Инна Бачинская. Убийца манекенов

Падал снег. А в саду мэйхуа,

Как всегда в эту пору цвела.

Помню, веточку алых цветов,

Захмелев, я в прическу вплела.

Но осыпались эти цветы…

Ли Цын Чжао, Из сборника «Строки из гранёной яшмы».

 

Они брели по заснеженному пустому парку, взявшись за руки. Было время недолгих зимних сумерек перед наступлением ночи, и полярная звезда уже зажглась в перламутрово-синем, светлом еще, небе. Она пульсировала, выпуская и втягивая острые сверкающие колючки, и казалось что там диковинное живое существо – космический ёж. Подмораживало. Снег хрустел под ногами. Безмолвно стояли черные деревья вокруг. Посверкивали редкие снежинки в свете фонарей.

– Замёрзла? – спросил мужчина.

– Немного, – ответила женщина. – Димочка, мне нужно возвращаться. – Голос у неё был виноватый.

– Уже? – Он остановился, притянул женщину к себе, уткнулся лицом в воротник её шубки и втянул в себя запах знакомых духов. От тепла его щеки на воротнике растаяли снежинки.

– Да. Он приезжает в восемь, мне нужно быть дома. – Она осторожно высвободилась, погладила его по щеке и спросила: – Ты что, плачешь?

Он поцеловал пальцы женщины, скользящие по его лицу.

– Я люблю тебя, – сказал он ей в ладонь. – Ты даже не представляешь себе, как я тебя люблю. Да, я плачу, и мои слёзы смешиваются со снегом. Ты заметила, что вокруг снегопад?

– Заметила. Сейчас нас засыплет, мы умрём вместе, в один день и час, и нас найдут только весной. Не выпускай меня, слышишь?

– Не выпущу. Я не хочу, чтобы ты уходила. Я не хочу расставаться с тобой. Я не хочу умирать всякий раз, когда ты уходишь. Я не хочу мучаться, представляя тебя с ним…

– Потерпи еще немного. Я скажу ему… Я скажу, что хочу развод, что не люблю его больше. В январе. После Нового года. А ты заканчивай свой роман, только имей в виду, я хочу, чтобы там был счастливый конец. Никаких внезапных смертей, никаких аварий, разлук, ураганов и падения метеоритов. Пусть будет банальный хэппи энд. И торжествует любовь. И пусть бредут они вдоль кромки прибоя по бесконечному пляжу и подбирают кусочки бирюзы с белого песка. И крик чаек пусть будет. И яркие звёзды в низком черном небе. И шипение волн, накатывающих на песок. И далёкая музыка с проплывающего парохода.

– Я никогда не был на море. Я вообще нигде не был.

– Мы поедем на море. Мы будем путешествовать. Ты напишешь много книг, про нас тоже. Мы будем богаты. У нас будет трое детей. Два мальчика и девочка. – Она повторяла то, что говорила уже много раз, прижимаясь к его груди, слыша, как гулко бьётся в ответ его сердце.

– Может, зайдём в «Сову»? – спросил умоляюще мужчина. – Хоть на полчаса…

– Димочка, честное слово, не могу. Если меня не будет дома, разразится страшный скандал. Я боюсь его. Он что-то подозревает, выспрашивает, где я была, с кем. Первый хватает трубку телефона… Ты мне не звони, ладно? Не нужно дразнить его раньше времени. И на мобильник не звони. У нас все праздники будут люди, я даже не смогу с тобой поговорить. Ну-ну, Димочка… пожалуйста, а то я сейчас заплачу. Мне плохо с ним, ты же знаешь… Он грубый, жестокий, примитивный. Просто животное. Я не хотела тебе говорить… Он ударил меня… – Женщина начинает всхлипывать.

– Я убью его! – Мужчина сжимает кулаки.

– Глупый, – говорит она, улыбаясь сквозь слёзы. – Никого не надо убивать. Мы просто уйдём от него.

– Когда?

– Скоро. Совсем уже скоро.

– Почему нельзя прямо сейчас? – спросил он в тысячный раз. – Ты можешь жить у меня!

– В твоей коммуналке? Без денег? Нет, Димочка, сначала он отдаст мне всё, что должен. А потом я уйду. Не раньше. У меня уже есть адвокат. Потерпи еще немножко, – в тысячный раз ответила она.

– Сколько?

– Месяц! Всего-навсего.

У него был тон капризного ребёнка, стоящего у витрины детского магазина, выпрашивающего новую игрушку. У неё – терпеливой матери. Они познакомились три недели назад на выставке местного художника Николая Башкирцева в краеведческой галерее городского исторического музея. Потом пошли пить кофе в кафе через дорогу. Выставка была так себе, и от работ Башкирцева они перешли на проблемы искусства вообще. Она побывала в Лувре и Британском музее, он никогда не выезжал за границу. Так складывались обстоятельства. Да и денег лишних не было. Вот, когда выйдет его книга… Труд всей его недолгой жизни. Мысли об истории, цивилизации, будущем человечества. Его философия бытия.

Зовут его Дмитрием Андроновичем Сотниковым. И себе на жизнь он зарабатывает литературной подёнщиной. Четыре года назад он закончил факультет журналистики местного педагогического университета, и с тех пор обрабатывает мемуары отставных военных и политиков, благо желающих много. Сейчас можно напечатать всё, что угодно. Деньги на бочку – и пожалуйста! Тираж в тысячу экземпляров стоит три тысячи баксов. За удовольствие надписать собственную книгу друзьям и знакомым не жалко отдать и больше. Конечно, платят за такую работу не бог весть сколько, но на жизнь хватает.

Она удивлялась его откровенности – он не пытался хвастаться и пускать пыль в глаза, не рисовался, не надувал щеки. В его готовности рассказывать о себе, ничего не утаивая, было что-то ребяческое. Она решила, что это от одиночества. И позже поняла, что не ошиблась. Он был одинок, этот бывший маменький сынок, воспитанный интеллигентной мамой-библиотекарем вдали от грязного и жестокого мира на сочинениях прекраснодушных просветителей с их утопиями и наивным футуризмом. Он был настолько чист, этот Дима Сотников, что производил впечатление человека слегка неадекватного, или, скажем прямо, чокнутого. Он мог одолжить деньги первому встречному, положившись на обещание вернуть их в самом скором времени, а потом долго сокрушаться: «Бедный человек, не отдаёт! Видимо, бедствует». Мама его умерла год назад, и просто удивительно, что Дима до сих пор продолжал существовать. Друзей у таких мальчиков, как правило, не бывает. Не было их и у Димы. Книги были его друзьями.