Кэролайн Грэм «Убийства в Бэджерс-Дрифте» Издательство Пушкинского фонда, 2017

Проходя между домами, Барнаби все отчетливее ощущал, что за ним наблюдают. Незнакомец в маленьком поселении всегда вызывает самый живой интерес, и он видел, что далеко не одна занавеска дрогнула, когда он шел мимо. Теперь, хотя улочка позади него выглядела пустынной, он почувствовал, как у него немного сводит основание шеи. Он обернулся. Никого. Потом он увидел у своих ног дрожащий радужный отсвет и посмотрел наверх. В чердачном окошке богатого одно- этажного дома возле «Черного мальчика» сверкнуло стеклышко, преломлявшее свет, и мелькнуло чье-то лицо.

Мисс Беллрингер жила в небольшом современном доме в конце улочки. Барнаби прошел по тропинке, посыпанной мелким гравием и по краям обильно заросшей. Рододендроны, лавры и розы безудержно устремлялись во все стороны. К главной двери были приделаны железная бычья голова и объявление в прозрачном пластиковом конверте: «Стучите громко». Он постучался громко.

Тотчас же пронзительный голос завопил: «Что ты делаешь?» Послышался тяжелый стук, как будто упал какой-то предмет мебели, потом — гнусавое мяуканье, и мисс Беллрингер открыла дверь.

— Извините, это Веллингтон. Прошу.

Она привела Барнаби в гостиную, пребывавшую в полнейшем беспорядке, и принялась поднимать с пола упавшие книги. Старший инспектор присел, чтобы помочь. Все книги были очень тяжелыми.

— Понимаете, он все время куда-то лезет. Не знаю, кто это придумал, будто кошки ловкие. Наверняка у него и кошки-то никогда не было. Веллингтон постоянно скидывает все на пол.

Барнаби заметил на крышке рояля солидного кота темно-серой масти, с белыми чулочками на лапах. Эта кличка ему явно шла. Его физиономия походила на старый башмак, сплющенный и потрепанный. Он с иронией наблюдал, как они расставляют книги. Этот кот явно никуда не спешил и ожидал своего часа.

— Пожалуйста, садитесь.

Мисс Беллрингер махнула рукой, едва не сбив со стены несколько фотографий. Барнаби убрал с кресла груду непереплетенных нот, расписного керамического утенка, жестянку с тянучками и сел.

— Итак, старший инспектор… — Она устроилась напротив него на двухместном диванчике в викторианском стиле и сцепила руки на коленях (на ней были медно-красные бриджи). — До чего вы доискались?

— Итак, — эхом откликнулся Барнаби, — вашу подругу, безусловно, что-то разволновало. — Я так и знала! — Она хлопнула себя по ноге, подняв легкое облачко пыли. — Что я вам говорила?

— К несчастью, не представляется никакого способа выяснить, что именно.

— Расскажите мне, что вы узнали. Описывая свою встречу с Терри Бейзли, Барнаби обвел взглядом комнату. Она имела большие размеры и от пола до потолка была заполнена книгами и предметами декора, засушенными букетами и комнатными растениями. Три полки занимали выпущенные издательством «Пингвин» классические детективы в зелено-белых обложках. На камине стояли большая голова из камня и дорогой музыкальный проигрыватель «Куэд энд Линн», а возле створчатого окна висел затянутый паутиной Бен Николсон* (Бен Николсон (1894–1982) — английский художник-абстракционист).

— И что нам теперь делать? — Она проницательно и выжидающе воззрилась на него и переместилась на самый краешек своего диванчика, готовая ко всему.

Барнаби рассердило, что она считает его каким-то фокусником. Но его предчувствия насчет этого дела (если будут основания заводить дело) были смутными и неясными. Он не вытащит кролика из шляпы. Он даже не уверен, есть ли у него шляпа.

— Вам ничего не надо делать, мисс Беллрингер. Я попрошу полицейского хирурга осмотреть тело. Для этого мне понадобится ваше разрешение…

— Конечно, конечно.

— Если он не сочтет дальнейшие действия целесообразными, это, вероятно, будет означать конец расследования.

Он ожидал, что эти слова ее опечалят, но она энергично и одобрительно закивала:

— Прекрасно. Похоронное бюро Брауна. Керридж-стрит. Я напишу ему записку. Она черкнула несколько строк вечным пером, заправленным тушью, на листе плотной и гладкой белой бумаги. Потом подала ему конверт со словами:

— Не вправе вас задерживать. Дадите мне знать, чем все завершится? Так держать, старший инспектор Барнаби!

Барнаби прикрыл рот рукой и кашлянул. Когда они направлялись к дверям, мисс Беллрингер взяла в руки фотографию в красивой лепной рамке.

— Это Эмили. Ей тогда было восемнадцать. Мы только начали учительствовать.

Барнаби посмотрел на выцветшую черно-белую фотографию. Это был студийный портрет. Люси стояла возле жардиньерки, на которой громоздилась пальма в горшке. Эмили сидела на табурете и смотрела прямо в камеру. Прямые светлые волосы, убранные в шиньон, широко расставленные глаза, плотно сжатые губы. Юбка по щиколотку и белая блузка выглядели очень опрятными. Люси широко улыбалась. Ее собранные в пучок волосы сбились на сторону, а подол юбки слегка обвис. Ее рука покровительственно лежала на плече подруги.

— Что вы преподавали? — Барнаби вернул фотографию обратно.

— Моей специальностью была музыка. Специальностью Эмили — английский. Но, конечно, мы преподавали и почти все остальное. Так было в те времена. — Она проводила его до парадной двери. — Нынче школе пришел конец. Из нее сделали какой-то проходной двор. Полный ужасных людей из Лондона.

— Кстати, — Барнаби обернулся на пороге, — вашу подругу когда-нибудь донимали мыши?

— Помилуйте, нет. Дом у нее был чистым как стеклышко. Эмили терпеть не могла мышей. Повсюду была раскидана отрава. Хорошего вам дня, старший инспектор.