потом отправлялся развлекаться со своей любовницей, замужней женщиной. «Им хорошо, и нам отлично», – повторял он. Поначалу Коган сомневался в правильности этой теории, но через несколько недель его мнение изменилось. Здесь никто не выздоравливал.

Коган начал искать себе другое занятие. Следующей остановкой на его маршруте была клиническая медицина. Коган решил стать кардиологом. И вскоре обнаружил, что имеет дело, в основном, с рутинными, повторяющимися историями болезней, и что у него есть все шансы умереть от скуки, избери он это поприще. Следующим был курс хирургии. Врач, у которого Тед проходил практику, был отличным парнем, и талантливым к тому же. Он и сам учился поначалу на клиническом факультете, и диплом уже получил, но тут ему все осточертело, он развернулся и отправился учиться снова – на этот раз на хирурга. Коган понял намек.

Они подружились. Коган всегда заступал на дежурство вместе со своим начальником. Когда у его приятеля заканчивались сигареты, Тед шел их покупать. Только так можно было попасть в круг избранных. Приносить сигареты, делать, что велят. Пока, наконец, тебе не доверят собственного больного, не возьмут под крыло. Наблюдать и понимать, что здесь здорово, что это и есть то, чем ты хотел бы заниматься.

Вот так Коган и стал хирургом.