Грейс Коддингтон «Grace. Автобиография»

 В книге-автобиографии Гейс Коддингтон увлекательно рассказывает о своей жизни и истории популярного журнала VOGUE.

Книга обязательна к прочтению тем, кто заинтересовался фильмами «Сентябрьский номер» и «Дьявол носит Prada». Вы познакомитесь со всемирно известными дизайнерами, фотографами, стилистами и моделями, звездами музыки и кино, станете свидетелем уникальных событий, которыми так богата яркая карьера Грейс.

Публикуем отрывок из книги.

Впервые я узнала о фильме «Сентябрьский номер» — благодаря которому, собственно, я и стала известна — от Анны Винтур, когда однажды она позвала меня в свой кабинет в редакции Vogue и будто между прочим обронила: «Да, я договорилась со съемочной группой, они придут снимать про нас документальный фильм». Первоначальный замысел фильма ограничивался съемками подготовки бала в Институте костюма Музея Метрополитен, но постепенно обрастал новыми идеями. Теперь режиссеры хотели снимать все совещания, споры и склоки, которые сопровождают процесс рождения сентябрьского номера журнала, главного в году. Они собирались нагрянуть в наш офис и наблюдать за всем, что происходит в его стенах. Я даже слышать об этом не желала. Как креативный директор журнала, я была занята массой куда более важных дел. Да и как можно проводить фотосессии, когда рядом крутятся посторонние? «Только не рассчитывай, что я буду в этом участвовать»,— сказала я, замечая, как тускнеет взгляд Анны, устремленный мимо меня в окно. У нее есть такая привычка: она теряет интерес к людям, когда они говорят не то, что ей хочется слышать.

Моя реакция на предстоящее вторжение была вполне естественной: я всегда считала, что каждый должен заниматься своей работой и не отвлекаться на эти новомодные глупости из разряда «хочу стать звездой». Уже потом я узнала, что продюсеры почти год уламывали Анну, прежде чем она сказала «да». Уверена, она согласилась только из желания показать, что команда Vogue — не сборище болванов, издающих мусор. К тому времени фильм «Дьявол носит Prada» уже изрядно подмочил нам репутацию, выставив мир моды в самом нелепом свете.

В процессе съемок киношники так и вились вокруг в надежде завоевать мое расположение и склонить к сотрудничеству. Они уже были наслышаны о моей несговорчивости (и в самом деле, я решительный противник интервью), но все равно продолжали стучаться в мою дверь, приглашая к участию в съемках. Они были удивительно милы и любезны, но я твердо сказала, что меня все это не интересует, и попросила не маячить перед глазами и не мешать мне работать. Ненавижу, когда за мной наблюдают; так и хочется отогнать непрошеных зрителей, будто назойливых мух.

Дверь моего кабинета оставалась плотно закрытой. Я наговорила кучу грубостей режиссеру Р. Дж. Катлеру, и на протяжении почти шести месяцев мне удавалось избегать попадания в кадр. Они снимали в гардеробных, и я слышала доносившиеся оттуда возгласы: «О, как мне нравится это красное платье» или «О да, думаю, Анне оно придется по душе» и прочий вздор, который обычно произносят на камеру. Потом съемочная группа сопровождала нас на Парижскую неделю моды. Это был настоящий кошмар. Они постоянно путались под ногами, расталкивали нас локтями, чтобы только сделать снимок Анны. На показе Dior оператор Боб, пятясь, чтобы запечатлеть ее в движении, отдавил мне ногу. Это стало последней каплей. Тут уж я не сдержалась. «Между прочим,— крикнула я,— я тоже работаю в Vogue!» Они старались запечатлеть каждое мгновение в жизни Анны — как она сидит в первом ряду, наблюдает за показом и эмоционально реагирует на увиденное… Мне показалось, что это уже перебор. К тому же я заметила, что у Анны в петличке появился микрофон. Это создавало дополнительное препятствие для нашего общения, поскольку теперь она была вынуждена следить за своими словами.

И тут мне вспомнилась старая мудрость: «Не можешь победить — присоединяйся». К тому же Анна затащила меня к себе в кабинет и сказала: «Им нужно снять для фильма, как ты проводишь фотосессии. Покажи им, как ты работаешь. И на этот раз без возражений, пожалуйста. Все, разговор окончен». Что ж, меня загнали в угол. «Но если ты вставишь меня в фильм, то услышишь то, что тебе не понравится,— предупредила я.— Притворяться я не умею. Я буду сосредоточена на съемке и могу выпалить все, что в голову взбредет». (На самом деле я, конечно, думала, что, даже если позволю себе нелестное выражение, его непременно вырежут — вот почему на протяжении всего фильма я ругаюсь, как извозчик.) В прошлом мне уже доводилось участвовать в съемках документальных фильмов о мире моды, но усилиями монтажеров мое появление на экране неизменно сводилось к минимуму.

Я была в шоке, когда впервые увидела окончательную редакцию фильма. Меня было слишком много. Позже один из членов съемочной группы сказал мне, что могучая динамика наших с Анной отношений придала фильму особый драйв. В редакции прошли два просмотра. Думаю, Анна не хотела смотреть фильм вместе с нами. Я была на первом сеансе с модельерами; она пришла на второй с писателями и прочими интеллектуалами, чьим мнением, наверное, дорожила больше. Мы с замиранием сердца расселись перед экраном, пытаясь вспомнить все, что наговорили в камеру за долгие месяцы съемок: с тех пор мы не видели ни одного кадра, лента пролежала в монтажной комнате почти год.

Теперь я знаю, что из всего этого вышло, и могу от души посмеяться. Как бы то ни было, в фильме я получилась живой и искренней. Хотя, должна признать, меня в нем действительно многовато. Я так и не услышала мнения Анны о фильме. Ни разу. Знаю лишь, что неодобрения она не высказывала — как, впрочем, и особого восторга. Единственное, что она сказала после просмотра: «Пусть Грейс займется прессой», после чего удалилась. Однако она все-таки посетила премьерный показ на кинофестивале Sundance1, а потом стояла на сцене, неподвижная и загадочная, в темных очках и с бутылкой минералки, пока Катлер отдувался за нее, отвечая на вопросы журналистов.

На показе в Саванне, где я впервые согласилась выступить на публике, мы вместе с шеф-редактором Vogue Андре Леоном Талли2 провели пресс-конференцию. Из уст журналистов я то и дело слышала: «О, мы просто вами восхищены». Знаете, мне это даже стало нравиться (шучу, но на самом деле было приятно). Конечно, за градом вопросов угадывалось желание как можно больше узнать об Анне — интерес к ней не угасает. Андре был просто на высоте. Он ловко обходил острые углы, и всякий раз, когда упоминали Анну, он менял тему и переключался на Мишель Обаму или Диану Вриланд3.

Меня всегда удивляло, что зрители «Сентябрьского номера» так тепло ко мне отнеслись. Может, дело в том, что на экране я очень эмоциональна. И, наверное, по сравнению с Анной, по натуре сосредоточенной и сдержанной, я выгляжу идеалисткой. Или в фильме я предстаю этакой рабочей лошадкой, которую эксплуатируют все, кому не лень. А может, люди всегда так реагируют на непосредственность и самостоятельность. Им нравится, что я не боюсь спорить со своим боссом, чего не смеет ни один сотрудник журнала — а я делала это всегда и, надеюсь, буду делать впредь.

В первые дни проката фильма меня пригласил выступить в Нью-Йоркской публичной библиотеке Джей Филден — в то время главный редактор мужского журнала Men’s Vogue. Для меня это было сущим испытанием, поскольку в аудитории я заметила Анну с Сэмом Ньюхаусом — владельцем издательской компании Conde Nast. Но прошло какое-то время, и пресс-конференции стали обычным делом. Я привыкла к ритму вопросов и ответов и научилась держать паузу, прежде чем набраться храбрости и сделать эффектный выпад, встречая прямой взгляд интервьюера. И вот однажды до меня дошло, что каким-то чудесным образом я стала узнаваемой. Я заметила, что возле моего дома в Челси, в Нью-Йорке, регулярно собираются группки: модные фрики, геи и натуралы, молодые и старые — в общем, разношерстная публика. И всякий раз, завидев меня, эта толпа взрывалась радостными возгласами. Я чувствовала себя, как Beatles. Даже, я бы сказала, круче, потому что фанатские толпы, преследовавшие Beatles в начале их славы, порой бывали грубыми. Однажды меня засосало в настоящий водоворот. Согласившись на выступление в местном кинотеатре, я приехала как раз в тот момент, когда выходила публика с предыдущего сеанса. Стоило мне показаться из-за угла, как я услышала: «Грейс, Грейс! О боже, это она!».

Они все еще помнят меня. Может, потому что я часто хожу по улицам и езжу в метро, а не прячусь за стеклами лимузина, как Анна. После той череды вопросов и ответов, разворошивших мои воспоминания, я решила, что, возможно, мне есть чем поделиться с миром.

И вот я пишу мемуары. Никогда бы не подумала, что доживу до преклонных лет и буду достаточно интересной, чтобы меня читали.

Однажды, уже после выхода «Сентябрьского номера», мы ужинали в маленьком ресторанчике в Южном Манхэттене с Николя Гескьером — дизайнером модного дома Balenciaga, который прилетел из Парижа. «Грейс, это правда, что тебя узнают на улицах?» — вдруг спросил он. После ужина я предложила ему прогуляться до дома пешком. Мы брели мимо переполненных ресторанов, баров, ночных гей-клубов, и отовсюду выскакивали люди, восклицая: «Это Грейс. Это Грейс! Вау… И с ней Николя Гескьер!» Вспыхивали и щелкали фотокамеры мобильников. В конце концов мы оба не выдержали и расхохотались, решив, что мы не хуже Пэрис Хилтон!