Дмитрий Попов, Илья Мильштейн «Леди Ю»

Глава 18
ЖЕЛЕЗНЫЙ АНГЕЛ МАЙДАНА
Послевоенную сталинскую архитектуру в Киеве отличает удивительная жизнерадостность, в целом не очень свойственная той помпезно-монументальной эпохе. Особенно если сравнивать столицу Украины со столицей СССР. Высотки Садового кольца в Москве — это ряд «готических соборов», которые напоминают ядерные ракеты, оберегающие рубежи родины. Здания улицы Горького — словно две шеренги почетного караула на подступах к Мавзолею. Крещатик тоже демонстрирует имперское величие. Однако главная улица Киева со всеми ее лепными завитушками, гроздьями винограда, россыпями яблок, узорами из цветной плитки, охапками колосьев и прочими излишествами запечатленной в штукатурке флоры — это почти языческий гимн плодородию, буйство природных стихий.
Во время войны центр Киева был разрушен бомбежками и пожарами. Когда архитекторы во главе с Анатолием Добровольским отстраивали на 40 га руин новый Крещатик, они импровизировали на темы украинского барокко. Это был самый оригинальный и самый жизнеутверждающий архитектурный стиль в истории страны. Изголодавшийся и наполовину уничтоженный Киев радовался миру, мечтал о плодородии и гордился своей историей. Но, поскольку украинские мотивы были строго-настрого запрещены как проявление «буржуазного национализма», Добровольскому приходилось украинское барокко выдавать за «испанский стиль».
А начинался новый Крещатик даже не с домов, а с цветов и деревьев. Весной 1945 года, едва были разобраны завалы, а планы нового строительства еще окончательно не утверждены, на тротуарах разбили клумбы и газоны, и вдоль всего Крещатика с интервалом в три метра высадили 750 лип, каштанов и рябин. Так центральная улица Киева превратилась в «парижский бульвар». С тех пор она больше приспособлена для лениво фланирующей публики, чем для машин, а уж тем более для парадов.
Каждая новая эпоха громоздила на Крещатике свои мраморные и гранитные символы — то Ленина в окружении революционеров, то аллегорию независимой Украины в окружении ангелов и казаков, однако настроения они людям не портили. Особенно хорош был Крещатик поздней весной и летом. В мае цвели каштаны, и центр города захлестывали толпы молодежи. В монументальные фонтаны с визгом окунались выпускницы киевских школ, играла музыка, ребята пили пиво из бутылок, красавицы соревновались друг с другом в высоте каблуков и степени оголенности плеч и ног, а по вечерам устраивались бесплатные концерты лучших рок-групп и фейерверки, озарявшие Крещатик и Майдан Незалежности фантастическими цветами.
Утром 21 ноября 2004 года Крещатик, как обычно по воскресеньям, был закрыт для машин. Впрочем, из за холода прохожих тоже почти не было. Когда еще только открывались избирательные участки для второго тура президентских выборов, на Майдане появилось несколько человек из штаба Ющенко — депутаты Верховной рады Тарас Стецькив, Владимир Филенко, Роман Бессмертный. Это были будущие «полевые командиры» революции.
На продуваемой ветром площади они стали собирать опоры сцены. К ним подошли милиционеры. Поинтересовались, что они делают. Спросили про официальное разрешение. Никакого разрешения у революционеров, естественно, не было. Милиция составила протокол и выписала административный штраф 50 гривен. Депутаты штраф послушно заплатили и продолжали под любопытствующими взглядами милиционеров строить центральную сцену революции. Потом на площадь потянулся проголосовавший народ.
К пяти часам вокруг колонны с ангелом уже стояли первые палатки, разбитые молодежной организацией «Пора». Штаб Ющенко заявил, что на Майдане будет вестись параллельный подсчет голосов, а всего палаток будет 27 — по числу регионов Украины. К вечеру возле трибуны разместили огромный экран, на который выводили данные экзит-полов и транслировали передачи оппозиционного «5 канала». Начался митинг. К ночи на Майдане собралось уже 50 000 человек.
За десять дней до второго тура выборов организаторы акций протеста гадали о том, сколько сумеют собрать людей. По оптимистическим прогнозам получалось около 15 000 человек. Неделю спустя говорили уже о 25 000. В тот день на заседании штаба Ющенко было принято окончательное решение добиваться победы на улице. Депутат Тарас Стецькив вспоминает, что главный аргумент у скептиков был один: «Люди не выйдут». На что сам он возражал: «Как вы думаете, куда поедут 25 000 наблюдателей, которые из западной Украины массово ринулись на восток?» Правда, признавался Стецькив, когда самые решительные сторонники революции нарисовали картину грядущих протестов — «палаточные городки, дымят полевые кухни, все двигается, мелькают деревянные щиты, наступает ОМОН», — в глазах некоторых штабистов появился страх.
21 ноября наступило время самых решительных и бескомпромиссных оппозиционеров. Пробил час Юлии Тимошенко.
В необходимости революции леди Ю последние четыре года убеждала всех и каждого. А накануне выборов волновалась лишь о том, что никакой революции опять не получится. Рассказывают, что перед вторым туром она обзванивала друзей с одним и тем же вопросом: «Выйдут ли люди?» При этом на публике демонстрировала лучезарный оптимизм. Другие члены штаба Ющенко на пресс-конференциях тревожно говорили о грядущих фальсификациях. А Тимошенко сияла. И говорила только о грядущей победе.
Ночью 21 го стало известно, что последними в Центр­избирком поступили данные о голосовании с востока страны. Означать это могло только одно. Власти весь день дожидались результатов мятежного запада, чтобы узнать, сколько дополнительных голосов за Януковича необходимо вбросить на подконтрольном востоке. В ту ночь желавшего разобраться в происходящем Ющенко не допустили к председателю ЦИК. Это был дурной знак.
До самой последней минуты он все еще надеялся на честную игру. Революция претила Ющенко. Само слово вызывало у него отвращение. Но в ту ночь даже Ющенко стало ясно: если не рискнуть, победу у него украдут точно так же, как после парламентских выборов в 2002 году. Тогда он и появился в эфире «5 канала», призвав своих сторонников в 9 утра выйти на Майдан.
Однако утром 22 го на Майдане было не так многолюдно, как накануне. Начиналась рабочая неделя. Страна замерла в напряженном ожидании.
Сигнал дал Центризбирком, после полудня фактически объявивший о победе Януковича. А еще раньше кандидата от власти во второй раз «условно-досрочно» поздравил Путин, к которому присоединились президент Белоруссии Лукашенко и узник Гаагского трибунала Слободан Милошевич. Через полчаса после того, как ЦИК поделился с громадянами последними новостями, на трибуну Майдана поднялась Юлия Тимошенко.
Она призвала к всеукраинской забастовке: «Сейчас не время работать! Время защищать Украину!» У нее был ясный план действий: «Если банда не остановится, мы будем перекрывать дороги, железные дороги, аэропорты». Обращаясь к каждому, кто, затаив дыхание, слушал ее, она просила привести на Майдан по 10 человек, «чтобы до 16 часов нас были миллионы».
К 16 часам на Майдане стояло уже 100 000 человек. К вечеру их число перевалило за 200 000.
Готовясь к демонстрациям, команда Ющенко не сразу выбрала Майдан Незалежности центральной площадкой народных протестов; обсуждались и другие варианты. Остановившись на Майдане, лидеры оппозиции понимали, что это — сердце столицы. Самая большая и самая знаменитая площадь страны, вмещающая вместе с Крещатиком до полумиллиона человек.
Выбор места оказался решающим для успеха революции. Миф Майдана, соединивший монументальный пафос с народным гулянием, кроме масштабов протеста пре­д­определил и сам его характер.
Революционная площадь стала местом грандиозного, невиданного прежде в Киеве всенародного гуляния. Со сценой, на которой выступали лучшие рок-группы страны, с развевающимися знаменами, нарисованными от руки плакатами и карикатурами, зажигательными речами, вылепленными из снега названиями десятков городов, откуда приехали демонстранты, с кострами, лазерными эффектами в ночном небе, как на шикарной дискотеке, с бесплатной едой, танцующей молодежью, наряженной в фантастические оранжевые костюмы, со стремительными романами и даже свадьбами.
На четвертый день демонстраций 25 летняя киевлянка рассказывала журналистам: «У меня трехлетняя дочь. Когда она смотрит все происходящее на Майдане по телевизору, то каждый раз кричит: “Мама! Смотри, там праздник!” Так вот, здесь действительно праздник: праздник обретения нами самих себя. Победим ли мы? Не знаю, я не пророк. Но что считать победой? Победу Виктора Ющенко?.. Победа уже то, что люди не побоялись выйти на улицу. Тот дух сплочения и веры, который витает здесь, и есть победа».
Майдан стал и местом семейного праздника Юлии Тимошенко. 27 ноября ей исполнилось 44 года. Это была первая суббота «оранжевой революции» и особенный день в ее истории. Сперва подарок Тимошенко преподнесла Верховная рада, приняв свое историческое постановление о признании фальсификаций во втором туре выборов. Это означало важный шаг к легитимизации победы Ющенко.
Ну, а второй подарок Тимошенко сделал Майдан. По словам Владимира Филенко, именно 27 ноября стало днем самых массовых демонстраций: в центре столицы стояло до полутора миллиона человек. «В ту субботу, — вспоминает Филенко, — когда вывалил весь Киев и был пик приезда из регионов, мы ходили по центру города и видели, что в окрестностях Крещатика и главных административных сооружений находится просто огромная масса людей. Все прилегающие улицы, площади, парки были забиты людьми. Люди были везде. Их количество просто потрясало».
Стремясь к объективности, следует сказать, что большинство украинцев, конечно же, сидело по домам, особенно в провинции. Они выжидали, были равнодушны или «болели» за Януковича. Вообще сторонников Ющенко на Украине оказалось в конце концов не намного больше, чем его оппонентов. Просто эти люди, в отличие от голосовавших за премьер-министра, были готовы драться за свой выбор. Поэтому они и победили, как это всегда случается в революционную эпоху.
Вечером ведущий митинга Александр Зинченко предложил народу поздравить Тимошенко с днем рождения и вручил ей букет оранжевых роз. Площадь взорвалась. Люди скандировали: «Поздравляем!» и «Юля!». Рядом с ней на сцене стояла вернувшаяся из Лондона дочь Женя. У Юлии Владимировны никогда не было и вряд ли когда нибудь еще будет такое — день рождения с полутора миллионами гостей…
Но воздух Майдана был наполнен не только радостью, решимостью и надеждой. Людям было страшно — за родных, за детей, за самих себя. Особенно в первые дни, когда исход противостояния был еще никому не ясен.
Историю Майдана убедительнее всего рассказывают рядовые участники протестов. Вот один из таких рассказов — тридцатилетней в ту пору Татьяны Сороки, который опубликовала сетевая газета «Украинская правда», основанная некогда Георгием Гонгадзе. Она вспоминает о первом дне революции.

«Четыре часа ночи. Я только что вернулась из штаба Виктора Ющенко после того, как его команда объявила, что выборы сфальсифицированы, и призвала всех выходить на Майдан завтра в девять часов утра. Мы с мужем сидим на кухне, я пересказываю ему последние новости, звоним друзьям, которые тоже не спят, пересматривая несколько каналов в поисках объективных новостей, и договариваемся завтра идти вместе на главную площадь страны.
Волнуемся, спорим, ругаем Кучму, свою нелепую жизнь и несчастную страну. И принимаем решение — одно на двоих и маленького двухлетнего сына, который сладко спит в кроватке. Мы договариваемся, что если вдруг в нашей стране победит Янукович, то подадим документы на эмиграцию и поедем отсюда хоть в Аргентину.

…

Вечер следующего дня. Мы идем по Крещатику, не похожему на себя: кругом стоят палатки. Принесли все, что могли: лекарства, хлеб, чай, кофе, еще что то, что подоставали из холодильника… Бедно одетые бабушки разливают из термосов чай, раздают суп и кашу. Несколько мужчин, возвращаясь с работы, раздают ребятам сигареты и деньги… Мы мерзнем, бегаем от Администрации президента к Майдану, от Майдана к Верховной раде, греемся в переходах чаем, переписываем списки необходимых вещей, перезваниваемся со знакомыми: “Где вы? У вас все спокойно? Держитесь!”
Людей невероятно много, и это вызывает какой то удивительный подъем, многие прохожие улыбаются в ответ. И вдруг ощущаешь, что ты просто счастлив быть именно ЗДЕСЬ и СЕЙЧАС…
Вдруг звучит объявление, что со стороны вокзала в направлении Крещатика идут танки… Я звоню домой, где с маленьким сыном сидит нянька: “Как вы там, дайте ему трубку”, — и горячо начинаю ему почти кричать что то очень для меня важное и — вдруг? — последнее… У нашей няни есть все телефоны, куда надо будет звонить, если мы не вернемся. Она умоляет нас быть осторожными и убегать оттуда, где будет бойня. Мы понимаем, что она ужасно за нас волнуется, волнуются наши родители и знакомые.
Но одновременно они так за нас горды!..
Предприятие моего мужа бастует, все идут на Майдан. Он с утра тоже будет там. “Андрей, а если начнется война, ты пойдешь драться?” — спрашиваю, а у самой перехватывает дух. “Пойду. Когда вырастет наш малыш, он спросит меня: а где ты был в те дни, когда надо было защищать свой выбор? Что я ему скажу, если останусь дома?”»

На другой день Татьяна сидит с малышом, Андрей уходит на Майдан.

«Каждые десять минут звоню мужу, который где то на холодных улицах города. Там ждут донецких шахтеров… Все понимают, что возможно кровопролитие. Последний звонок мой муж делает где то возле Европейской площади, говорит, что туда все пошли встречать шахтеров. Вдруг звонит по телефону подруга. Она почти в истерике: “Вы где?! Быстро ищи мужа!!! Пусть убегает с Майдана куда нибудь в метро и едет оттуда!!! Там полно донецких! Они все с палками, в черных куртках… идут к Украинскому дому! Там сейчас будет война! Не ходите в центр!” Те минуты, пока я дрожащими пальцами трижды набирала номер мужа, так как не могла попасть на нужные цифры, не забуду никогда. Слава богу, живой, да, стоит, смотрит на тех, кого привез Янукович. “Нормальные, в основном, люди… Да, много пьяных, но кто бы не напился в их ситуации?! Несколько отморозков, но что они могут сделать против 500 тысяч народа?” Слышно, как “наши” скандируют “Слава Донецку!”, “Слава шахтерам!”, “Мы вас любим!” и что то подобное. Им дают поесть, обогреться, делятся теплыми вещами. Они наши, свои, мы не чувствуем к ним ненависти, они — это мы».

С первого дня у «оранжевой революции» было две концепции, две философии, две стратегии и два лидера.
Тимошенко стала, по определению корреспондента немецкого журнала Focus, «железным ангелом Майдана». «Юлия Тимошенко была везде, — вспоминал корреспондент “Коммерсанта” Андрей Колесников. — То ли она на фоне “оранжевой революции”, то ли революция — на ее фоне. Это были: оранжевый свитер с черной надписью revolution от плеча до запястья (мгновенно вошел в моду), оранжевые шарфики и платочки, платье с вызывающим оранжевым орнаментом… Вот бы кто нибудь догадался замерить уровень адреналина в ее крови в те дни! У нее кровь тогда была оранжевого цвета».
Впрочем, Тимошенко вызывала не только восхищение журналистов и громадян, собравшихся на Майдане. Ее называли радикалом, не способным на компромисс. Экстремисткой, готовой рисковать и собой, и другими. При этом подобных эпитетов Тимошенко удостаивалась как от врагов из стана Кучмы, так и от многих соратников Ющенко. Когда бывшие союзники окончательно перессорились, на Тимошенко посыпались совсем уж чудовищные обвинения. Дескать, она просто мечтала, чтобы пролилась кровь, называли даже точную цифру жертв, которых она готова была положить на алтарь революции. Тысячу человек.
О чем действительно мечтала Тимошенко, так это о скорой и бескровной победе. Образцом служила «революция роз» в Тбилиси. «Грузинская революция продолжалась три недели. Думаю, украинская будет длиться не больше», — обещала она Майдану в один из первых дней. Сценарий подразумевался простой: сперва скинуть Кучму и Януковича, а уж потом затевать переговоры о послереволюционном устройстве страны. Но говорить с уже поверженной властью. Диктовать Кучме условия безоговорочной капитуляции. А не выторговывать у него победу за круглым столом.
Виктор Ющенко был другим полюсом «оранжевой революции». Раздираемый сомнениями. Усталый. Так до конца и не оправившийся после загадочной болезни. Обожаемый Майданом и не умеющий говорить с ним так, как это умела Тимошенко. Ни разу в те дни не появившийся в палаточном городке у студентов, рисковавших ради его победы собственной жизнью. Вроде бы шаг за шагом сдававший свои позиции на переговорах, в которые втянул его Кучма, однако точно знавший, что все эти мелкие поражения приведут его к победе. Бескровной и полноценной победе, которую признает весь мир.
Впрочем, говорить, что Тимошенко была безоглядной экстремисткой, способной на все, а Ющенко — исключительно миротворцем, было бы несправедливо. В обоих было понамешано и радикализма, и ответственности перед людьми, которых они вывели на улицу. Только вот пропорции существенно различались.
Что бы ни утверждали враги, рисковать жизнью людей, собравшихся на Майдане, среди которых стояла и ее дочь, Тимошенко, конечно, не собиралась. Хотя, разумеется, просчитывала разные варианты.
Выйти из под контроля ситуация могла в любую секунду. С самого начала. Уже на второй день революции, во вторник 23 ноября.
В тот день Ющенко решился на самый радикальный шаг за все 19 дней противостояния. В зале Верховной рады, в отсутствие большинства депутатов, нарушая Конституцию страны, он поднялся на парламентскую трибуну и, положив руку на древнюю Библию, принял президентскую присягу. Властям на этот спектакль было наплевать. Ющенко нуждался в поддержке, и в тот же день Тимошенко повела людей с Майдана на штурм здания президентской Администрации. Демонстранты должны были расчистить дорогу «народному президенту» к его «новому рабочему месту». А в сущности, просто продемонстрировать силу. Доказать, что Майдан умеет не только петь и плясать, но еще и сражаться.
К вечеру здание на Банковой улице было окружено 150 000 демонстрантов. Перед входом стояли грузовики с песком и несколько цепей спецподразделений милиции. Их первые ряды были прикрыты железными щитами. Дальше стояли автоматчики. Демонстранты забрались на грузовики и запрудили все пространство вокруг здания. Они скандировали: «Милиция с народом!» и «Ющенко!» Тимошенко призывала охранников расступиться, обещая, что люди не будут ничего громить. Милиция не двигалась с места.
Потом появился Виктор Андреевич с букетом, подаренным ему после присяги.
По живому коридору Ющенко и Тимошенко прошли к первым рядам оцепления. Милиция не расступалась. Какие то девушки выхватили из рук Ющенко цветы и принялись водружать их на милицейские щиты. Зависла долгая пауза, никто не знал, что же теперь делать.
А потом случилось чудо.
В одиночку — без демонстрантов и без «народного президента», за победу которого она сражалась, — Юлии Тимошенко удалось пройти через оцепление к зданию. Точнее, перелететь через него. «Оранжевые» просто подняли ее на руки и посадили на щиты милиции. На этих щитах она и преодолела ограждения, а потом скрылась за спинами вооруженных людей. Там она вступила в переговоры с командирами спецподразделений.
Где в это время был Ющенко? Демонстранты и журналисты не заметили, в какой момент он ушел, и не поняли куда. А главное: почему он вообще скрылся, оставив Тимошенко общаться с сотнями вооруженных спецназовцев? Как рассказывали позже его помощники, Ющенко направился в Раду. Зачем? На заседание какого то комитета. Тимошенко никогда не включала этот эпизод в свой список предательств Ющенко. Хотя имела на то полное право.
Впрочем, и Виктор Андреевич мог бы поспорить с ней о правилах поведения. Она вела себя слишком безоглядно. В тот вечер достаточно было лишь одного неверного слова, одного выстрела, сделанного милиционером, у которого сдали нервы, одного камня, брошенного демонстрантом, чтобы ситуация, напряженная до предела, взорвалась и пролилась первая кровь. Чтобы веселый карнавальный «оранжевый» Майдан закончился кровавой бойней.
Можно привести в защиту Ющенко и другие доводы. В отличие от леди Ю, он баллотировался в президенты, был главным врагом для старой власти и, следовательно, основной мишенью для пули снайпера, бомбы под колесами автомобиля или гранаты, брошенной из толпы. Именно он подвергался наибольшему, ежесекундному риску, и это понимали все.
Вскоре, целая и невредимая, Юлия Тимошенко вышла из за щитов милиции. Власти не решились ее арестовать, понимая, что в этом случае демонстранты пойдут напролом и, если повезет, разнесут здание. Но и Тимошенко в ту ночь так и не отдала приказа штурмовать Администрацию, хотя прекрасно знала: хватило бы одного ее слова. Захват здания не имел смысла без Ющенко, дорогу которому должны были проложить революционеры.
Но была и другая причина, еще более важная. Об этом Тимошенко на следующий день рассказала Майдану: «Мы увидели, что там находится не только украинский спецназ, но и контингент другой страны». Уточнив, что это были бойцы российских спецподразделений, она продолжила: «Офицеры предупредили, что наши ребята не будут стрелять, но иностранному контингенту приказ был отдан раньше: если больше 50 человек заходят на Банковую — открывать стрельбу».
Тимошенко ни на секунду не дала Майдану заподозрить, что вчерашняя операция закончилась поражением. Как всегда, она была полна решимости и веры, заражая ими тысячи своих сторонников: «Никакого президента Януковича, никакого пессимизма, расправить крылья — и к победе!» — кричала она Майдану. И Майдан стотысячным хором скандировал в ответ один из самых коротких лозунгов революции: «Юля! Юля! Юля!»
Про российский спецназ за спинами украинского она больше не говорила. Однако полгода спустя знаменитый американский бизнесмен и филантроп Джордж Сорос, завершая свой визит на Украину, выступит с предельно резким заявлением, которое наделает много шума. Летом 2005 го, когда на устах у всех было жестокое подавление бунта в Андижане, учиненное узбекским президентом Каримовым, Сорос обвинит российского президента в причастности к массовым убийствам. Мол, именно Путин сразу просчитал все последствия Андижана: разрыв Каримова с Западом и почти вассальную зависимость Ташкента от Москвы. И тот же сценарий, заявит он, хозяин Кремля в эпоху Майдана рекомендовал Кучме.
Дословно Сорос скажет следующее. «Мы знаем, что был прецедент, когда Путин посоветовал президенту Кучме открыть огонь по людям во время “оранжевой революции”. К великому счастью, Кучма этот совет не принял». В отличие от Ислама Каримова, который «воспользовался советом, и в результате мы имеем крупнейшую резню в новейшей истории».
Можно ли доверять Соросу? Известно, что у американца имелись личные счеты с Кремлем и его деятелями, бывшими и настоящими, — от Березовского до Путина. Известно также, что в результате дефолта он потерял в России около $2 млрд, а нынешний президент фактически выгнал его из страны. С тех пор Сорос призывает западных лидеров исключить Россию из Большой восьмерки, а саму ядерную державу «списать со счетов».
С другой стороны, все, что мы знаем о Путине, включая «Норд-Ост» и Беслан, склоняет к мысли, что этот человек вряд ли является убежденным противником насилия. Он, прямо скажем, не похож на Махатму Ганди. К тому же стиль его поведения в предвыборной ситуации на Украине логически укладывается в эту схему: он желал поражения Ющенко любой ценой. А тот факт, что Сорос в Киеве, перед тем как сделать свои громкие заявления, встречался с Ющенко и опровержений из пресс-службы Виктора Андреевича не последовало, заставляет предположить, что финансист не сказал ничего нового для украинских властей. Впрочем, не исключено, что Ющенко не стал опровергать слова Сороса по иным причинам — чисто политическим. Отношения украинского президента с Путиным никогда не отличались теплотой, а завершились, как известно, полным разрывом.
Осада Администрации подсказала Тимошенко и ее сторонникам самый эффективный способ давления на власть. Через день после полета на щитах спецназовцев она объявила на Майдане о блокаде всех центральных органов власти страны: «Сегодня мы начинаем организованное, не агрессивное, но достаточно сильное блокирование Кабинета министров, Верховной рады и усилим блокирование Администрации президента. С сегодняшнего вечера мы всех представителей государственных органов с лю­бовью выпустим домой, но утром никто из них на работу не вернется, так как мы им не оставим ни одного хода». Сообщив эту новость, она весело улыбнулась: «У них будет такая немножечко принудительная забастовка».
Под окнами главных административных зданий страны, а позже и под окнами загородного дома Кучмы раздался металлический грохот. День и ночь люди барабанили железными палками по железным бочкам. С тех пор и до последнего дня революции этот невыносимый гром разносился по всему центру Киева. Кстати, проржавевшие и закопченные металлические бочки были подарком от Януковича: их привезли, чтобы обогревать его сторонников, приехавших в Киев из Донецка. Потом кто то из донетчан присоединился к демонстрантам на Майдане, большинство же вернулось домой. А бочки остались, превратившись в самое грозное и самое громкое оружие революционеров.
Кучма полагал, что может переиграть, подкупить или запугать любого в украинской политике. Но перед миллионами на улицах Киева он был бессилен. Дорогу на его рабочее место блокировали «оранжевые» толпы. Грохот железных бочек под окнами его загородного дома сводил с ума. Леонид Данилович вспоминал о судьбе Чаушеску. А когда ему показалось, что окружившие дом люди хотят перелезть через забор, нервы сдали — и его дочь в истерике звонила американскому послу, чтобы тот через Ющенко немедленно их остановил.
Впрочем, Кучма оставался Кучмой даже в те, самые тревожные в его жизни дни. Проигрывать он не собирался. Никому — ни Ющенко, ни Януковичу. И если бы не было грубого, жесткого давления «радикалов» во главе с Тимошенко, плюющих на любой парламентаризм и легитимность, то вряд ли бы он сдался. Не исключено, что и нашел бы способ вернуться во власть.
Морщась от грохота под окнами, Кучма занимался тем же, чем и все предыдущие десять лет президентского правления. Он раскладывал политические пасьянсы. Если применить силу, как, вероятно, советовал ему московский друг, то рано или поздно можно оказаться на скамье подсудимых в Гааге. Если самоустраниться, то силу может применить Янукович, а свалят потом на него. Выходило, что выгоднее всего для Кучмы в эти часы стать миротворцем.
Самым удачным его ходом было, безусловно, решение пригласить посредников из Европы, сочувствовавших оппозиции. Усадив Ющенко за стол переговоров, он отрезал его от Майдана и от Тимошенко. Пригласив в качестве посредников президентов Польши и Литвы Квасьневского и Адамкуса, а также представителя ЕС Хавьера Солану, он не оставлял оппозиции выбора. При этом Кучма прекрасно понимал, что ни с кем другим Ющенко на переговоры не пойдет.
Спикер российского парламента Борис Грызлов, присоединившийся к переговорам чуть позже, был приглашен скорее для соблюдения приличий, чем по необходимости. Особой роли он сыграть не мог — уж больно одиозной была позиция Путина, а сам по себе Борис Вячеславович был незначительной фигурой даже в России. На переговорах он пытался отстаивать интересы Януковича. Но Кучме Янукович был уже не интересен.
Целью затеянных им переговоров было отнюдь не спасение Януковича. Уходящему президенту в первую очередь нужны были гарантии личной безопасности. Кроме того, переговоры давали ему шанс выиграть время, перегруппировать силы, поторговаться. Кучма знал, что главной целью симпатизирующих Ющенко европейцев станет поиск мирного выхода из кризиса. Переговоры блокировали «экстремистов». Они отодвигали кошмарную перспективу оказаться один на один с толпой, ведомой Тимошенко. Со стороны Ющенко в команду переговорщиков леди Ю включена не была. К большому облегчению Кучмы.
Усилиями Кучмы и Ющенко «оранжевая революция» стремительно превращалась в то, чем была с самого начала. Она становилась революцией номенклатурной, в которой новое поколение, выросшее во власти, сбрасывало старых вождей. Революцией «крестных детей» против «крестных отцов». Революцией миллионеров против миллиардеров.
Люди на Майдане об этом догадывались, но разочаровываться не спешили. Ибо знали, зачем вышли на площадь. Не только ради того, чтобы в кресло президента уселся любимый Виктор Андреевич, а любимая Юлия Владимировна стала при нем премьер-министром. Люди стояли на Майдане прежде всего ради себя. Защищая личное достоинство, которое было оскорблено фальсификациями Центризбиркома. Ощутив себя гражданами, они отказывались жить на Украине Януковича — человека с веером погашенных судимостей. Чувство отторжения от этого кандидата было сильнее привязанности к своим вождям. Поэтому народ на Майдане был согласен с ними обоими — и с Ющенко, и с Тимошенко.
Мирный, неспешный, легитимный, номенклатурный характер «оранжевой революции» символизировал Ющенко. Ее всенародный порыв к свободе олицетворяла Тимошенко. Бескровные перемены в стране, как умел, гарантировал усталый, загнанный, лукавый Кучма. Сегодня можно даже сказать, что у этой революции было не два, а три архитектора: невольным гарантом ее мирного завершения стал гарант Конституции. Да, люди на площади мечтали о победе, но еще мечтали и о том, чтобы вернуться домой живыми.
Настоящая революция предполагала кровь. Номенклатурная революция обещала жизнь, победу и разочарование. Но выжить хотелось здесь и сейчас, а разочаровываться — когда нибудь после. В глубине души народ на площади, быть может, соглашался и на такую победу.
С первого дня революции позиция Кучмы была предельно осторожной. В отличие от Путина, он ни разу не поздравил Януковича с победой. И дал возможность выходить в эфир «5 каналу», ставшему рупором Майдана. Скорее всего, не без его согласия Верховный суд приостановил решение Центризбиркома о победе Януковича до рассмотрения всех жалоб оппозиции.
Выигрывая время на переговорах, Кучма, как всегда, начинал сразу несколько политических игр, путая своих оппонентов и заметая следы.
Для начала он попытался слегка расколоть страну. С его молчаливой подачи региональные лидеры востока и юга Украины объявили о планах создания нового государства со столицей в Харькове. Это был сильный удар по Ющенко. Призрак раскола витал над Украиной все годы независи­мости. «Многовекторность» уходящего президента являлась в последние десять лет лучшей гарантией единства страны. Расчет был прост: страна разваливается и мечтает о былой целостности. Лишь Кучма способен ей это гарантировать, и он с триумфом возвращается к власти. Конечно, президент немножко замечтался. Подобное триумфальное возвращение в дни «оранжевой революции» было невозможно. Тем не менее ужас перед расколом ослаблял оппозицио­неров.
В запасе был и другой вариант. Вместо повторного проведения второго тура, на чем настаивала оппозиция, следовало добиться повторных выборов. По закону принять в них участие не смогут уже ни Янукович, ни Ющенко. Значит, можно будет сдать карты по новой. В любом случае следовало тянуть время, надеясь, что холод и усталость в конце концов погасят «оранжевый» пожар на Майдане. Следовало добиваться от Ющенко уступок. По виду вроде бы малых, но для власти весьма существенных. Например, чтобы демонстранты разблокировали государственные учреждения. Чтобы замолчали наконец железные барабаны.
Сегодня, оглядываясь назад, следует признать: талейранские хитрости Кучмы стали благом для Украины. И не так уж важно, боялся ли Леонид Данилович в ту тревожную зиму лобового столкновения с Майданом или неповиновения со стороны армии, страшился ли грядущего суда — если не Гаагского, то суда истории. Разложив, наконец, некий окончательный пасьянс, он понял главное: пролив кровь украинцев, долго править даже при поддержке Кремля он не сможет. А другого способа сохранить власть уже не оставалось. И тогда, приватно пообщавшись с западными переговорщиками, он как бы дал себя уговорить: пусть будет «переигровка» второго тура. А это означало: пусть победит Ющенко.
Никто из больших политиков, съехавшихся в Киев в декабре 2005 го урегулировать конфликт, против этого не возражал. Европейская номенклатура, озабоченная событиями на Украине, видела в этом простой и надежный выход из создавшегося положения: переголосование второго тура, уход людей с Майдана, победа Ющенко… Все так и произошло, только немного в другой последовательности. Номенклатурный характер «оранжевой революции» закрепили труженики европейской номенклатуры.
Весьма любопытные воспоминания об этих переговорах оставил польский президент Александр Квасьневский, который был важнейшим действующим лицом в зале заседаний Мариинского дворца. Лично Джордж Буш, который 21 ноября встречался в Сантьяго с Путиным и довольно резко с ним поговорил на разные темы, заявил о своей поддержке усилий пана Квасьневского. Узнав об этом, к нему сразу обратились и Кучма, и Ющенко — оба «пребывали в смятении». Польский президент с ходу взял инициативу в свои руки.
«Раз сидишь в своей деревне, значит, власти у тебя нет», — сообщил он Кучме. Связавшись со Шредером, Квасьневский убедил перепуганного канцлера переговорить с другом Путиным, дабы тот не противился неизбежному или хотя бы не мешал переговорам. В жуткие часы, когда шахтеры готовились устроить побоище на улицах Киева, Квасьневский пообщался с Януковичем, и тот «повел себя достойно: поехал к шахтерам и отдал распоряжение не начинать акцию».
Немаловажной, несмотря на всю ничтожность партнера, была схватка с Борисом Грызловым, который еще не получил последних указаний от Путина. Рассказ Квасьневского о его диалоге с российским переговорщиком стоит процитировать отдельно. Получивший слово москвич заявил, что все демонстрации на Майдане были проплачены и являются провокацией. Кроме того, «Россия считает, что выборы были справедливыми. ЦИК объявил победу, нужно ставить точку. И пункт третий — в Америке тоже доходило до нарушений во время выборов четыре года назад и сейчас. Очень обширно об этом распространялся».
Ироничный, даже слегка циничный польский президент признается, что «чуть не лопнул от злости. Я взял слово. Сказал, что уже видел такие демонстрации в Гданьске, в Праге, в Москве. И пусть пан не говорит, что это не спонтанное поведение. Даже если сперва что то планировалось, то сейчас мы являемся свидетелями по настоящему массового движения. Я добавил, что в протоколе соглашения готов дописать пункт о том, что собравшиеся осуждают нарушения, имевшие место во время выборов в Соединенных Штатах. Наш замминистра иностранных дел Ротфельд схватил меня за руку, а остальные даже не засмеялись, это было уже как топором в глаз».
С присмиревшим Грызловым беседа пошла быстрее и проще.
Первого декабря Ющенко подписал протокол второго раунда переговоров, по которому обе стороны — и власть, и оппозиция — гарантировали отказ от насильственных действий. Кроме того, Ющенко пообещал разблокировать здания Администрации президента, Кабинета министров и Верховной рады. Кучма обещал в ответ создать группу экспертов для доработки избирательного законодательства. Ющенко трактовал этот пункт как согласие провести еще раз второй тур выборов. И власть, и оппозиция провозглашали готовность принять решение Верховного суда, разбиравшего в эти дни иск Ющенко.
Майдан еще не разобрался в происходящем и был в растерянности. Может, пора разъезжаться по домам? Никто не произнес слово «предательство». Однако призрак предательства не становился от этого менее пугающим. Майдан боготворил Ющенко, но его речь в ночь после переговоров, попытка представить их результаты как победу революции, не убеждала людей. Куда ближе им была позиция Тимошенко.
Она тут же выступила с резким заявлением. «На подписание протокола забыли пригласить Майдан, — сказала она журналистам. — Если Виктор Андреевич попробует остановить Майдан, у него ничего не выйдет. Майдан никуда не уйдет». А на вопрос, устроит ли ее решение Верховного суда, если тот признает победу Януковича, отрезала: «Неважно, устроит это политиков или нет. Важно, устроит ли это народ».
Тарас Стецькив про переговорные маневры вспоминает с грустью: «Наша революция развивалась довольно свое­образно: один день мы делали революцию, другой день вели переговоры… Лично для меня определяющим был момент, когда я поссорился с Ющенко. Я наговорил ему таких вещей, которых ему, наверное, еще никто никогда не говорил… Я попросил Виктора Андреевича посмотреть мне в глаза, он долго не поднимал их. А когда поднял, я понял: Ющенко в душе не революционер… И потому мы понимали: нам нужен компромисс на максимально выгодных для нас условиях».
«Оранжевая революция» начиналась на холодном, продуваемом ветрами Майдане. А завершалась она в жарко натопленных залах, закрытых для простых демонстрантов, рисковавших жизнью в те дни. В Мариинском дворце, где шли переговоры при участии европейских лидеров. В Верховном суде, где после многодневных слушаний было принято решение о системных нарушениях во время второго тура президентских выборов. Компромисс сводился к тому, что ни Ющенко, ни Янукович к этим «системным нарушениям» непричастны и, следовательно, допускаются в третий тур, законом не предусмотренный. Ради мира и спокойствия в стране.
Переголосование состоялось 26 декабря. Виктор Ющенко выиграл, набрав 51,99%. Почетное второе место завоевал Виктор Янукович — 44,20%. В тот день Юлия Тимошенко рассмешила весь мир: как настоящий политик она озаботилась даже временем произнесения своей исторической фразы. «Уже полседьмого, — сообщила Юлия Владимировна, мельком взглянув на часы, — а Владимир Путин еще не поздравлял Януковича. Значит, у Ющенко все в порядке».
Майдан не расходился и после выборов. Люди ждали решения Верховного суда, куда обратился Янукович, оспаривая результаты переголосования. Он снова проиграл, и 23 января состоялась инаугурация президента Ющенко. Сперва официальная, в Верховной раде, а потом и всенародная — на Майдане.
Прокручивая в памяти эти кадры, не можешь избавиться от щемящей грусти.
Преисполненные гордости, люди на Майдане выкликают имя нового президента. В элегантном темном пальто Ющенко выпускает голубя в чистое январское небо. Туда же устремляются оранжевые шарики с привязанными двухцветными украинскими флажками. Площадь до отказа наполнена людьми. Счастливая толпа, завоевавшая право называться народом. Рядом с новоизбранным президентом, держа его за руку, стоит элегантная женщина в струящемся белом пальто, с таким бесконечно счастливым лицом, что кажется, будто ее только что выбрали самым главным человеком на планете.
Историческое мгновение хочется остановить. Вглядываясь из сегодняшнего дня в лица Ющенко и Тимошенко, рука об руку стоящих на морозном Майдане, и зная обо всем, что произойдет после, хочется нажать на кнопку «Пауза». Еще немного продлить мгновение триумфа этих двоих, и улыбаться той же счастливо-глуповатой улыбкой, что сияет на лицах людей, рукоплещущих победителям.
Но фильм продолжается, и люди на главной площади украинской столицы начинают скандировать: «Юля!» Лицо Ющенко темнеет. Историю не остановишь, да и Майдан уже знает, что в коридорах власти разворачивается жестокая схватка за пост премьер-министра в новом правительстве и другие посты. Майдан желает Тимошенко удачи. В отличие от большинства соратников новоизбранного президента.
Понятно, что в политической жизни Юлии Тимошенко, как и в жизни Виктора Ющенко, уже никогда не будет ничего столь же значительного, как Майдан. Даже если исполнятся их самые сокровенные мечты. Если Тимошенко станет наконец украинским президентом. Или Ющенко удастся убедить своих соотечественников, что вовсе не он, а его неистовая союзница повинна в том, что растоптаны идеалы Майдана. В любом случае им никогда уже не вернуться на ту площадь…
Кино давно кончилось, и герои его, рассорившиеся навек, все дальше уходят от нас, погружаясь в историю. Время беспощадно к тем, кто упустил свой шанс. К победителям, которые в политической суете сами украли у себя победу.