Джон Гришэм «Обвиняемые. Теодор Бун расследует»
Обвиняемый Питер Даффи был богатым человеком, и обвиняли его в убийстве. Согласно позиции полицейских и прокурора, мистер Даффи задушил свою прелестную жену в своем красивом доме, находящемся рядом с полем для гольфа, где он играл в тот день. В случае обвинительного приговора Даффи провел бы в тюрьме остаток жизни. В случае оправдания он вышел бы из зала суда свободным человеком. Но дело обернулось так, что присяжные вообще не вынесли вердикта.
Сейчас начинался второй процесс по делу Даффи. Первый четыре месяца назад закончился неожиданно — судья Генри Гэнтри объявил тогда судебное разбирательство неправосудным и отправил всех по домам, включая Пита Даффи, который остался на свободе под залог. Как правило, обвиняемому в убийстве в залоге отказывают, он дожидается суда в тюрьме, но у Даффи имелись деньги и хорошие адвокаты, поэтому он оставался свободным как птица с того дня, как полицейские обнаружили тело его жены. Его видели в городе — он обедал в своих любимых ресторанах, смотрел баскетбольные матчи в Страттен-колледже, посещал церковь (чаще обычного) и, конечно, много играл в гольф. В ожидании первого судебного разбирательства Даффи словно вообще не заботился об исходе дела с перспективой пожизненного заключения, однако теперь, когда начался второй процесс и обвинение готовилось представить нового свидетеля, Пит Даффи, по слухам, не находил себе места от волнения.
Новым свидетелем был Бобби Эскобар, девятнадцатилетний нелегальный иммигрант, работавший на поле для гольфа в день убийства миссис Даффи. Он видел, как Пит Даффи входил в дом примерно в то время, когда женщина была убита, затем быстро вышел и вернулся к игре. На первом процессе Бобби по ряду причин показаний не давал. Узнав о Бобби, судья Гэнтри аннулировал судебное разбирательство, и сейчас, когда Эскобар был готов дать показания, жители Страттенберга, пристально следившие за делом Даффи, ожидали обвинительного приговора. В городе почти невозможно было найти человека, не верившего, что Пит Даффи убил свою жену.
И так же трудно было найти человека, не желавшего присутствовать на заседании. Суд над убийцей в Страттенберге был редкостью — тут вообще нечасто убивали, и в восемь утра, едва открылись двери, зал быстро заполнился. Присяжных отобрали тремя днями раньше. Настал волнующий момент судебного разбирательства.
В восемь сорок учитель Маунт утихомирил свой восьмой класс и начал перекличку. Присутствовали все шестнадцать мальчиков. Своеобразный классный час длился лишь десять минут, после чего ученикам предстояло отправиться на первую пару испанского с мадам Моник.
Маунт торопился.
— Итак, ребята, как вам известно, сегодня первый день второго раунда суда над Питом Даффи. Четыре месяца назад нас пустили на заседание, но мою просьбу посмотреть вторую серию отклонили.
Несколько мальчишек разочарованно загудели. Маунт поднял руки:
— Тише. Зато наша уважаемая директор миссис Глэдвелл отпускает Тео на открытие процесса, чтобы потом нам все рассказать. Тео!
Теодор Бун вскочил с места и решительно вышел вперед, как настоящий адвокат (адвокаты были его кумирами). Для пущего сходства он держал желтый линованный блокнот. Остановившись у стола учителя, Тео выдержал паузу и посмотрел на одноклассников, как на жюри присяжных.
Отец и мать Теодора Буна были юристами, он буквально вырос в адвокатской конторе и просиживал на судебных заседаниях, пока другие восьмиклассники занимались спортом, учились играть на гитаре — словом, делали все то, что делают обычные тринадцатилетние дети. Он бредил юриспруденцией, изучал ее и только о ней и говорил, поэтому одноклассники быстро уступали Тео, когда речь заходила о судах. В знании законов Тео не имел себе равных в восьмых классах.
Тео начал:
— Четыре месяца назад первый день первого процесса вы присутствовали в зале суда, поэтому ситуация на поле и игроки вам известны. Судья, адвокат и прокурор те же самые, обвинения те же, мистер Даффи — это по-прежнему мистер Даффи. Сменились только присяжные, и, конечно, остается интрига с новым свидетелем.
— Виновен! — завопил с последней парты Вуди. К нему присоединились другие голоса.
— Та-ак… — протянул Тео. — Шоу рук. Кто считает Пита Даффи виновным?
Четырнадцать из шестнадцати рук мгновенно взвились вверх. Чейз Уиппл, имевший репутацию безумного ученого и гордившийся своим хроническим несогласием с большинством, сидел, демонстративно сложив руки на груди.
Тео, тоже не голосовавший, рассердился:
— Ну вы даете! Как можно называть человека виновным до начала суда? Ведь неизвестно, что скажет свидетель и как пойдет процесс! Вы о презумпции невиновности слышали? Обвиняемый считается невиновным, пока его вина не доказана. Питер Даффи войдет сегодня в зал суда как абсолютно невиновный и останется таковым, пока не выскажутся все свидетели и у жюри на руках не будет всех доказательств. Помните о презумпции невиновности!
Маунт, стоя в углу, любовался Тео. Он не уставал восхищаться его выступлениями. Этот самостоятельный мальчишка был прирожденным адвокатом и звездой дискуссионной группы, которую курировал Маунт.
Тео продолжал с наигранным негодованием по поводу правовой безграмотности одноклассников:
— Причем доказательства должны быть убедительными и не оставлять сомнений! Ну что с вами такое, парни?
— Виновен! — снова прокричал Вуди, вызвав смеш
ки. Тео знал, что с Вуди спорить бесполезно.
— Ладно, все ясно. Тогда я побежал?
— Конечно, — кивнул мистер Маунт.
Оглушительно загремел звонок, и шестнадцать мальчиков заторопились на урок. Тео стрелой вылетел в коридор и побежал в канцелярию. Школьная секретарша мисс Глория говорила по телефону. К Тео она относилась с симпатией: миссис Бун вела дело о ее первом разводе, а Тео однажды неофициально консультировал Глорию, когда ее брата задержали за вождение в пьяном виде. Секретарша подала Тео желтый бланк разрешения отсутствовать, подписанный миссис Глэдвелл, и мальчик убежал. Часы над столом показывали восемь сорок семь.
На улице, подойдя к велосипеду у флагштока, Тео отстегнул цепочку, обмотал вокруг руля и быстро укатил. Если ехать по улицам, соблюдая правила движения, он окажется перед зданием суда через пятнадцать минут. Но если срезать путь привычным маршрутом, свернуть в знакомые переулки и проехать через задние дворы, избежав минимум двух светофоров, можно уложиться и в десять. Сегодня у Тео не было лишнего времени. Он знал, что зал суда уже переполнен и ему очень повезет, если достанется сидячее место.
Тео пронесся по переулку, дважды чуть оторвавшись от земли, и проскочил через задний двор одного неприятного типа, носившего форму с апломбом штатного блюстителя закона, хотя на деле он был всего лишь охранником, работавшим неполный день. Бака Боланда (или, как называли его за глаза, Бака Балони) Тео иногда видел у здания суда. Проезжая через его двор, Тео услышал громкое и раздраженное:
— А ну проваливай отсюда, пацан!
Парнишка резко взял влево, чудом увильнув от камня, брошенного в него Боландом, и яростно нажал на педали.
«Чуть не попал, — подумал он. — Лучше бы я по улицам поехал».
Через девять минут после выхода из школы Тео остановил велосипед перед зданием суда округа Страттен, быстро прицепил велик к стойке и побежал по широкой лестнице к массивным дверям зала суда. Двери осаждали желающие попасть на процесс: тут было множество телекамер, то и дело всех слепили яркие вспышки, собравшиеся выстроились в очередь у входа, а несколько угрюмых полицейских поддерживали порядок. Среди них был и наименее приятный тип во всем Страттенберге, пожилой, вечно всем недовольный Госсетт. Как назло, он заметил, как Тео пытается пробраться сквозь толпу.
— Куда это ты собрался? — рыкнул он.
«По-моему, дураку ясно, — подумал Тео. — Куда еще я могу направляться в такую минуту, когда начинается крупнейший за всю историю округа процесс по делу об убийстве?»
Тео протянул Госсетту освобождение от занятий и сказал преувеличенно вежливо:
— У меня разрешение от директора присутствовать на заседании, сэр.
Госсетт выхватил бумажку и впился в нее глазами, словно готов был застрелить мальчишку, если в справке не хватает какой-то закорючки. Тео захотелось предложить свои услуги — прочесть, например, вслух для неграмотных, но он прикусил язык.
Госсетт сказал:
— Это бумага из школы, а не пропуск в зал суда. У тебя есть разрешение от судьи Гэнтри?
— Да, сэр, — сказал Тео.
— Дай взглянуть.
— Оно не в письменном виде. Судья Гэнтри дал мне устное разрешение посмотреть процесс.
Госсетт нахмурился еще сильнее и важно покачал головой:
— Прости, парень, мест нет. В зале яблоку негде упасть. Мы уже отказываем всем желающим.
Тео взял свою справку, сделав вид, что вот-вот расплачется. Он повернулся и пошел по длинному коридору. Когда Госсетт уже не мог его видеть, Тео приоткрыл маленькую дверь и, перепрыгивая через две ступеньки, устремился вниз по служебной лестнице, которой пользовались только швейцары и уборщики. На первом этаже он тихо пробежал по узкому темному коридору, идущему под главным залом, и вошел в комнату отдыха, где служащие суда собирались, чтобы выпить кофе, поесть пончиков и посплетничать.
— Привет, Тео, — сказала хорошенькая Дженни — эту секретаршу Тео любил больше всех других.
— Привет, Дженни, — улыбнулся он, подходя к шкафу для инвентаря. Открыв дверцу, Тео вышел с другой его стороны на площадку потайной лестницы. Несколько десятилетий по ней проводили привезенных из тюрьмы преступников в зал суда, дабы судьи излили на них свой гнев, но теперь ею редко пользовались. Старое здание было лабиринтом из тесных проходов и узких лестниц, и Тео отлично тут ориентировался.
В зал он вошел через боковую дверь у скамьи присяжных. Здесь стоял гул — возбужденные люди переговаривались, ожидая захватывающего зрелища. Охранники важно расхаживали по залу, тихо перебрасываясь словами. За дверями была толпа — многие все еще не теряли надежды попасть на процесс. В третьем ряду за столом защиты Тео увидел знакомое лицо.
Это был его дядя Айк, приберегавший местечко для любимого (и единственного) племянника. Тео ловко пробрался вдоль ряда и втиснулся в маленький просвет рядом с Айком.