Ли Куан Ю «Из третьего мира в первый»
Отправляясь в одиночное плавание
Есть пособия, по которым можно научиться построить дом, отремонтировать двигатель или написать книгу. Но мне никогда не попадался учебник по созданию нации
из разношерстного состава иммигрантов, прибывших из Китая, Британской Индии,
Голландской Ост-Индии, или книга о том, как обеспечить население города средствами к существованию в условиях, когда он утратил свою прежнюю экономическую
роль торговых ворот региона.
Я никогда не думал, что в 1965 году, в возрасте 42 лет, мне придется встать во главе независимого Сингапура и принять на себя ответственность за жизнь его двухмиллионного населения. Начиная с 1959 года (мне исполнилось тогда 35 лет) я был
премьер-министром самоуправляемого штата Сингапур. Мы присоединились к Федерации Малайзия в сентябре 1963 года. Между Сингапуром и федеральным правительством имелись фундаментальные разногласия по политическим вопросам, и это
привело к тому, что 9 августа 1965 года федеральное правительство потребовало
от нас выйти из состава Федерации. Так мы стали независимым государством, идущим по непроторенному пути.
Мы столкнулись с огромными препятствиями, и наши шансы на выживание были
невероятно малы. Сингапур являлся искусственным образованием. Созданный англичанами в качестве торгового форпоста, он постепенно стал центральным пунктом
их всемирной морской империи. С ее крахом мы унаследовали остров без материка,
сердце без тела.
Комментарии иностранной прессы, последовавшие сразу за провозглашением
независимости, в один голос предсказывали нашу гибель, усугубляя мое и без того
мрачное настроение. Один автор сравнил уход Британской империи из ее колоний
с упадком Римской империи. Тогда, с уходом римских легионов, рухнули закон
и порядок, ибо их место заняли варварские орды. 10 августа 1965 года корреспондент Sydney Morning Herald Дэнис Уорнер писал: «Независимый Сингапур не рассматривался в качестве жизнеспособного образования три года назад, ничто в текущей ситуации не предполагает, что он более жизнеспособен сегодня». Ричард Хьюз
высказался в лондонской Sunday Times от 22 августа 1965 года следующим образом:
«Сингапурская экономика разрушится, если будут закрыты британские военные
базы, на содержание которых ежегодно расходуется более чем 100 миллионов фунтов
стерлингов». Я разделял эти опасения, но не высказывал их открыто: моя обязанность состояла в том, чтобы дать людям надежду, а не деморализовывать их.
Действительно, наиболее важным из всех занимавших меня вопросов стал вопрос
о том, как долго англичане хотели или могли удерживать свои военные базы в Сингапуре. Сократят ли они сроки своего пребывания в Сингапуре из-за того, что мы отделились от Малайзии? Гарольд Вильсон (тогдашний премьер-министр Великобритании) уже сталкивался с оппозицией внутри его собственной парламентской фракции.
Политика сохранения военного присутствия Великобритании «к востоку от Суэца»
была дорогостоящей и мешала лейбористскому правительству в борьбе за голоса избирателей. Правительство нуждалось в деньгах для реализации социальных и иных
программ, приносивших голоса избирателей. Соединенные Штаты — единственный
гарант безопасности и стабильности в Восточной Азии — глубоко увязли в партизанской войне во Вьетнаме, чрезвычайно непопулярной среди их европейских союзников и правительств африканских и азиатских государств. Антиамериканская
пропаганда, которая велась Советским Союзом и Китайской Народной Республикой,
оказалась особенно эффективна в странах третьего мира. Я чувствовал, что смена
британского военного присутствия на американское стала бы для Сингапура политически дорогостоящей, а то и вообще неосуществимой затеей. А Новая Зеландия
и Австралия не могли гарантировать нашу безопасность своими силами.
Я боялся, что постепенно, но неуклонно британское влияние станет уменьшаться, а американское — расти. Для моего поколения, родившегося и выросшего в Британской империи, это было сложной переменой. Мне пришлось бы договариваться
с американцами самостоятельно, без посредничества англичан. Англичане правили
империей с некоторой долей любезности. Американцы же вели себя совсем иначе,
насколько я мог видеть по тому, как они обращались с южновьетнамскими лидерами
и даже с правительствами Таиланда и Филиппин, которые находились в не столь бедственном положении, как их коллеги в Сайгоне. Америка была на подъеме, обладала
огромной мощью и привыкла демонстрировать ее.
К этому добавилось назойливое бремя строгой личной безопасности. Сразу после
отделения от Малайзии полицейский, отвечавший за обеспечение моей безопасности, предупредил меня, что я стал главным объектом ненависти в Malaysian — газете,
выходившей на малайском языке, а также в малайских радио- и телепередачах, принимавшихся в Сингапуре. Он посоветовал мне переехать из моего дома на Окслироуд, пока служба безопасности не произведет некоторые изменения в доме. Вместо одного офицера обеспечением моей безопасности стали заниматься множество
сотрудников. Он также наладил негласную охрану моей жены Ква Гок Чу и наших
детей. В отличие от коммунистов, рациональных и не видевших никакой выгоды
в нападении на Чу или наших детей, угроз, исходивших от расовых фанатиков, предсказать было нельзя. Три-четыре месяца Чу и я жили в Чанги — правительственном
особняке у моря, около авиабазы британских ВВС Чанги, внутри охраняемой территории. В течение этого времени я проводил заседания правительства нерегулярно,
так как поездки в мой офис в здании муниципалитета вызывали нарушение дорожного движения непривычным эскортом, состоявшим из мотоциклистов и автомобиля с охраной. Я принимал срочные решения, проводя телефонные конференции с соответствующими министрами, что избавило меня от бесконечных заседаний в здании правительства. Мои личные помощники и секретарь правительства Вон Чул Сен
ежедневно приезжали в дом, где я работал. На небольшом расстоянии от него находилось поле для игры в гольф, принадлежавшее британским ВВС. Это позволяло
на время отвлекаться от ежедневного перемалывания бумаг и отчетов. Как правило,
я проходил девять лунок, иногда с другом, а иногда без партнеров, в сопровождении
Чу, которая составляла мне компанию.
Троим нашим детям следовало посещать школу, но им приходилось оставаться
дома и мириться с неудобствами. К примеру, была построена кирпичная стена, отгородившая передний подъезд нашего дома от дороги. Временно, пока пуленепробиваемые стекла отсутствовали, наши окна закрыли стальными пластинами. Это сделало комнаты похожими на тюремные камеры, и вся семья почувствовала огромное облегчение, когда через несколько месяцев, наконец, вставили стеклянные окна. Когда я возвратился на Оксли-роуд, его охрану поручили полицейским-гуркам, завербованным англичанами в Непале. Если бы возникла ситуация, в которой полицейских-китайцев вынудили бы стрелять в малайцев или полицейских-малайцев — стрелять в китайцев, то это могло бы повлечь за собой серьезные последствия. Гурки же были нейтральны и, кроме того, отличались строгой дисциплиной и преданностью. Все это усиливало мое чувство незащищенности и только подчеркивало безотлагательную
необходимость создания армии для защиты нашей хрупкой независимости.
У меня имелось множество неотложных проблем. Во-первых, необходимость
добиться международного признания независимости Сингапура, включая вступление в ООН. Я назначил министром иностранных дел Синатамби Раджаратама
(которого все по-дружески называли Раджой). Он подходил для этой должности,
будучи известен своими антиколониалистскими и националистическими взглядами со студенческих лет в Лондоне до и во время войны, хотя и не отличался радикализмом. Обаятельный, учтивый, искренний, он умел находить правильный
баланс между твердым отстаиванием принципов и достижением дипломатических
компромиссов. Его любили и уважали все, с кем он работал дома и за границей.
В сентябре 1965 года, после того как стали поступать сообщения о дипломатическом признании Сингапура, заместитель премьер-министра То Чин Чай и министр
иностранных дел Раджа отправились в Нью-Йорк, чтобы добиться вступления
Сингапура в ООН.
Моим следующим заданием стала организация обороны государства. У нас совсем не было армии. Два наших батальона находились под командованием малайского бригадного генерала. Как же создать хоть какие-то вооруженные силы, причем
быстро? Мы должны были суметь сдержать и в случае необходимости предотвратить
любую безрассудную попытку малайских экстремистов в Куала-Лумпуре совершить
переворот в Сингапуре. Используя живших в городе малайцев, они могли попытаться уничтожить нашу только что обретенную независимость. Многие малайские лидеры в Куала-Лумпуре полагали, что ни в коем случае нельзя позволить Сингапуру
оставить Малайзию, что его необходимо подчинить. Если бы что-нибудь случилось
с премьер-министром Малайзии Тунку Абдулом Рахманом, его место занял бы Тун
Абдул Разак, и тогда лидеры малайских экстремистов могли бы отменить решение
Тунку о выводе Сингапура из состава Федерации. Этот период отличался большой
неопределенностью.
Напряженно работая над этими главными вопросами, мне приходилось уделять внимание и другой неотложной задаче — поддержанию общественного порядка.
Мы опасались, что поддерживавших ОМНО малайцев охватит безумие, когда они поймут, что правительство Малайзии бросило их и они снова стали меньшинством в Сингапуре. Наша полиция главным образом состояла из малайцев. Если бы полиции
пришлось бороться против малайских мятежников, желавших воссоединиться с Малайзией, то ее лояльность оказалась бы под вопросом. Два наших батальона также
были, в основном, укомплектованы малайцами — уроженцами Малайи.
К моему облегчению, Го Кен Сви (Goh Ken Swee) стремился взять ответственность
за создание вооруженных сил на себя. Я решил, что он станет отвечать и за Министерство обороны, и за Министерство внутренних дел, объединив их в единое Министерство внутренних дел и обороны (МВДО — Ministry of Interior and Defense).
Это позволило бы ему использовать полицию в ходе начальной военной подготовки
армейских новобранцев. (Номерные знаки транспортных средств вооруженных сил
Сингапура до сих пор имеют серию МВДО). Переход Кен Сви в МВДО оголил Министерство финансов. Я обсудил с ним этот вопрос и решил назначить на должность
министра финансов Лим Ким Сана. Ким Сан был человеком практического склада,
а кроме того, он мог тесно работать с Кен Сви безо всяких трений, позволяя последнему неофициально влиять на финансовую политику.
Третьей и наиболее болезненной проблемой стала экономика: как обеспечить население города средствами существования? Индонезия находилась с нами в состоянии
«конфронтации», что вело к застою в торговле. Малайзия хотела обойти Сингапур
и вести дела напрямую со всеми торговыми партнерами — импортерами и экспортерами — и только через собственные порты. Каким образом мог выжить независимый
Сингапур, не являясь более центром обширного региона, которым Великобритания
когда-то управляла как единым целым? Нам необходимо было найти ответы на эти
вопросы, причем достаточно быстро, поскольку 14-процентный уровень безработицы, тревожный сам по себе, имел тенденцию к повышению. Кроме того, мы должны
были научиться зарабатывать на жизнь как-то иначе, чем в условиях британского
правления. Мне приходилось видеть наши склады полными каучука, перца, копры,
ротанговой пальмы, видеть рабочих, трудолюбиво очищавших и сортировавших сырье для последующего экспорта. Импорта такого сырья из Малайзии и Индонезии
для обработки и сортировки больше не предвиделось. Нам предстояло создать новую
экономику, опробовать новые методы и схемы работы, никогда прежде не испытанные где-либо в мире, потому что другой страны, подобной Сингапуру, просто не су-
ществовало. Более всего на Сингапур походил Гонконг, который также был островом,
но им все еще управляла Великобритания, а в тылу у него находился Китай. Экономически Гонконг в значительной мере являлся частью Китая, выполняя роль посредника в торговле Китая с капиталистическим миром.
Размышляя над всеми этими проблемами и ограниченным набором возможных
решений, я пришел к выводу, что островное государство-город в Юго-Восточной
Азии не смогло бы выжить, если бы пыталось идти обычным путем. Нам следовало
предпринять экстраординарные усилия, чтобы стать сплоченными, твердыми и при-
спосабливающимися к различным обстоятельствам людьми, способными делать все
лучше и дешевле, чем наши соседи, которые хотели обойти нас в качестве посредников в региональной торговле, сделать ненужной нашу роль торговых ворот региона.
Мы должны были отличаться от других.
Нашим самым ценным активом стало доверие людей, которое мы заслужили борьбой против коммунистов и малайских экстремистов, а также тем, что нас не удалось
запугать тогда, когда полиция и армия оказались в руках центрального правительства.
Коммунисты высмеивали моих коллег как «гончих псов колониалистов — империалистов» и проклинали нас как лакеев и прихвостней малайских феодалистов. Тем
не менее когда ситуация осложнилась, то даже скептически настроенные, склоняв-
шиеся к левым китайцы увидели в нашей группе буржуазных, получивших английское образование лидеров, защитников своих интересов. Мы действовали осторожно, чтобы не подорвать это недавно завоеванное доверие плохим управлением
и коррупцией. Я нуждался в этой политической силе, чтобы максимально использовать те немногочисленные активы, которые имелись в нашем распоряжении, в первую очередь — природную гавань мирового класса, стратегически расположенную
на одном из самых оживленных перекрестков всемирной сети морских путей.
Другим ценным активом являлись наши люди: трудолюбивые, бережливые, стремившиеся учиться. Хотя они и принадлежали к различным расам, я верил, что проведение справедливой и беспристрастной политики позволило бы им мирно жить вместе, особенно если бы такие трудности и лишения, как безработица, распределились
равномерно, а не легли, в основном, на плечи национальных меньшинств. Было критически важно удержать вместе разноязычное, сочетавшее в себе различные культуры
и религии общество, сделать его устойчивым и достаточно динамичным, чтобы Сингапур смог успешно конкурировать на мировых рынках. Но как выйти на эти рынки?
Этого я не знал. Никто не заставлял нас избавляться от британского владычества —
мы добились этого, движимые нашими внутренними убеждениями. Теперь мы сами
отвечали за безопасность и обеспечение средствами существования двух миллионов
людей. Мы должны были добиться успеха, поскольку если бы мы потерпели неудачу,
нашим единственным выбором стало бы воссоединение с Малайзией, но теперь уже
на их условиях, то есть на правах одного из штатов, подобно Малакке или Пенангу.
Я плохо спал. Чу заставила моих докторов прописать мне успокоительное, но пиво
или вино за обедом помогали лучше таблеток. Мне было тогда сорок с небольшим,
я был молод и энергичен. Каким бы трудным и беспокойным не выдавался день,
в конце его находил пару часов, чтобы попрактиковаться в игре в гольф, размявшись
50–100 ударами и пройдя девять лунок с одним-двумя партнерами. Тем не менее я недосыпал. Однажды утром, уже довольно поздним, когда недавно прибывший британский верховный комиссар Джон Робб явился ко мне со срочным правительственным
сообщением, я принял его дома, все еще находясь в постели из-за физического истощения. Британскому премьер-министру Гарольду Вильсону, должно быть, доложили
об этом, поскольку он выразил мне свое беспокойство. 23 августа 1965 года я написал
ему: «Не беспокойтесь о Сингапуре. Мои коллеги и я и в трудных обстоятельствах
остаемся нормальными, рациональными людьми. Мы взвешиваем все возможные
последствия прежде, чем делаем любой ход на политической шахматной доске…
Наши люди имеют желание и ресурсы, чтобы бороться за выживание».
Тревожный звонок, раздавшийся ночью 30 сентября 1965 года, прервал размышления об этих проблемах: мне сообщили о перевороте в Индонезии. Прокоммунистические офицеры убили шесть индонезийских генералов, подавление переворота генералом Сухарто сопровождалось кровопролитием. Мое беспокойство из-за ситуации,
становившейся все более неопределенной, еще более усилилось.
Итак, в тот памятный день 9 августа 1965 года я с огромным трепетом отправился
в путь по неизведанному пути к еще неведомой цели.