Гераклит Эфесский. Все наследие.

Если б могли вы (эфесяне) воскреснуть лет через пятьсот благодаря переселению душ, вы бы обнаружили, что Гераклит еще жив, зато от ваших-то имен не осталось и следа. Я буду жить столь же долго, сколь города и веси, никогда не замолкая благодаря своему учению. И ежели город эфесян разграбят и все алтари его повергнут ниц, страною памяти обо мне будут души людей.

Неизвестный автор «Псевдо-Гераклитовых писем», (I век н.э.)

От составителя и переводчика

Гераклит Эфесский занимает исключительное место в истории античной философии, хотя бы уже потому, что он самый ранний вообще «западный» философ — из числа так называемых ионийских «досократиков», — от которого до нас дошли собственные его тексты: фрагменты его сочинения «Музы» или «О природе».

 Но, конечно, не только поэтому. Он занимает исключительное место еще и из-за небывалой популярности этих текстов и его, угадываемого за ними, учения в наше, новое время. И — из-за неподражаемой художественности его языка, которую невольно отражают подчас даже самые посредственные переводы. Достаточно вспомнить о восторженном отношении к нему философов Гегеля, Ницше, Хайдеггера, Виттгенштейна…, но также Лассаля, Герцена, Маркса, Энгельса, Ленина, Бухарина…, поэтов Гёте, Гёльдерлина, Рене Шара, Марины Цветаевой…, прозаиков Эллиота, Хессе, Борхеса…

Античность сохранила нам не только около двух сотен цитат из его сочинения, но также и многочисленные свидетельства о его жизни, книге и учении. Вот уже два с лишним столетия, с момента выхода монографии о нем Шлейермахера, как им пристально занимаются не только философы и поэты, но и ученые — филологи и историки философии. За это время его фрагменты издавались и переиздавались раз 30–40, свидетельства о нем — раз десять… А переводились фрагменты несметное число раз на десятки языков…

 Между тем споры и баталии вокруг его наследия не прекращаются. Нет единодушия ни об учении в целом, ни об отдельных элементах этого учения, ни о правильном чтении и толковании фрагментов, ни об их числе, составе и подлинности, ни о месте и роли Гераклита, будь то в истории античной философии, в истории западной философии, в истории философии мировой, в истории диалектики или в истории всемирной литературы…

 А почему, собственно говоря, нет? Если очень кратко, то вот почему (привожу самые расхожие мнения на сей счет):

 1) Фрагменты книги представляют собой лишь небольшую часть обломков утраченного трактата;

2) Их первоначальное расположение неизвестно, а это лишает их контекста, уточняющего их смысл и определяющего область их приложения;

3) Они написаны темным языком и кроме того были значительно искажены в процессе передачи нам;

4) Основная масса свидетельств о жизни и учении не заслуживает доверия, ибо были написаны либо людьми невежественными, склонными принимать расхожие легенды и мнения о Гераклите за истину в последней инстанции, либо философами, трактовавшими его тексты в свете собственных убеждений, понятий и систем;

5) В качестве продукта архаической мысли учение Гераклита содержало в зародыше многочисленные возможности дальнейшего развития и давало повод, в зависимости от времени, места и моды, для выпячивания того или иного своего аспекта.

Все перечисленные объяснения имеют несомненно право на существование, хотя иногда не без серьезных оговорок. И со столь же серьезными дополнениями. О чем читай ниже.

Но бытуют и совершенно неприемлемые объяснения иного рода. Например такое. «Филологи-классики ищут смысловое содержание терминов за пределами философской теории, ограничиваясь сферой лингвистики. Иначе говоря, происходит подмена мышления философа мышлением филолога или лингвиста. Между тем философское учение по своему содержанию относительно независимо от языка и нуждается в первую очередь в философском осмыслении» (Кессиди, 2004, c. 12; ср. он же, 1982, c. 9).

Подобных взглядов придерживается не только бывший марксист-ленинец, популяризатор Гераклита Феохарий Кессиди, но и маститый философ, последователь Хайдеггера и Библера Анатолий Ахутин (см. ниже,с. 266.)

 Такая точка зрения предполагает, что творения философов прошлого существуют для нас не только и не столько в виде дошедших текстов, сколько сами по себе, без какого-либо языкового воплощения, или безразлично, в каком именно. Достаточно, однако, уничтожить все относящиеся к учению античные тексты, чтобы ничего не осталось не только от этих текстов, но и от самого учения. Кроме… кроме позднейших рецепций, переводов и (пере)толкований этих, затем уничтоженных, текстов. И кроме смутных представлений, осевших в головах кое-каких горе-философов, черпавших свои знания не из первоисточника, а из толкований и переводов нового времени. Именно этот вторичный (третичный… и т. д.) продукт изучения оригинальных текстов и воспринимается теми, кто, по незнанию языка оригинала, вынужден принимать на веру его далеко не всегда между собой согласные новые толкования и переводы и пытаться извлечь из него некий общий знаменатель, — именно этот вторичный продукт воспринимается ими как некое, парящее в воздухе, «независимое от языка» «учение» Гераклита1.

1 Еще более глубинный и куда более ценный продукт, а именно след, оставленный философом в языке, образах мысли, стереотипах мышления, представлениях и прочих параметрах народного сознания последующих поколений, к сожалению, вообще не поддается  выделению и изучению без привлечения письменного наследия.

 Однако вернемся к приведенным выше более рациональным объяснениям.

  1. По разным оценкам относительный объем дошедшего до нас текста книги колеблется между одной третью и четырьмя пятыми оригинала. Весь он занимал не более (но мог занимать и менее) одного папирусного свитка и, следовательно, она вряд ли состояла из более чем 4000-6000 слов. До нас же дошло около трех тысяч слов (включая пересказы и изложения недошедших оригиналов).

Вывод: учитывая неравномерное распределение лакун (чем дальше, тем их больше), некоторые части книги и учения вполне могли дойти до нас почти полностью.

2. Неопределенная локализация фрагментов, т. е. утрата ими своего первоначального контекста, — куда более серьезная причина непонимания: перемешайте буквы любого сл_ва / слов любой фразы / фразы любого текста, выкиньте из них треть и попросите знакомого восстановить их первоначальный смысл. Результат очевиден. Вывод: контекст — решающее условие понимания! Но если мы действительно располагаем почти полностью некоторыми частями книги, решение напрашивается: нужно эти части реконструировать. Будет реконструкция, будет и контекст.

3. Темнота Гераклита признавалась еще древними. Связана она в первую очередь с поэтикой его отнюдь не философcкой, чрезвычайно цельной ритмической прозы, лишенной каких-либо устоявшихся терминов, но богатой звуковыми эффектами, дометафорическими смыслообразами, синтаксической и семантической полифонией (многозначностью) и изысканнейшими параллелизмами, хиасмами, кольцевидными образованиями и прочими предриторическими формальными и смысловыми фигурами. Причем все эти надъязыковые структуры выполняли у него отнюдь не декоративную, а весьма важную смыслообразующую функцию.

Вывод: там, где до нас дошел первоначальный текст, можно и нужно подвергать его тщательному структурно-лингво-семантическому анализу и пытаться определить его содержание с учетом не только лежащего на поверхности смысла, но и смысла, заложенного в его поэтической структуре.

4. Презумпция виновности, некомпетентности, предвзятости и т. д. и т. п. авторов почти всех наших косвенных источников, включая цитаторов немалого числа фрагментов — главная причина того тупика, в котором находятся современные гераклитоведческие штудии. Изъятие или «исправление» доброй половины этих источников равносильно уничтожению половины тех данных, которые мы унаследовали от древних, знавших учение Гераклита не понаслышке, а читавших его еще не погибшую книгу в оригинале. Естественно, не все наши источники безупречны, но исправлять и исключать их следует только на основании их полной несовместимости с совокупностью всех остальных наличных данных. К этому необходимо добавить еще тот весьма прискорбный факт, что и ныне далеко не все источники о Гераклите выявлены, далеко не все выявленные источники опубликованы и далеко не все опубликованные источники используются надлежащим образом — или вообще используются.

Вывод: совершенно необходимо собрать, издать и использовать все имеющиеся источники, принципиально и априорно применяя к их авторам презумпцию невиновности, достоверности, честности и компетентности.Только так можно извлечь пользу из всей наличной информации. А недостоверная и искаженная доксография сама заявит о своей несостоятельности своей несовместимостью со всем остальным.

5. Всякая реконструкция и тем паче всякое толкование древнего учения неизбежно есть его модернизация хотя бы потому, что его значимые элементы необходимо перевести на язык наших понятий, гораздо более дифференцированных, определенных и, главное, — совсем иначе устроенных, чем древние смыслообразы. Модернизация тем неизбежнее, что данное учение еще нужно вставить в ряд других предшествовавших ему, современных ему и следовавших за ним учений, а это осуществимо лишь на современном метаязыке истории философии. Но задача историко-философского языка как раз в том и состоит, чтобы концептуализировать все существенные аспекты своего предмета — древней философии, — и тем самым вернуть им в некотором роде, хотя бы в «снятом» виде, их былые функции.

Вывод: Если оно не следствие неполноты наших знаний, одинаковой для всех ученых, неправомерное выпячивание тех или иных аспектов из заложенных в учении возможностей может быть лишь результатом предвзятого подхода и должно быть вменяемо в вину не филологии и не истории философии как таковым, а конкретному философу или историку, идущему на поводу того или иного модного веяния или течения. Цель историка — не в том, чтобы притянуть Гераклита за уши к тому или иному современному учению, а в том, чтобы предложить максимально сбалансированную картину его собственных взглядов.

Итак, отсутствие какого-либо единого мнения о сути и содержании учения Гераклита Эфесского, вызвано: фрагментарным состоянием его наследия; отсутствием у его фрагментов контекста; пренебрежением, с которым относятся ученые к возможности реконструировать его книгу; темнотой, т. е. художественностью, его собственного языка; небрежением, которое проявляют ученые по отношению к анализу семантики его художественного слога; недоверием исследователей к доксографическим и прочим косвенным источникам о его учении; отвержением ими как недостоверных доброй четверти фрагментов; неполнотою изданного и используемого ими свода текстов о нем; и перетягиванием лоскутного одеяла учений, представленных у него лишь в зародыше, в пользу того или иного новомодного философского веяния.

 Есть, разумеется, и другие причины, но эти —главные. Практически вся научная деятельность автора этих строк на поприще гераклитоведения состояла именно в том, чтобы попытаться скорректировать отмеченные выше (а заодно и прочие) недостатки и побудить других последовать его примеру.

Итак, Гераклит — первый «западный» философ-«досократик», от которого — и о котором — до нас дошла достаточно богатая античная литература.По объему сохранившегося ее превосходят лишь наследия живших позже Эмпедокла и Демокрита. В общей сложности она состоит из примерно 1300 текстов самых разных авторов, от Эпихарма до Петрарки. (У Дильса—Кранца их представлено раз в пять меньше; у Марковича — около 700.) Этих текстов никогда никто не собирал, пока мы сами этого не сделали и не опубликовали их критического издания в 1999-2003 гг. в первой части («Traditio») нашей editio maior «Heraclitea» (SM146, 150, 153, 157).

 Из этого богатого, но очень пестрого и неоднородного материала, со множеством повторений и с нередкими искажениями и ошибками, мы извлекли все мало-мальски ценное в виде текстов трех категорий: свидетельств о жизни и о книге («Memoria»), свидетельств об учении («Placita») и более или менее точных цитат из сочинения («Fragmenta»). Эти извлечения были опубликованы нами в 2003-2008 гг. в виде трех томов (шести книг) второй части «Heraclitea» («Recensio»). Тома «Memoria» и «Placita» снабжены комментарием; том «Fragmenta», состоящий из трех книг, открывается монографическим исследованием о языке и поэтике Гераклита и закрывается филологическими примечаниями к отдельным фрагментам (SM 158, 168, 154, 165-167).

 Все тексты снабжены подробными критическими аппаратами и переведены на французский язык. Большинство новшеств аргументировано в комментариях, примечаниях и опубликованных нами статьях. Часть комментариев, относящаяся к собственно учению, еще не опубикована. Издание в целом предназначено для специалистов, знающих древнегреческий и латынь и читающих по-французски.

Цель настоящего издания — предложить русскоязычному читателю, в удобоваримой форме, в виде текстов на языке оригинала и по-русски, добытый таким образом полный2 свод 1) собственных текстов (фрагментов) Гераклита, 2) античных свидетельств о его учении (доксография) и 3) античных свидетельств о нем самом и его книге, т. е. решительно все, опубликованное нами в 2003-2008 гг., но без критических аппаратов, без самих источников и без обсуждения узкоспециальных филологических и историко-философских проблем. (Интересующиеся всем этим найдут ответы на свои вопросы в большом французском издании: editio maior.

 В качестве бесплатного довеска, в виде своеобразной компенсации читателю, огорченному отсутствием здесь нашего собственного изложения учения эфесца, мы решились поместить, вместо отсутствующего послесловия, новейшее состояние нашей реконструкции книги — первое, в котором учтены не только все фрагменты, но и все те свидетельства об учении, которые удается привязать к какому-либо конкретному месту в ней. Ее назначение: представить сразу и сочинение, и виртуально содержащееся в нем учение.

 Реконструкцию нашу следует читать как связный текст, обращая внимание не только на сцепление фрагментов и других элементов и возникающий иногда вследствие этого дополнительный или новый смысл, но и на литературные достоинства буквальных цитат, передать хоть отчасти которые было одной из наших задач. Не cледует, однако, при этом забывать, во-первых, что это не оригинал, написанный Гераклитом, а несовершенная реконструкция (т. е. конструкция почти от нуля) того, каким оно могло в какой-то мере быть; и во-вторых, что учение, проглядывающее из-за собранных и воссоединенных текстов, с одной стороны — столь же искусственно, сколь и сам текст реконструкции, а с другой — почти столь же девственно от искажающего и модернизирующего вмешательства историка и герменевта, сколь и утерянный аутентичный текст, ибо критерием реконструкции никогда не было философское содержание текстов, а всегда — их языковая (формальная и смысловая) стыкуемость.

А потому, при всей своей полноте, настоящее издание еще не предлагает никаких окончательных решений. Но собрав под одной обложкой и дав впервые русскоязычному читателю возможность окинуть единым взглядом все, чем мы реально располагаем о Гераклите и его учении, оно, возможно,создаст, наконец, условия, которые позволят отечественному гераклитоведению сойти с мертвой точки.

И не будем забывать, что при всей своей полноте настоящее издание отражает лишь моментальный результат продолжающегося поиска и сознательно опускает всю массу использованных источников, знаний и аргументов. За всем этим следует обращаться к editio maior.

 И еще одно предупреждение. Наша работа над наследием Гераклита началась году в 1968. Она проводилась вне стен каких-либо университетов и научных учреждений. И хотя она проходила в тесном контакте с представителями историко-философского и филологического истеблишмента и мы в ней стремились учесть все ценное, добытое наукой с момента зарождения у нее интереса к таинственной фигуре Темного философа, но, как искушенный читатель наверняка уже заметил, мы не всегда следовали по начертанному ею пути и принимали далеко не все «несокрушимые» догмы, к которым она традиционно апеллирует. В результате «наш» Гераклит достаточно сильно отличается от усредненного «общепринятого», как по богатству использованного материала и нетрадиционности ряда методологических подходов, так и по конкретным решениям многих мелких и не столь уж мелких частных вопросов. Кроме того, наша собственная уверенность в правильности каждого такого решения может колебаться между абсолютно полной и крайне слабой. Но обо всем этомспециалист узнает из editio maior, а «рядовому» читателю не следует питать иллюзий относительно «академической» достоверности предлагаемых текстов.

Gaillard—Москва, апрель 2011.

 Post scriptum. В книге две части, отличающиеся своим предназначением: основная и справочная. Цель первой: открыть широкому кругу русскоязычных читателей доступ ко всем античным сведениям о Гераклите и цитатам из его сочинения, которыми человечество располагает в настоящее время. Это тексты, перевод и примечания. Цель второй — дать российским филологам-классикам, историкам античной философии и философам возможность самим поработать над наследием философа и составить себе собственное мнение о многочисленных спорных вопросах чтения, восстановления и толкования его фрагментов, книги и учения. Это ссылки на источники, указатели и краткая библиография. Они предполагают определенную степень знакомства с принятыми у античников условными латинскими обозначениями и сокращениями при ссылках на древних авторов, их произведения и издания. Заинтересованный читатель найдет необходимые сведения в соответствующих трудах по античной литературе, энциклопедиях, справочниках и словарях.

 

MEMORIA

*

O ЖИЗНИ и КНИГЕ

 

А. ЖИЗНЬ И ЛЕГЕНДА

 

1. ЧЕЛОВЕК

 

Гераклит, сын Блосона (в другомнап исании: Блусона) или, по некоторым,Герак(и)он(т)а, эфесянин.

Гераклит, сын Блосона, или Бавтора, а по некоторым — Геракина,эфесянин, философ природы, прозванный Темным.

 

Родственники:

 

[“Гераклит” в письме “Гермодору”] Они (врачи) убили моего дядю Гераклеодора и получили гонорар.

 

Прозвища:

 

Темный

Грозный или Чудесный

Ионийские Музы

Божественный

Благородный

“Болтанщик”

“Кукарекальщик, толпохулитель, …загадочник”

 

2. ХРОНОЛОГИЯ

 

Расцвет его пришелся на 69-ю олимпиаду [504/3 — 501/0].

Жил он в 69-ю олимпиаду [504/3 — 501/0] при Дарии, сыне Гистаспа.

 Ол. 70 (500/499 — 497/6): Гелланик, исторический писатель, и философ Демокрит, и Гераклит, прозванный Темным, и Анаксагор, физик, достигли славы.

В семидесятую олимпиаду [500/499-497/6], говорят, жили Демокрит и Анаксагор, философы природы, а также Гераклит по прозвищу Темный.

Ол. 67 [512/1—509/8]: Гелланик, исторический писатель, и философ Демокрит, и Гераклит Темный, и Анаксагор, философ природы, сделались известными.

(До Филиппа I Македонского) Демокрит из Абдеры, философ природы, и Гераклит “Темный”, и Анаксагор, философы природы, достигли расцвета — Гелланик, историк, стал изестным.

Слушателем Телавга (сына Пифагора) был Эмпедокл, в одно время с которым сделался известным Гераклит Темный

Ол. 81,1 [456a]: Зенон и Гераклит Темный стали известными.

После чего (поражения Ксеркса в морском бою в 474/3) <жили> Сократ философ, Гераклит Эфесский, Анаксагор, Парменид и Зенон <…> лет тому назад> — После чего началась Пелопоннезская война [431] и жил Фукидид <…> лет тому назад>.

Ол 80,1 [460a]: Умер Анаксагор — Гераклит достиг славы.

Ведь Аристотель говорит, что он (Эмпедокл) скончался — и Гераклит еще —шестидесяти лет.

Но ничего таким образом (способом лечения) не добившись, он умер шестидесяти лет.

Ферекид был намного древнее, чем Гераклит.

Гераклит жил позже Пифагора.

Он жил при Дарии, сыне Гистаспа.

Что до Гераклита, сына Блусона, … царь Дарий его пригласил в Персию…

 

3. ГЛАВНЫЕ СОБЫТИЯ ЕГО ПОЛИТИЧЕСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

 

Признаком его гордыни считает в своих «Преемствах» Антисфен то, что он брату своему уступил царский титул.

А зачинателем ионийского переселения, а позже — и эолийского, был, по нему (Ферекиду), Андрокл, законный сын Кодра, царя афинского, ставший основателем Эфеса. Потому-то, говорят, царский дом ионийцев находился в этом городе, да и ныне потомки этого рода зовутся царями, пользуясь некоторыми почестями: председательством на собраниях (или состязаниях), пурпурным одеянием в знак царского рода, булавой вместо скипетра и правом ведения обрядов Элевсинской Деметры.

Вы (= Эфесяне) несправедливы ко мне, лишая меня того, что мне дал бог, и неcправедливо понуждаете меня бежать… (4) Я же хочу (сделать вас добродетельными), я — закон для остальных, но поскольку я один, меня одного мало, чтобы наказать город…

 Эфесяне привыкли жить в роскоши и в наслаждениях, но персы объявили им войну, окружили их город и осадили его. Те же продолжали предаваться наслаждениям по своему обычаю. Однако запасы продовольствия в городе стали оскудевать. Когда же голод стал cильно чувствоваться, горожане собрались, чтобы решить, что им делать, дабы в средствах пропитания не испытывать недостатка. Но никто не осмелился посоветовать им умерить свой роскошный образ жизни. Когда они все были в сборе, некто по имени Гераклит взял ячменной крупы, смешал ее с водой и съел, сидя между ними, и это послужило молчаливым укором всему народу. Предание говорит, что эфесяне сразу же вняли поучению и не было нужды в другом поучении. Они разошлись, ибо убедились воочию, что им необходимо несколько умерить свою роскошную жизнь, дабы не было недостатка в пище. А когда их враги узнали, что они научились жить умеренно и принимали пищу в соответствии с советом Гераклита, они сняли осаду и, победивши силой оружия, отступили перед крупой Гераклита.